Поэтому я спросил у Фридриха фон Тифенбаха - уверен ли он, что это та
самая одежда, в которой нужно ходить вечерами по ресторанам. На что он
легко ответил, что эта одежда ему максимально удобна, а на так называе-
мое "светски-общественное мнение" ему наплевать. Он не собирается упо-
добляться мужу своей дочери - Хельмуту Краузе, который зимой ходит в
норковой шубе мехом наружу, чтобы все видели, как он богат!
- Более пошлого зрелища, чем мужик в норковой шубе - придумать
нельзя, - сказал Фридрих. - Увидишь - обхохочешься! Но если ты настаива-
ешь, я могу надеть что-нибудь другое...
- Нет, нет! - поспешил я. - Мне лично ты во всем этом очень нра-
вишься. И куртка тебе удивительно идет...
Потом со второго этажа мы спустились на лифте(!) в широченный гараж,
где, кроме "Роллс-Ройса", стояли еще две машины - американский джип
"Гранд-Чероки" и черный "Мерседес-500". Хорошо, что Шура когда-то выучил
меня всем маркам автомобилей!..
За рулем "Роллс-Ройса" нас уже ждал герр Мозер.
Дом профессора фон Дейна действительно оказался совсем рядом. Очень
красивая, прекрасно одетая Таня и профессор в строгом черном пальто и с
"бабочкой" вместо галстука - уже ждали нас на улице.
Профессорский дом я увидел только из машины. В отличие от забора фон
Тифенбаха, профессорский заборчик был чисто символической оградой, а не-
большой участок перед домом ярко освещен.
Дом был, прямо скажем, - не слабый. Раз в десять лучше дома Шредеров,
но зато на несколько порядков пожиже Тифенбаховского!
Затянутый на зиму голубым прорезиненным брезентом бассейнчик, конеч-
но, не шел ни в какое сравнение с фантастическим бассейном фон Тифенба-
ха. Я сегодня бегал пару раз гадить в сад (мне герр Лемке любезно пока-
зал, где это лучше всего делать) и видел этот бассейн. Подогретая вода
парит в морозном воздухе и вплывать в этот бассейн можно прямо из домаш-
него бассейна величиной во всю нашу с Шурой петербургскую квартиру. В
саду же бассейн такой, что в нем можно спокойно проводить Олимпийские
игры по плаванию!
Когда Таня и профессор сели к нам в машину, Фридрих воскликнул:
- Таня, вы просто ослепительны! Интересно, Фолькмар понимает, какая
женщина согласилась считать его своим другом?
- Я еще не в полной мере осознал это, но уже беспредельно счастлив, -
сказал профессор.
- Прелестный ответ, - улыбнулся фон Тифенбах. - Да! Я позволил себе
пригласить на ужин еще и свою дочь с ее мужем. Надеюсь, вы не против?
Тем более, что Таня до сих пор с ними незнакома. Они приедут прямо в
"Тантрис". Им очень полезно изредка общаться с интеллигентными людьми.
Таня и профессор поспешили заверить Фридриха в том, что они этому
очень рады, а я, безоговорочно поверив в Танину искренность, сильно
усомнился в правдивости профессора. Что-то в интонациях фон Дейна дало
мне право заподозрить его в легкой и вежливой нечестности.
И еще одно немаловажное и случайное наблюдение! При упоминании о
приглашении дочери Фридриха и ее мужа затылок герра Франца Мозера сказал
мне гораздо больше, чем если бы я сейчас смотрел ему в глаза. Но в глаза
я ему посмотреть не мог, так как сидел сзади, между Таней и Фридрихом.
Да мне это и не нужно было...
Глядя в затылок Мозера, уверенно ведущего машину по сверкающему огня-
ми вечернему Мюнхену, я вдруг почувствовал странную, неясную, недобрую
связь между Мозером и мужем дочери Фридриха, которого я никогда не ви-
дел...
- Фолькмар, вы еще не были с Таней в "Тантрисе"? - спросил Фридрих
фон Тифенбах.
- Нет, туда мы еще не добрались...
- Какое счастье! Значит, для Тани и Кыси я буду первооткрывателем
этого роскошно-мещанского чуда света, этого парадиза нуворишей, заезжих
голливудских гастролеров и членов королевских фамилий карликовых госу-
дарств третьего сорта. Во всем мире ресторанов "Тантрис", кажется, всего
четыре... Не помните, Фолькмар?
- По-моему, пять.
