здоровья наших желудков...
Фрау Розенмайер - тетка лет сорока пяти, совершенно серьезно сделала
передо мной книксен и поклонилась мне. Я чуть не поклонился ей в ответ,
да во время спохватился. А про "книксен" я от Шуры слышал. Он одной на-
шей девке показывал, а я был рядом...
- Фрау Барбара Ковальска, - слегка иронично представил мне Фридрих
молоденькую и жутко фигуристую польку. - Надеюсь, она не очень огорчит-
ся, когда узнает, что за тобой ничего не надо будет убирать! Как у меня
записано, - фон Тифенбах вынул из кармана куртки блокнот и заглянул в
него: - Кыся все свои дела совершает только на свежем воздухе. Даже в
петербургские морозы! Фрау Ковальска сегодня же сочинит для Кыси хорошую
временную постель, а завтра мы поедем в одну из лучших фирм Кошачье-Со-
бачьей атрибутики и закажем там все, что нужно. Самого высшего качества.
Посмотрел я на эту гиперсексапильную (по Человеческим параметрам)
польку и вдруг увидел, как она мне нахально, по-блядски подмигнула. А
вслух сказала:
- Ничего!.. Мы сним оба славяне - договоримся. Да, Кыся?..
Надо отдать этой Баське должное: "Кыся" она произнесла безошибочно.
Очень симпатичная девка! Была бы она Кошкой, я б ее... Тьфу, черт!.. Что
за бредятина в голову лезет?!
Фон Тифенбах вдруг удивленно посмотрел на меня и даже головой помо-
тал, будто хотел стряхнуть с себя какое-то наваждение.
Неужели он понял, что я подумал о Баське?! Вот это да... Мамочки род-
ные! Тут надо держать ушки на макушке! Такой восприимчивости я еще ни-
когда не встречал. Это доступно только Коту, и только с очень высоко
развитой нервной организацией!
А может быть, Фридрих фон Тифенбах в ПРОШЛОЙ ЖИЗНИ был Котом? Шура же
говорил, что существует такая теория - любое Живое Существо когда-то, до
своего рождения, уже имело ПРОШЛУЮ ЖИЗНЬ, в которой было совсем другим
Живым Существом. Но время от времени во ВТОРОЙ ЖИЗНИ этого Существа про-
являются признаки его ПЕРВОЙ ЖИЗНИ...
К счастью, Фридрих не поверил в то, что ему померещилось, и продолжил
представление:
- Герр Эгон Лемке - человек с золотыми руками, Кыся! Именно он сдела-
ет для тебя маленькие окошечки внизу всех выходных дверей, включая га-
ражные ворота, чтобы ты мог входить в дом и выходить из дому тогда, ког-
да это будет тебе необходимо.
- Сегодня же и займусь, - улыбнулся мне этот Лемке и я, не скрою,
сразу же почувствовал к нему тепло и расположение. На что Фридрих, черт
его побери, мгновенно отреагировал:
- Убежден, что вы подружитесь, - сказал он слегка тревожно, будто
чувствовал, что насильно вторгается в чье-то сознание. Но взял себя в
руки и широким жестом указал на хорошо одетого человека лет пятидесяти:
- Ну, и герр Франц Мозер - мой секретарь, шофер, мой добрый поверен-
ный и спутник во всех поездках. За редким исключением, вроде моего се-
годняшнего выезда. Герр Мозер очень не любит, когда я сам сажусь за
руль. Он служит в этом доме уже двадцать лет...
- Двадцать один год, - негромко уточнил герр Мозер.
- Прошу прощения! - улыбнулся Фридрих. - Двадцать один год, и считает
себя целиком ответственным за мою жизнь и мое благополучие.
А вот тут...
Тут я был вынужден изо всех сил удержать себя, чтобы не напугать
Фридриха!..
Ибо, глядя на Франца Мозера, я всей Котовой сущностью, всем Богом
данным мне ощущением ПРЕДВИДЕНИЯ и четким восприятием БУДУЩЕГО, увидел
перед собой улыбающегося, с мягкими и добрыми слегка стертыми округлыми
чертами лица, страшного Человека - неукротимо жаждущего смерти Фридриха
фон Тифенбаха!..
Но Фридрих все-таки что-то почувствовал, вдруг занервничал и МЫСЛЕННО
спросил меня:
"Что с тобой, Кыся? Тебе плохо?.."
"Неважненько, - ответил я как можно спокойнее. - Наверное, не нужно
мне было есть то пирожное с кремом..."
