тер у тебя такой, и не приучен ты мелочам внимание уделять, ты ими брез-
говать приучен, приучен брезговать мелочами и сегодняшним днем - ты ду-
маешь, что это недостойно пристального рассмотрения, что главное - это
обязательно что-то большое и обязательно устремленное в завтрашний ден
ь...
- Ты меня совсем каким-то ослом выставляешь,- сказал Петер.
- Ты и есть осел,- сказал Баттен.- Если хочешь знать, на таких, как
ты, все и держится.
- Это ты загнул,- сказал Петер.
- Ничуть,- сказал Баттен.
Они помолчали, и Петеру представилась вдруг во всей красе нелепость
каких-либо возражений на эту голую истину - да, господа, истину, таким
уж я уродился, таким выкормлен и выбит, чтобы не обращать внимания на
детали быта и вообще все суетное и преходящее, а видеть явление целиком
и проникать в суть, и обобщать с точки зрения прогрессивной философии
пангиперборейства - а ты ее знаешь, ту философию? Вот то-то и оно...
И вообще, все это действительно неважно, а важно то, что жив Баттен,
что сработало его чутье и что, доверяя чутью Баттена, порох надо держать
сухим.
- Пойду я,- сказал Петер.- Значит, солярки...
- Пожалуйста,- сказал просительно Баттен, и Петер вспомнил, что Бат-
тен мерзляк и всегда кутается во что-нибудь теплое.
Интересно, почему они мне все доверяют: и чокнутый Шанур, и дезертир
Баттен, с усталым недоумением думал Петер. Более того: почему я допус-
каю, чтобы они мне доверяли и втягивали меня в самые разные под-
расстрельные истории? Как у меня там с инстинктом самосохранения? Петер
прислушался к себе. С инстинктом было хреново: весь замордованный, он
свернулся калачиком где-то на дне и тихонько поскуливал. Бедняга, пожа-
лел его Петер, и инстинкт слабо огрызнулся: себя пожалей.
А в блиндаже господин Мархель устраивал разнос младшим операторам. Он
сидел за столом, на котором горой громоздились катушки с пленкой и про-
чие атрибуты киношной деятельности, и выговаривал за развал работы, а
операторы стояли навытяжку: Армант внимал ему со скукой, Шанур - с ти-
шайшим бешенством в глазах.
- А вот и главный виновник,- сказал, поворачиваясь всем корпусом, как
самоходное тяжелое штурмовое орудие "Элефант", господин Мархель; только
сейчас Петер усек, что он в дрезину пьян.- Итак, господин под-пол-ков-
ник, объясните-ка мне, соблаговолите, как вы понимаете политику нашего
Императора в области... Смиррна! Стоять, как подобает, когда речь идет
об Его Величестве! ...как вы понимаете своей брюквой, которая у вас рас-
тет на месте наблюдательно-мыслительного органа, в просторечии...
Петер повесил камеру на гвоздь, подошел к господину Мархелю вплотную
и четко, сдерживая себя из последних сил, произнес:
- Господин советник, потрудитесь покинуть наше общество. Вы находи-
тесь в состоянии, недопустимом для продолжения разговора.
- Т-ты!..- клокотнул господин Мархель и стал подниматься из-за стола,
цапая себя за задницу, где должна была находиться кобура, и тогда Петер
ему врезал. Ох, и много же он вложил в этот удар! Все, что лежало на
столе, так и брызнуло в стороны, и ноги господина Мархеля, обутые в мяг-
кие шевровые сапоги, взметнулись над столом буквой "V" - символом победы
и возмездия. Потом он тяжело грохнулся на пол по ту сторону стола и за-
тих.
Немая сцена: Петер придерживает левой рукой правую, потому что правая
занемела и ниже локтя ее будто бы нет совсем, поэтому он непроизвольно
ее там ощупывает, чтобы убедиться, что она все-таки есть; Армант и Шанур
растерянны до предела, такого оборота событий они не ожидали и теперь не
могут вспомнить свои действия и реплики в этом варианте. Пять секунд,
десять секунд... Кончилась немая сцена.
Армант: Вы что, вы что?.. Совсем уже? (чуть не плачет: огибает стол,
наклоняется над господином Мархелем).
Шанур: Бог ты мой! Какой апперкот! Какой классический апперкот!
