жа, когда роется в карманах в поисках ключей от квартиры...
Последние годы я это так явственно ЧУВСТВОВАЛ, что даже ВИДЕЛ сквозь
двери, лестничные пролеты, толщенные стены, и даже через очень большие
расстояния! Это то, о чем я уже как-то говорил - НЕОБЪЯСНИМОЕ, присущее
только нам - Котам. ОНО в нас совершенствуется и обостряется под воз-
действием взаимной ЛЮБВИ. Я вырвался от Хельги и помчался в сад к калит-
ке. На бегу промелькнула мысль - "А почему я так реагирую на Таню Кох?..
При чем тут Таня?! Я понимаю - Шура Плоткин... Водила, наконец! Люди, с
которыми меня связывает черт знает как много!"
Доскакал до калитки и сообразил: Таня Кох была единственным и послед-
ним звеном между мной и Водилой... А кем для меня теперь стал Водила,
стоит ли объяснять? Вот я и цепляюсь за это "звено", как утопающий за
соломинку. Вот почему, не отдавая себе в этом отчета, я стал восприни-
мать Таню, также как и моего Плоткина, как Водилу. Как близкого мне Че-
ловека...
Сел у калитки, сижу. Жду. Слышу - подкатывает автомобиль. Ни хрена не
видно. Калитка - одно название. На самом деле - глухая высокая дверь с
улицы в сад. Чтобы никто не любопытствовал.
Остановилась машина, слышу - открылись дверцы и... Сразу же Танин за-
пах! У меня вдруг дыхание перехватило, сердце как застучит!.. Тут, слы-
шу, мужской голос по-немецки спрашивает:
- Вы не перепутали адрес, Таня?
- Нет, нет, что вы! - отвечает Таня и, наверное, нажимает на кнопку
звонка, потому что в доме заблямкали колокольчики. Это у Шредеров такой
звонок пижонский.
Вижу, Эрих идет открывать калитку. А я сижу и думаю: "Откуда я знаю
этот мужской голос?".
Калитка распахивается и здрасте-пожалуйста, как говорил Водила, -
стоит "Ягуар" профессора фон Дейна, сам профессор и Таня Кох.
- Герр Шредер? - спрашивает Таня у Эриха, не замечая меня.
- Фрау Кох? - улыбается Эрих.
- Да, - Таня нервно крутит головой, смотрит через плечо Эриха, сразу
же хочет отыскать меня взглядом. Потом спохватывается и представляет
Эриху профессора:
- Мой шеф, профессор фон Дейн.
- Здравствуйте, проходите, пожалуйста, - говорит Эрих и пропускает
Таню и профессора вперед, закрывая за ними дверь.
А Таня все ищет и ищет меня глазами... Вот тут-то я и совершаю свой
коронный номер! С места, со всех четырех моих лап, я взвиваюсь вверх,
выше Таниной головы, и сверху, будто с неба, с облака, мягко опускаюсь к
ней на плечо! "Мягко опускаюсь" - это мягко сказано... Весу во мне
все-таки - ого-го, и поэтому Таня от неожиданности оступается и вынужде-
на ухватиться одной рукой за профессора фон Дейна, а другой - за Эриха.
А на меня неожиданно накатывает такая волна нежности, что я, не помня
себя от радости, начинаю тереться мордой о Танину щеку, шею, нос, и ур-
чу, урчу, урчу до хрипоты, до стона!..
И Таня, дурочка, плачет чуть не в голос, путает русские слова с не-
мецкими, обнимает меня, гладит, зарывается лицом в мою шерсть, и все
что-то шепчет мне и шепчет на двух языках...
Спустя некоторое время, когда страсти улеглись, когда все волнения
были отодвинуты в сторону...
Секунду! Я должен кое-что пояснить. Когда я говорю, что "волнения бы-
ли отодвинуты в сторону", это совершенно не значит, что они исчезли на-
совсем. Волновались все без исключения:
Таня, от того, что, наконец-то, встретив меня, была напрочь лишена
возможности купить "Дикого, Таежного, Русского, Сторожевого...". Как там
еще? Забыл... Короче, "Кота...". Я строго-настрого запретил ей это де-
лать! Я повторил ей то, что уже однажды сказал, уходя от нее в конце
первой книги: "Ты приехала сюда, чтобы остаться здесь, я - для того,
чтобы уехать!". И добавил: "Да, и не с твоими деньгами лезть в подобную
авантюру. Лучше попытайся сейчас помочь мне с Клиентом. Мои условия ты
знаешь лучше всех - Петербург! Может быть, у твоего профессора есть
кто-нибудь из постоянно путешествующих приятелей? Я смотрю, он к тебе
очень даже не ровно дышит...".
