- Я только ПОДУМАЛ, что неплохо бы... - замямлил я.
Но Мастер меня оборвал решительно и жестко:
- Так вот, заруби у себя на носу: в море, на этом судне, прежде чем
ПОДУМАТЬ, ты должен спросить у меня разрешения. Понял?
- Есть спросить у вас разрешения, - ответил я ему так, как ему отве-
чали на судне все.
Ну, что мне сказать об английских портовых Кошках?
Кошки как Кошки. Ничего особенного. Как говорил Шура, не фонтан...
Прямо скажем - не наши Кошки.
Это я не в упрек, а ради четкого разграничения национальных особен-
ностей. Не более того.
Наши российские Кошки к половому акту относятся взволнованно и тре-
петно - как к восхождению на Голгофу. Как к некоему акту самопожертвова-
ния.
А в глазах трахающего их Кота они больше всего на свете боятся поте-
рять уважение, которого они, по их мнению, несомненно заслуживают. Воп-
рос "А ты меня потом уважать будешь?" - я в своей жизни слышал чуть ли
не от каждой русской Кошки.
Шура был убежден, что такое преувеличенное отношение к собственной
Личности возникло в Кошках под влиянием очень давнего и достаточно сом-
нительного утверждения, что "Отныне любая кухарка сможет управлять Госу-
дарством!.."
Естественно, я не имею в виду разных Кошек-потаскух, которых у нас
развелось за последнее время немеряно!
Не похожи английские Кошки и на немецких - сытых, равнодушных, тупо-
ватых исполнительниц природного Кошачьего долга, относящихся к траха-
тельному процессу как к обременительной обязанности вроде уплаты нало-
гов.
Платить - не хочется, а не платить - опасно. Какое уж тут удо-
вольствие?..
Боюсь судить обо всех французских Кошках по той аристократической
поблядушке в бантиках, которую я поимел в кустах на бензозаправочной
станции при Германском автобане А-7 Гамбург-Мюнхен. Ибо если все фран-
цузские Кошки хотя бы слегка похожи на эту избалованную и распущенную
тварь, то мне остается только пожалеть Францию - страну мечты моего Шуры
Плоткина.
Длинношерстую Персианку - личную Кошку губернатора острова Борнео,
которая, честно признаться, трахнула меня сама в петербургском Ко-
шачье-Собачьем отеле господина Пилипенко, - я просто не помню.
Помню только, что от усталости и какой-то докторской успокоительной
таблетки я был крайне половонекачественен и дико хотел спать! Так что
тут степени сравнения у меня - никакой.
Английские же Кошки...
Я опять-таки должен заметить, что говорю лишь обАбердинских, провин-
циальных, портовых Кошках, и вовсе не переношу свои оценки на все Ко-
шачье сословие Соединенного Королевства Великобритании.
Так вот, абердинские портовые Кошки были деловиты, решительны и очень
точно знали, чего они хотят. А хотели они, как мне показалось, только
меня! Еще когда я спускался по трапу...
Стоп! Я чуточку переувлекся сравнительным анализом национальных Ко-
шачьих особенностей и повел себя явно несправедливо в отношении "Акаде-
мика Абрама Ф. Иоффе" и его Мастера. Не сказать о них хотя бы несколько
слов, в ситуации подхода к берегу Англии, было бы непростительным
хамством.
За два часа до прихода в Абердин я был негласно для всех и торжест-
венно для нас двоих - меня и Мастера - прощен за ВОЛЬНОДУМСТВО, так нео-
жиданно нарушившее строжайшие правила морского судоходства, и получил
разрешение присутствовать на капитанском мостике во время подхода к бе-
регу Англии.
Вот когда я увидел нашего Мастера во всем профессиональном блеске!
Как он подводил судно к причалу, как швартовал своего "Академика Абра-
ма...", на каком прекрасном английском языке разговаривал с берегом и
как никто пикнуть не смел на мостике, когда Мастер негромким голосом от-
давал приказания своим, а в ответ только и слышалось: "Есть!", "Есть!",
"Есть!"... И тут уже никаких хиханеки хаханек, никакой посторонней бол-
товни...
Я-то чувствовал, каких нервных затрат, какого внутреннего напряжения
стоит Мастеру этот негромкий голос, это абсолютное внешнее спокойствие и
демонстрация беспредельной уверенности в точности своих решений, прика-
зов и действий!