"Ах, только-то? - успокоился Фридрих. - А мне уже черт знает что по-
мерещилось".
И сказал всем вслух:
- Итак, дипломатические церемонии закончены. Все остальное - в ходе
совместного существования. А сейчас - Бася делает Кысе славянскую пос-
тель, герр Лемке - маленькие окошечки в дверях для свободного перемеще-
ния Кыси в пространстве...
- Маленькими не обойдешься, - рассмеялся Лемке. - Вон какой здоровый
Котяра! Я таких не встречал.
- Я тоже, - сказал Фридрих. - Фрау Розенмайер занимается обедом, а
вы, Франц, идите за мной и Кысей в кабинет. Машину в гараж поставите
позже.
И мы все пошли в дом. Каждый, куда ему было велено.
В кабинете, от величины которого у меня просто крыша поехала, Фридрих
негромко приказал Мозеру:
- Свяжитесь с представителем фирмы Терезы Орловских и перенесите при-
езд тех двух филиппинок на следующую неделю. Это раз. Затем созвонитесь
с администрацией "Тантриса" и от моего имени закажите на сегодняшний ве-
чер стол для шести персон.
- На который час? - спросил Мозер.
- Часов на восемь, - ответил Фридрих.
Фридрих еще отдавал какие-то распоряжения по дому, но я уже ни во что
не врубался, а только смотрел на доброе расплывчатое лицо Франца Мозера
и видел перед собой убийцу Фридриха фон Тифенбаха!..
А за Францем Мозером... Но мне это уже наверняка причудилось на нерв-
ной почве... стояла чья-то неразличимая тень - то ли Человека, то ли Яв-
ления, то ли - сгустка еще не произошедших событий... Но как же так?..
Черт побери!.. Да, что же это?!. Ну, как же Фридрих - такой умный, с та-
кой потрясающей Контактной способностью, ничего не чувствует? Неужели
двадцать один год ежедневного общения с Мозером напрочь притупили в нем
все инстинкты самосохранения? И он по привычке скользит по поверхности
сознания своего "шоферского секретаря", не давая себе труда заглянуть
туда хотя бы немного поглубже...
Ведь почувствовал же Фридрих, когда я на мгновение нечаянно предста-
вил себе эту польскую Баську Кошкой, которую я мог бы... А это куда бо-
лее тонкий и сложный процесс, чем проникновение в сознание Человека, с
которым общаешься двадцать один год. Вот ведь поразительное несоот-
ветствие - чем дольше общаешься, тем меньше чувствуешь! Я всегда считал
- наоборот...
Но что это за тень позади Мозера?..
Нет, братцы, пока я таким путем попаду в Петербург, я определенно
свихнусь в этом чудесном доме.
По старой домашней привычке я прыгнул в кресло, покрутился там, пе-
репрыгнул на подоконник, а затем снова вернулся в кресло.
- Ты что нервничаешь? - спросил меня Фридрих, когда Мозер, записав
все поручения, вышел из кабинета.
Я промолчал. Улегся в кресле и даже слегка прикрыл глаза, - дескать,
"ни хрена я не нервничаю, думаю, как бы подремать..."
- Кстати! - тут же откликнулся на мое вранье Фридрих. - Где бы ты хо-
тел спать?
Я моментально насторожился:
- А где обычно спишь ты?
- В своей спальне, на втором этаже. Рядом с ванной. Ты там еще не
был?
- Нет.
- Пойдем, покажу.
- Не нужно. Потом. Просто скажи Басе, чтобы она постелила мне там же,
- сказал я и подумал: "На всякий случай..."
- У меня в спальне? - удивился Фридрих.
Он даже обрадовался этому, а я подумал - вот ведь странная штука наша
жизнь: сколько бы ни было вокруг тебя живых существ - Собак, Кошек, Ко-
тов, но если нет настоящей привязанности, я не говорю уже о любви, ты -
ОДИНОК!..
Я подраскинул умишком и сообразил, что если я соглашусь спать в его
комнате, и если, не дай Бог, что-то начнет происходить, я могу не ус-
петь... Что "происходить" и чего "не успеть", я себе пока не представ-
лял.
- Нет, - сказал. - Спать я буду по другую сторону двери.
Не желая объяснять истинных причин моего отказа спать с ним в его
спальне, я прибавил, не солгав ни слова:
- Мы так всегда в Петербурге жили. Плоткин в одной комнате, а я в
другой - у его дверей.