Армант: Господин советник? Господин советник? Не дышит! Что же будет?
Что вы наделали? Что вы наделали? Нас же всех расстреляют!
Шанур: Перестань скулить! Петер... (не может словами выразить свои
чувства, поэтому делает жесты, будто рвет на себе волосы и подбрасывает
их вверх; в тех местах, откуда Шанур родом, это означает проявление наи-
высшего ликования души).
Петер: Да ну вас. Сами не могли послать его подальше... А как он но-
гами!
Шанур: А как он ногами! Я никогда не забуду - как он ногами! (начина-
ет хохотать; он хохочет громко и совершенно неэстетично, широко раскры-
вая рот и задирая голову, при этом звуки возникают такие, будто в горле
у него работает небольшая камнедробилка).
Петер: Да ну вас... Ну вас всех... (скисает от смеха, отходит, дер-
жась за живот, и валится на кровать; дальше хохочет лежа).
Армант: Господин советник? Вы живы? Ну откройте же глаза. Не открыва-
ет. Что же будет? Вы что - с ума посходили? Не понимаете ничего? (вне-
запно тоже начинает смеяться; сквозь его страх прорывается странный рва-
ный смех, иногда усилием воли Арманту удается сдержать смех и сделать
скорбное лицо, но это на секунду, не более: губы начинают кривиться, и
он вновь захлебывается смехом, только в глазах мелькает паника, как у
настоящего утопающего).
Петер: Оставь его, Ив. Проснется утром и ничего помнить не будет.
Армант (с надеждой): Вы думаете?
Петер: Ты что, сам никогда не надирался?
Армант: Хоть бы обошлось...
Шанур: Да ладно тебе. Запричитал...
Господина Мархеля общими усилиями подняли с пола и уложили на кровать
Арманта. Обморок его скоро перешел в сон, он задышал глубоко и ровно,
потом захрапел. Под утро он привел постель Арманта в негодность, но не
проснулся.
Рапорт, подготовленный Петером, в кратком изложении трактовал события
так: господин советник в нетрезвом виде угрожал оружием подполковнику
Милле, был подполковником обезоружен и обездвижен. Просьба не придавать
инцидент огласке. Однако подавать рапорт не пришлось, так как господин
Мархель, проснувшись поздно и с тяжелой головой, несколько сконфузился,
потрогал припухшую челюсть, извинился перед младшими операторами за при-
чиненное беспокойство и, кое-как приведя себя в порядок, удалился. Через
час он вызвал Петера и еще раз принес свои извинения; как Петер понял, о
событиях вчерашнего вечера он имеет весьма смутные и путаные представле-
ния. Потом господин Мархель сказал:
- Мне кажется, мы несколько расслабились и позволили себе... позволи-
ли расслабиться... да. Туман, снижение темпов работ, некоторая, я бы
сказал, некинематографичность происходящих событий; но тем более надо
собраться с мыслями, проявить определенную фантазию, мастерство, талант,
наконец. Я прошу вас сегодня вечером в штаб генерала на совещание. Поду-
майте, не внести ли какие-нибудь изменения в сценарий? Да, и вот еще
что: я вызвал усиление, и завтра прибудут еще несколько человек из вашей
редакции, а во-вторых, есть информация, не слишком, правда, достоверная,
что наш техник не был похищен агентурой, а просто дезертировал; прошу
вас, попытайтесь проверить и, если возможно, опровергнуть эту информа-
цию. Вам это сделать проще, чем мне.
- Слушаюсь,- сказал Петер.
- Ах, подполковник, оставьте этот официальный тон! Ну какой вы, к
черту, военный? А я? Зачем нам этот барьер субординации? Давайте на "ты"
и по именам? Хотя бы без посторонних?
Петер понимал, что медлить при ответе нельзя, что самое неудачное бы-
ло бы помедлить и сказать "да", поэтому он без внешних проявлений сомне-
ний и брезгливости протянул руку и сказал:
- Петер.
Господин Мархель руку принял, пожал - кисть у него была вялая и горя-
чая - и сказал:
- Гуннар!
В голосе его была какая-то неподобающая случаю значительность.