Но он был НАСТОЯЩИМ КОТОМ! Внутренний напряг Мастера автоматически
передался мне и выразился в том, что меня вдруг одолела нервная зевота
и, как обычно, стал мелко подрагивать кончик хвоста.
Мастер заметил это и сказал мне МЫСЛЕННО, по-Шелдрейсовски:
- Не дергайся, Мартын. Возьми себя в лапы. Все будет о'кей!
Все и было "о'кей". Через полчаса наш "Академик Абрам Ф. Иоффе" стоял
у причала Абердинского порта. Огромные подъемные краны перегружали кон-
тейнеры с судна на твердую английскую землю. Две трети команды под води-
тельством Дракона-Боцмана и Второго помощника занимались разгрузкой, а
Мастер в теплой меховой куртке с капюшоном стоял на палубе, покуривал
свой "Данхилл" и по-английски болтал со знакомым Представителем порта.
Я же в это время уже спускался по трапу, собираясь без промедления
окунуться в пучину плотских наслаждений. Еще при швартовке я увидел на
причале штук двадцать Котов и Кошек, смотревших на меня снизу вверх.
Причем Коты смотрели хмуро, заранее ощущая во мне соперника, а Кошки - с
откровенным призывным вожделением.
Когда я уже миновал половину трапа, Мастер поанглийски извинился пе-
ред Представителем Абердинского порта и крикнул мне по-русски:
- Не дрейфь, Мартын! В Главном Компьютере излучения не больше, чем в
обычном телевизоре... Не посрами чести русского флота!
Затем вытащил из кармана уоки-токи и сказал куда-то внутрь судна:
- Третьего помощника ко мне!
Я еще не успел ступить на твердую английскую землю, как тот моло-
денький Штурманец, он же Третий помощник, у которого были какие-то замо-
рочки с женой и микровелле, появился рядом с Мастером. Мастер показал
ему на меня и назидательно сказал:
- Смотри в оба. Это чтобы ты потом не клеветал на микроволновые печи.
К сожалению, мне пришлось начать с того, что я был вынужден намахать
по харе одному особо настырному Коту-англичанину и пугнуть еще парочку
рисковых ребят-Котов, которым на секунду показалось, что они могут восп-
репятствовать моему неукротимому желанию, как говорил Шура, "слиться в
едином экстазе" с двумя-тремя англичаночками. И начать вон с той ры-
женькой... Последнее время меня очень тянет на рыжих Кошек!
Одним словом - "Моряк сошел на берег..."
Я знаю (об этом мне еще Шура Плоткин не раз говорил), что существует
целая армия Читателей, которая с наслаждением грязно матерится, предает-
ся разнузданному разврату, пьянству, наркомании, однако как только
встречает описание куда более скромных действий в литературе, так они
становятся моментально святее Папы Римского (убей Бог, кто это - понятия
не имею!) и обрушивают на головы Авторов, Редакции и Издательств тучи
гневных писем с требованиями истребить эти книги, Авторов сжечь и разве-
ять их прах по ветру, дабы остальным было неповадно...
Поэтому, как говорил Шура, "не будем дразнить гусей". Хотя я бы всем
этим "гусям" глотки перекусил. Ненавижу фальшь в любом ее проявлении!
Итак, во избежание возможных эксцессов, ограничимся сухим и бесприст-
растным отчетом. Так, как это можно было бы записать в вахтенном журнале
того же "Академика Абрама Ф. Иоффе":
1. За время десятичасовой стоянки в английском порту Абердин выгруже-
но 21 (двадцать один) 40-футовый контейнер и принято на борт судна 7
(семь) 40-футовых контейнеров для порта Сент-Джонс (Канада).
2. За это же время КОТ МАРТЫН, приписанный к судну "Академик Абрам Ф.
Иоффе", произвел 1 (одну) крупную драку и 2 (две) мелкие драки с 5
(пятью) Котами английского порта Абердин.
3. За время стоянки в порту КОТОМ МАРТЫНОМ употреблены в половом от-
ношении 6 (шесть) Кошек - подданых Великобритании. 2 (две) Кошки по 3
(три) раза, 1 (одна) Кошка - 2 (два) раза, и 3 (три) Кошки по 1 (одному)
разу.