Хельга была тоже взволнована. Она явно приревновала меня к Тане, и
все ее волнения были продиктованы именно этим состоянием. Из-за чего она
почти не обращала внимания на своего Руджеро, который пытался строить
свои итальянские глазки Тане Кох. Не потому что Хельга этого не видела,
а лишь оттого, что в это время Хельге гораздо важнее был я!.. Да, прос-
тит меня Руджеро Манфреди.
Недоучившийся Зверячий доктор Эрих-Готфрид Шредер был искрение взвол-
нован присутствием в своем доме одного из известнейших светил Германской
медицины - знаменитого профессора Фолькмара фон Дейна, о котором Эрих
был наслышан со студенческих времен...
Руджеро Манфреди раздирал целый комплекс совершенно разных волнений.
Он несомненно ощущал некую таинственную связь между мной и Таней, так
же, между Эрихом и мною, и никак не мог понять, в чем она заключена!
Кроме всего, он волновался - не видит ли Хельга того, что ему очень пон-
равилась фрау Кох? На профессора фон Дейна ему было бы совсем наплевать,
он о нем и слыхом не слыхивал, если бы Руджеро не видел, что статный,
спортивный, судя по "Ягуару", наверняка, состоятельный профессор оказы-
вает Тане Кох знаки внимания, далеко выходящие за пределы рядовых отно-
шений шефа и подчиненной.
Но, в основном, Руджеро волновался из-за неясности, которая заслоняла
от него все - просить за меня пять тысяч марок или семь? И если семь, то
до какого предела снижать цену при возможной торговле, чтобы не прога-
дать самому и не потерять покупателя?
Профессор фон Дейн был одновременно и счастлив, и взволнован. Взвол-
нован нескромными волоокими взглядами этого смазливого и потертого
итальянца на Таню, и счастлив тем, что Таня не обращала на эти взгляды
ни малейшего внимания! А еще он волновался - согласится ли, наконец, Та-
ня Кох сегодня поужинать с ним в одном очаровательном испанском ресто-
ранчике в Швабинге? Она уже столько раз отказывалась от подобных предло-
жений без каких-либо видимых причин...
Я тоже был взволнован. Так же, как Руджеро - совершенно различными
обстоятельствами.
От того, что снова вижу Таню...
От того, что в случае моей покупки кем-нибудь, и последующего естест-
венного переезда черт знает куда, из моей жизни уйдут и Хельга, и Эрих,
и Руджеро, к которым я ничего, кроме благодарности и дружбы не испыты-
вал.
А это очень-очень важно в наше сегодняшнее жестокое время - время
"Пилипенков и Васек" разных мастей и сословий нашего Российского розли-
ва...
Да и Германия - самая сытая, самая богатенькая, как говорил Водила, -
только из-за бугра раем кажется. То и дело, особенно в бывшей "демокра-
тической", вспыхивает погромная ненависть к "посторонним", "ненемцам", и
это каждый раз честно показывают по телевизору. И я - посторонний Герма-
нии Кот, случайно оказавшийся здесь, вижу на экране полыхающие общежития
иностранцев, убежавших сюда, в Германию, в поисках спасения от своих до-
машних "Пилипенков", вижу обгоревшие трупы детей и женщин... Вот почему
я так благодарен этому дому в Оттобрунне. А еще я был взволнован тем,
что не знал - как относиться к тому, что профессор фон Дейн, вне всякого
сомнения, со страшной, прекрасной и запоздалой силой влюбленности - ну
просто в открытую клеит нашу фрау Таню Кох!
Как вы понимаете, в этой ситуации меня волновала только судьба Та-
ни...
... Так вот, когда я говорил, "волнения были отодвинуты в сторо-
ну...", я имел в виду то, что они в каждом из нас остались, просто раз-
говор принял общее деловое направление. Мы сидели в гостиной, обставлен-
ной стандартным немецким способом: низкий стол с кафельной столешницей,
с одной стороны стола - диван на троих, с другой - диванчик для двух че-
ловек, а с третьей стороны - кресло. Все в одном цвете, в одном стиле.
С четвертой стороны обычно ни черта не ставят. Чтобы не заслонять ни-
чем и никем стоящий в дальнем углу гостиной телевизор.