- Небольшая разница. Так вот, эти рестораны сами выращивают для себя
продукты, скот, сами добывают в морях рыбу, лангустов, сами возделывают
поля... Все для себя делают сами! Поэтому цены у них невообразимые, а
тарелки такие огромные, что каждая из них могла бы служить взлетно-поса-
дочной площадкой для среднего вертолета. Так что, Таня и Кыся, приго-
товьтесь к ресторанному аттракциону. Это такой "Диснейленд" для богатых
взрослых идиотов. Но вкусный "Диснейленд" ... Франц!
- Слушаю вас, герр фон Тифенберг, - откликнулся Мозер.
- Вы предупредили администрацию "Тантриса", что если в зале будет
хоть один репортер - я подам на них в суд?
- Предупредил.
- Превосходно, - сказал Фридрих и добавил, обращаясь к Тане и фон
Дейну: - А то стало противно выходить из дому! Мне абсолютно все равно,
что обо мне напишут в очередной раз, и как я буду выглядеть на фотогра-
фии, напечатанной, предположим, в "Бильде". Но сегодня со мной вы - Та-
ня, и вы - Фолькмар, и мне совсем не хотелось бы, чтобы эти жалкие лю-
дишки трепали ваши имена в своих косноязычных репортажах.
- Не думайте об этом, Фридрих, - очень серьезно сказала Таня. - Мое
знакомство с вами, как и ваша дружба с Фолькмаром - делают нам честь,
которой мы рады гордиться.
Фон Тифенберг всплеснул руками и спросил меня:
- Кыся! В России все такие женщины, как Таня?
Я предусмотрительно промолчал. Фон Тифенбах благодарно поцеловал Тане
руку, и на этой благостной ноте мы подъехали к "Тантрису"...
В ресторане я не был никогда в жизни. Наша шашлычная на проспекте На-
уки с ее хозяином и шеф-поваром Суреном Гургеновичем, где я частенько
промышлял жратву для себя и для случайных приятельниц-Кошек, конечно, ни
в какое сравнение с таким рестораном идти не могла! Как бы там Сурен
Гургенович ни тужился...
Один подъезд к "Тантрису" чего стоил! В маленьком дохлом закутке, ря-
дом с широченной и прекрасной Леопольдштрассе - главной улицей Швабинга
- одного из самых престижных районов Мюнхена, стояло специально выстро-
енное здание ресторана "Тантрис" со своей автомобильной стоянкой.
Въезд на стоянку и вход в "Тантрис" был "украшен" группой огромных,
величиной в человеческий рост, уродливых цементных чудовищ с крыльями.
Спустя несколько дней, когда мы с Фридрихом вспоминали этот поход в
"Тантрис", Фридрих объяснил мне, что это сильно уменьшенные и очень пло-
хо исполненные копии с парижских химер и пифий, стоящих там на соборе
Парижской богоматери. И даже показал фотографии этих отвратительных рыл
в одной большой книге про Францию.
...То ли полная смена обстановки, то ли неожиданный и резкий переход
в другой жизненный ранг, то ли мое неподтвержденное и подозрительное
"открытие" Франца Мозера и Явление неясной Тени за его спиной, причудив-
шееся мне сегодня в кабинете фон Тифенбаха, то ли все вместе взятое,
помноженное на дикую нервную усталость от напряженно прожитого дня, но к
"Тантрису" я уже подъехал в таком взвинченном состоянии, что задние лапы
мелко дрожали, уши невольно прижимались к затылку, по спине волнами про-
бегал холодок, а клыки обнажались сами собой ...
А тут эти мерзкие и страшные чудища с крыльями!
В тот момент, когда мы все вышли из машины, из-за этих жутких фран-
цузских крылатых гадов навстречу нам выскакивает какой-то тип и сдавлен-
ным голосом вопит:
- Фон Тифенбах!..
Краем глаза я вижу, как этот тип двумя руками поднимает на уровень
своего лица какое-то оружие, что-то сверкает молнией, и я , ослепленный
вспышкой и яростью, наугад взвиваюсь навстречу выстрелу, как тогда на
автобане - на Алика и его бесшумный пистолет!..
Я лечу вперед всеми четырьмя лапами, с когтями, выпущенными на всю
длину, с одной мыслью в воспаленном мозгу: "Не промахнуться!.. И сразу
задними лапами - по горлу!.. По горлу!!!"
Но уже в воздухе я натыкаюсь на что-то металлическо-стеклянно-пласт-
массовое, успеваю передней лапой располосовать этому типу шею, а правой
намертво цепляюсь за его одежду...