4. К отходу судна из английского порта Абердин для дальнейшего следо-
вания КОТ МАРТЫН был собственноручно перенесен Капитаном судна "Академик
Абрам Ф. Иоффе" на борт вышеназванного судна и для восстановления утра-
ченных сил был передан на судовой камбуз под наблюдение Буфетчицы и По-
вара.
Надеюсь, что такая форма записи устроит кого угодно...
За то время, которое я проторчал на Капитанском мостике - с Мастером
или без Мастера, с его Помощниками-штурманами, - я так часто заглядывал
в мореходные карты, так часто слышал, что у нас осталось позади, где мы
идем в настоящий момент и какие "цоресы" (Шурина поговорочка!..) нас
ждут впереди, что уже к выходу из Абердина я мог бы самостоятельно, не
очень подробно, но и без особой путаницы, объяснить все происходящее в
эту секунду с нашим дорогим "Академиком Абрамом...".
Ну, например: как только мы вышли из Абердина, мы достаточно долго
пересекали залив Мори-Ферт в самом его широком месте и четко перли к
Оркнейским островам в пролив Пентленд-Ферт, который находится как раз
между этими островами и самойсамой северной оконечностью Англии.
Нужно сказать, что весь командный состав во главе с Мастером все это
время торчал на мостике и очень даже держал "ушки на макушке" из-за ка-
ких-то жутких "приливных" течений в этом сволочном проливе!
Только когда мы, оставляя Оркнейские острова по правому борту, а всю
Великобританию - по левому, прошли этот чертов Пентленд-Фертский пролив
и, обогнув мыс Рат, наконец-то вышли в открытый океан, - все вздохнули с
облегчением, и народ на мостике как-то сам собою рассосался, оставляя
только вахтенного штурмана, Старшего помощника и когото из матросов.
С команды тоже спала нервная напряженка, судовая жизнь вошла в почти
спокойную буднично-морскую колею, и вот тогда-то по "Академику Абраму Ф.
Иоффе", от носа до кормы, проникая во все закоулки огромного контейнеро-
воза, вихрем понеслись легенды и сказки о моем пребывании в порту Абер-
дин!
Так как мой английский сексзагул наблюдал почти весь командный состав
"Академика Абрама..." и большая часть палубной команды, то следующие
пять с половиной суток, которые мы шли через холодную и бескрайнюю Ат-
лантику к берегам Канады, я был героем судна и ежесекундно купался в лу-
чах собственной половой славы со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Машинная команда - механики и мотористы, - короче, "маслопупы", не
имевшие возможности наблюдать за моими береговыми подвигами, были вынуж-
дены довольствоваться самой что ни есть недобросовестной информацией,
которую они получали от "рогачей" - палубной команды.
По словам этих врунов и фантазеров, число "оприходованных" мною анг-
лийских Кошек, в их рассказах "маслопупам", доходило до семидесяти-семи-
десяти пяти! А число "убитых" мною и "сброшенных в море" Абердинских Ко-
тов варьировалось где-то от двадцати пяти до пятидесяти...
От этого беззастенчивого вранья и несусветного бреда даже у меня вяли
уши. Так и подмывало гаркнуть по-Шелдрейсовски:
- А ну, кончайте трепаться, врунишки нахальные!
Тем более что большинство команды было по-детски внушаемо.
Но я помнил слово, данное мною Мастеру в первый день нашего зна-
комства, - ни с кем на судне в Контакт не вступать. И молчал.
Самое же забавное, что Мартыном меня называли только на Капитанском
мостике. И подозреваю - лишь потому, что так называл меня Мастер. Все же
остальные называли меня просто - Кыся.
Даже буфетчица Люся, прибирая капитанскую каюту в отсутствие Мастера,
иногда шептала мне:
- Господи, Кыся... Что же мне делать? Я же так его люблю! А он... Ну,
что делать, Кыся?.. Что делать?
А что я мог ей ответить?!.. Что вообще можно сказать женщине в такой
ситуации?
Ну, сочувственно лизнул пару раз ей руку - так она даже расплакалась!
Хотел я ей процитировать старую французскую пословицу, которую часто
вспоминал Фридрих фон Тифенбах. По-нашему, по-русски, она звучит как