Почему я упомянул о немецком стандарте? Хельга регулярно получает на
халяву каталоги торговых домов "Отто", "Неккерманн", "Квелле", "Бадер",
рассчитанные, прямо скажем, на небогатых людей. А в этих каталогах все!
И шмотки, и игрушки, и причиндалы для Котов и Кошек, о которых я даже
никогда не слышал, и люстры, и мебель.
Когда почтальон приносит новый каталог, мы с Хельгой садимся и внима-
тельно его разглядываем. Так вот наша мебель в нашей гостиной стоит
именно так, как она стоит во всех каталогах без исключения...
Таня, Хельга и я сидели на большом диване. Таня слева, я в середине,
Хельга справа от меня.
Напротив нас, на двухместном диванчике, словно школьники за партой,
уместились Эрих и Руджеро. В кресло, во главе стола был, конечно же,
усажен профессор фон Дейн!
На столике был кофе и фантастической, невиданной (мною) красоты пи-
рожные, которые мы с Хельгой купили в соседнем "ПЛЮСе". Это был мой пер-
вый и единственный "выход в свет" из нашего дома.
"ПЛЮС" оказался недорогим продуктовым магазинчиком. Название его сос-
тояло из первых букв четырех слов. Вроде - "СССР". Или - "КПСС". Или -
"ЛДПР".
Хельга расшифровала мне этот "ПЛЮС" и получилось "Прима Лебен унд
Шпарен". Что в переводе на русский означает - "Прекрасно жить и эконо-
мить".
Я сразу же представил себе реакцию Шуры Плоткина на это названьице.
Шура, наверняка, сказал бы: "Мать-перемать, так и разэтак! Как можно,
"ЭКОНОМЯ - ПРЕКРАСНО ЖИТЬ"?! Что за херня собачья?!"
Тем не менее, пирожные были превосходные. Нежирные, в меру сладкие, с
минимумом теста, и очень красиво придуманные. Нет, что ни говори, а пи-
рожные - одна из многих сильных сторон Германии!
Итак - Таня как покупатель отпала сразу же. Я еще заранее по-тихому
объяснил Эриху - почему, а он, уже в своей интерпретации, постарался
втолковать это Хельге и Руджеро.
Оставался профессор фон Дейн. Сочтя его основным возможным покупате-
лем, Эрих и Руджеро, перечислив все мои достоинства, наперебой стали
рассказывать ему о телефонных звонках из вертолетной службы "Скорой по-
мощи", из Российского консульства. Дескать, чуть ли не весь Мюнхен хочет
иметь этого Кота!.. Но у Кота, видите ли, герр профессор, ностальгия по
родине, и если бы будущий владелец этого уникального животного, просто
так путешествуя по миру, смог бы свозить Кота хоть на недельку в Петер-
бург, то в лице этого Кота он приобрел бы такого верного друга и защит-
ника, что под опекой этого Дикого, Русского, Таежного и так далее, Кота
- владелец мог бы дожить до глубокой и счастливой старости!..
Для ироничной Хельги, интеллигентной Тани, и несомненно умного и
честного профессора (я же отлично помню его разговор с усатым толстяком
на автомобильной стоянке у больницы, когда решалась судьба моего Води-
лы!..) - все эти Эрихо-Руджерские рекламные заклинания и завлекухи-пес-
нопения звучали наивно и уж очень отдавали провинциальным базаром!
Таня и Хельга впервые сочувственно и понимающе переглянулись надо
мной, и Хельга начала было демонстартивно подкашливать, выразительно
глядя на брата Эриха и друга Руджеро, давая понять им, чтобы они заткну-
лись. Но профессор сам мягко прервал этот предпродажный дуэт.
- Дорогие друзья, - негромко сказал он. - Я чуточку знаком с этим Ко-
том. Несколько раз я видел его у нашей клиники и знал, чей это Кот. Мно-
гое о нем мне уже рассказала фрау Кох... - и профессор нежно и благодар-
но погладил Танину руку. - К моему искреннему огорчению, я не могу при-
обрести этого действительно замечательного Кота. В своем доме я живу со-
вершенно один. Фрау Шмидт, моя экономка - приезжает ко мне ежедневно на
два-три часа, привозит продукты, что-то готовит, что-то убирает. За те
двадцать лет, которые она у меня работает, я видел ее считанные разы. С
восьми утра и минимум до восьми вечера - я в клинике. И это может подт-