Только позже Петер понял суть этого перехода на "ты" и далее - к раз-
нузданному амикошонству. По въевшейся привычке господин Мархель намерен
был поменять местами причину и следствие, чтобы после некоторой времен-
ной экспозиции казалось: вот были старые кореша, Гуннар и Петер, и Гун-
нар схлопотал в рыло от Петера, и ничего особенного в этом нет, то ли
еще бывает между старыми корешами, это вам не от подчиненного плюху по-
лучить, да еще при свидетелях...
Туман не поредел, и внизу, у стапеля, стало просто невозможно нахо-
диться: смешиваясь с соляровым чадом, туман превращался в нечто непере-
носимое, едкое и для дыхания непригодное, а оседая на камне, образовывал
скользкую, как сало, пленку, по которой катились даже рифленые подметки
итальянских хваленых ботинок, и дважды Петер припечатывался к земле-ма-
тушке весьма чувствительно. Работа почти стояла. Петер поискал и нашел
Козака, и Козак рассказал ему, что за последние три дня удалось поста-
вить лишь одну секцию, и пока ничего не предвидится, потому что все по-
растеряли, новые начальники-выдвиженцы ни хрена не умеют, крепежных уз-
лов опять некомплект, а площадка загромождена неочередными секциями так,
что пешему не пройти. "Бардак",резюмировал он.
Инженер Ивенс пытался организовать рассортировку на монтажной площад-
ке, но ничего лучшего, чем просто побросать секции в каньон, он не при-
думал. Несколько секций сбросили, а потом вниз сорвался трактор, и трак-
торист выпрыгнуть не успел. Ивенса опять чуть не пристрелили.
Дважды на глазах у всех, и у Петера в том числе, солдаты комен-
дантского взвода подходили к офицерам-саперам и уводили их. Затем Петер
подслушал интересный разговор:
- Пять против одного на Крюгера.
- Принято.
- Три против одного на Нооля.
- Принято.
- Семь против трех на Ивенса.
- Принято.
- Два против одного на сержанта Дегенхарта.
- Принято.
- Двадцать пять против одного на оператора Шанура.
- Принято.
Петер заглянул за угол трансформаторной будки. Саперы окружили чело-
века в плащ-накидке, в руках у него были билетики, которые он раздавал,
помечая что-то в них и в блокноте; деньги, получаемые от саперов, он
складывал в полевую офицерскую сумку. Полагаясь на свою невидимость, Пе-
тер подошел поближе и взялся за камеру. В грохоте и лязге, производимом
механизмами, в гудении, исходящем от трансформатора, услышать звук рабо-
тающей камеры было невозможно, однако человек с билетиками поднял голову
и подозрительно огляделся, но Петера не увидел. Это был адъютант генера-
ла Айзенкопфа майор Вельт.
Петер, Шанур и Козак курили в той самой пещерке, где когда-то жгли
костерок и пили хороший чай в теплой компании. Козак рассказывал самые
распаскуднейшие новости. Не таясь, комендатурщики подходили к саперам и
требовали от них доносительства. Если кто-то отказывался, его уводили;
если кто-то соглашался, но не выполнял - его тоже уводили. Был выпущен и
распространен специальный бланк "Для донесения", в котором все излага-
лось типографским способом и оставалось лишь подставить имя и фамилию. С
прошлой недели якобы неофициально работает тотализатор, и что из этого
выйдет, еще неясно. Все смотрят друг на друга с опаской. Если так пойдет
и дальше...
Петер рассказал немного о лагере. Шанур смотрел на него с открытым
ртом, а Козак выслушал почти равнодушно и проворчал: "Ясное дело..." Они
докурили и разошлись.
Совещание у генерала открыл сам генерал.
- Думаю, можно подвести первые итоги,- сказал он.- Хотя ускорить темп
работ не удалось, но в остальном успехи большие. Выявлено и изолировано
либо уничтожено тысяча пятьсот два агента врага. Прорыто сорок пять мет-
ров туннеля под каньоном. Проведена замечательная кампания по наглядной
агитации. Как я понимаю, взятое нами направление совершенно верное. Гун-
нар, когда ты намерен закончить фильм?
- Видишь ли,- сказал господин Мархель,- речь еще не идет о завершении
фильма. Речь идет о продолжении съемок и возможном перемонтаже некоторых
сцен.
- Пора уже думать о завершении,- возразил генерал.