Фридрих рассмеялся. Я даже и не думал, что в таком возрасте можно хо-
хотать так самозабвенно!
- Потрясающая идея пришла мне в голову! - еле выговорил Фридрих. -
Как только в моей постели окажется кто-то из дам, и я, как обычно, к со-
жалению, буду вынужден признать себя несостоятельным, я же всегда смогу
призвать тебя на помощь! А, Кыся? По-моему, замечательная идея!
Я вежливо похихикал в ответ, а сам подумал: "Господи! Как говорится,
"Сохрани и помилуй!.." Как было бы прекрасно, если бы моя помощь понадо-
билась только в этом случае!.."
Для того, чтобы скрыть свое смятение, я сделал вид, что разглядываю
висящую на стене небольшую картинку, кстати, действительно оказавшуюся
мне знакомой.
- Нравится? - продолжая улыбаться, спросил меня Фридрих.
- Очень! - искренне сказал я. - Это Матисс...
Фридрих фон Тифенбах покачнулся и чуть не рухнул на пол!
Он ухватился за спинку высокого кожаного кресла, стоявшего у письмен-
ного стола, и неловко упал в него, вцепившись побелевшими от напряжения
пальцами в подлокотники кресла.
- Что ты сказал?!! - прошептал он, и я испугался, что его сейчас хва-
тит кондрашка.
Вот таких резких перепадов настроения у пожилых - что Котов, что Лю-
дей - я очень боюсь. Это просто невероятно опасно.
- Я сказал, что это картина Матисса. Был такой французский худож-
ник... - попытался я его успокоить.
- Я-то это знаю!.. - негромко, и почему-то очень тонким голосом прок-
ричал фон Тифенбах. - А вот откуда это знаешь ТЫ?!.
Наверное, с того момента, как я что-то понял про Франца Мозера, я то-
же находился на таком нервном вздрюче, что как только посмотрел на эту
картинку, так в башке у меня открылась какая-то створка, и в памяти нео-
жиданно всплыла и картинка, и имя художника. У Шуры Плоткина было ужасно
много очень красивых цветных альбомов, и мы с ним иногда рассматривали в
них любимые Шурой картинки.
Я поспешил объяснить это Фридриху, и он понемногу стал приходить в
себя.
- Это подлинник, - слабым голосом проговорил он, и я почувствовал,
что он очень гордится этим словом.
Я понятия не имел, что такое "подлинник", но переспрашивать не стал.
"Подлинник" и "подлинник"... Подумаешь, невидаль! У нас с Шурой таких
подлинников в альбомах было несколько сотен...
Почему я, спустя месяц после моего вселения в дом Фридриха фон Тифен-
баха, так подробно рассказываю о первом... вернее, - о первых днях свое-
го пребывания в Грюнвальде?
Наверное, потому, что новизна увиденного, еще не притупленная привыч-
ной будничностью, всегда требует некоего выплеска на аудиторию. Начина-
ешь чувствовать свою исключительность. Вспомните то время, когда поездка
нашего Человека за границу была явлением редкостным и выдающимся. Этот
же Человек, нашедший в себе силы вернуться домой, рта же не закрывал ми-
нимум в течение трех месяцев, рассказывая о своем пребывании ТАМ! От не-
го же деваться было некуда!..
А некоторые не умолкали до глубокой старости и самым естественным об-
разом уходили в мир иной со словами: "...помню, когда мы в шестьдесят
девятом году были в Варшаве..." И привет!
Ну, а во-вторых, потому, что все мои последующие открытия и ожидание
грядущих событий, захватили меня целиком и круглосуточно заставляли быть
в таком нервном напряжении, что я вокруг себя практически ничего, кроме
ЭТОГО - ГРЯДУЩЕГО, не видел и не слышал.
Признаюсь, как на духу - я даже про Шуру Плоткина, даже про Водилу
стал меньше думать... Тут я неверно выразился. Не меньше - реже. Но с
такой же тоской, с тем же беспокойством.
Вечером Фридрих переоделся в какой-то невзрачный костюмчик со свитер-
ком, сверху натянул старую спортивную куртку весьма и весьма поношенного
вида, сказал, что он эту куртку носит уже восемь лет и не представляет
себе жизни зимой без этой куртки.
Я вспомнил, как Шура истово отпаривал брюки, как тщательно завязывал
галстук, как бережно доставал из шкафа свой единственный "выходной" пид-
жак в клеточку, когда собирался, по его выражению, "в люди". Эти сборы
всегда носили характер маленького торжественного и веселого ритуала.