Эта хреновина, пахнущая не оружием, а чем-то вроде этого, падает на
камни, и я одновременно слышу звук разбивающегося стекла, хруст пласт-
массы, панический визг этого типа, и Танин истошный крик по русски:
- Кыся!!! Отпусти этого идиота!.. Кыся, родненький, не трогай его!..
А у меня в глазах автобан, Водила с пулей в животе, залитый кровью
Алик, и его пистолет с глушителем, из которого продолжают сверкать смер-
тоносные вспышки...
Я чувствую, как Таня двумя руками отрывает меня от этого визжащего
болвана, и в ту же секунду понимаю, что принял вспышку фотоаппарата за
выстрел из пистолета...
Силы меня покидают, и я бессильно повисаю в Таниных руках как мокрая
тряпка.
С разных сторон одна за другой следуют еще несколько таких вспышек,
но я уже ни на что не реагирую. Даже на то, что фон Тифенбах забирает
меня у Тани, гладит меня, прижимает к себе, успокаивает.
А в это время разражается скандал с репортерами, профессор фон Дейн
грозится вызвать полицию, а Фридрих еще ласковее прижимает меня к себе и
тихо шепчет мне на ухо:
- Успокойся, Кыся... К сожалению, я уже привык к таким сценам. Просто
меня еще никто никогда не защищал. Ты - первый... Это из области - "Сво-
их не закладывают...", да, Кыся?
- А черт его знает, из какой это области!.. - я все никак не могу
придти в себя.
Потом мы вчетвером сидели в роскошном зале ресторана "Тантрис" и жда-
ли дочь Фридриха и ее мужа. Они опаздывали.
Скандал у входа в ресторан был замят. Фоторепортеры принесли герру
Фридриху фон Тифенбаху свои извинения, а фон Тифенбах - свои соболезно-
вания по поводу ранения одного из них и гибели его фотоаппарата. Постра-
давший прикладывал к шее носовой платок и с совершенно базарно-торгашес-
кими интонациями твердил, что погибшая камера была почти новая, и что он
теперь будет без нее делать, он понятия не имеет...
Правда, когда Фридрих из жалости выписал ему чек на тысячу марок, тот
схватил этот чек так, что сразу стало ясно: его камера стоила раза в три
меньше.
За столом я сидел со всеми - на высоком детском стуле. Таким образом
я по грудь возвышался над скатертью и мог бы есть прямо из тарелки. Если
бы там хоть что-нибудь было!
Из-за соседних столиков на меня сначала поглядывали с недоуменным
раздражением, а потом узнали Фридриха, и между собой стали тихо говорить
про него и про всех нас гадости. Тексты были такие, за которые морду
бьют!
Счастье, что никто из моих этого не слышал. Это мог услышать только
я, но затевать драку со всем рестораном было просто элементарно глупо.
- Что вы хотите?! Это же выживший из ума сам Фридрих фон Тифенбах, -
говорили за одним столом.
- Посмотрите, во что он одет?! Это при его-то миллионах?! - говорили
за другим столом. - Жалкий фигляр...
- Пусть это прозвучит кощунственно, но сегодняшние потомки наших
древних германских аристократических родов - вырожденцы! Достаточно пос-
мотреть на этого старого плейбоя - фон Тифенбаха! - злобствовали за
третьим столом.
- Слушайте! Но ведь это же тот самый Русский Кот, которого еще вчера
рекламировали газеты и телевидение!..
При всех предыдущих перешептываниях я сидел на своем стуле как извая-
ние - не шевельнув ни ухом, ни кончиком хвоста. Но последняя фраза Чело-
века, говорившего обо мне, автоматически повернула меня в его сторону.
Еще Шура говорил, что испытание славой и популярностью - самое тяжкое
испытание...
Я повернулся, чтобы рассмотреть Человека, узнавшего меня, а увидел
входящих в зал "Тантриса"...
...ХОЗЯИНА И ХОЗЯЙКУ ДЖЕННИ - ОЧАРОВАТЕЛЬНОЙ СОБАЧКИ, КАРЛИКОВОГО
ПИНЧЕРА, С КОТОРОЙ Я, ПОСЛАВ К ЧЕРТЯМ ВСЕ УТВЕРЖДЕНИЯ УЧЕНЫХ О НЕВЕРОЯТ-
НОСТИ СМЕШЕНИЯ ЖИВОТНЫХ РАЗНЫХ ВИДОВ, НЕЗАБЫВАЕМО НЕЖНО ПЕРЕСПАЛ В ЕЕ
СЕРЕБРИСТОМ "МЕРСЕДЕСЕ", В ТРЮМЕ РУССКОГО КОРАБЛЯ, КОГДА МЫ ВМЕСТЕ ПЛЫЛИ
