Помочь Водиле мог бы только я. Не знаю КАК, но я единственный свиде-
тель его невиновности с этим проклятущим кокаином.
Однако я здесь! А мне нужно быть там - в Ленинграде. В нынешнем, черт
подери, Санкт-Петербурге. Уж там-то я что-нибудь придумаю, чтобы вызво-
лить Водилу. Там, в конце концов, есть Шура Плоткин! А у Шуры голова -
дай Бог всем такую.
Вот, когда я Контактирую с Шурой, - я не то что напрягаюсь, я отды-
хаю, словно на курорте! Час трепотни с Шурой Плоткиным заряжают меня та-
кой потрясающей энергией, что я могу сто Котов разметать и десять Кошек
оттрахать! Так на кой леший мне тратить свои душевные и психофизические
силы на Эриха Шредера? Как говорит наша ленинградская старуха-дворничиха
Варвара - "На всех не напасешси..."
Лучше я сберегу свою энергию на того Человека, который меня купит у
Эриха и Руджеро. Потому что еще неизвестно, какой идиот захочет иметь в
доме "ДИКОГО РУССКОГО КОТА - ГРОЗУ СИБИРИ"! Тем более, что Руджеро и
Эрих собираются заломить за меня как за Леопарда.
А уж если все-таки меня купят - вот когда мне понадобится с моим но-
вым Хозяином такой могучий Контактище, который потребует от меня всех
сил без остатка!
Ибо я пойду на любые унижения - лишь бы заставить его совершить вмес-
те со мной путешествие в Санкт-Петербург. А там посмотрим...
... Размышляя таким образом, я вылез из своей просторной клетки и по-
шел прошвырнуться по нашему подвалу. Клетку мою уже несколько дней не
запирали. Поняли, что гадить я буду только по-нашему, по-российскому -
исключительно на воле, на свежем воздухе. Как обычно говорит Шура: "Иди,
Мартын, пройдись до ветру..." Эти фольклоризмы у нас с Шурой от нашей
дворничихи Варвары.
Была глубокая ночь. Я шел мимо клеток со спящими Кошками и Кроликами,
и голова моя буквально распухала от всех этих мыслей о Шуре, о Водиле, о
Петербурге...
И вдруг я понял, что в ночной тишине, в слабеньком Кроличьем похрус-
тывании, в редких, но тяжких вздохах сонных Кошек мне недостает еще од-
ного привычного звука - негромкого плачущего тявканья Лисички. Ночью она
наиболее усердно поплакивала, а днем отсыпалась, стерва. Нет, чтобы нао-
борот!
Я подошел к ее клетке и увидел большую дыру в полу, наспех замаскиро-
ванную сеном и наполовину прикрытую миской с водой. Лисицы и след прос-
тыл!
Умудриться прогрызть в полу клетки такую дырищу - это достойно уваже-
ния. Вот это зубы! Не дай Бог, они тебе в глотку вцепятся. А с виду та-
кая стройненькая, рыжая, хорошенькая, изящная! И мордочка всю дорогу
грустная...
Я еще дня три тому назад смотрел на нее и думал, а не попробовать ли
мне ее трахнуть? Была же Дженни - карликовый пинчер. Так пусть будет еще
и Лисичка. В этом отношении я абсолютный интернационалист!
Но теперь, когда я увидел дырку в полу клетки, прогрызенную зубами
этой рыжей плаксы, я не на шутку перетрусил. С такой свяжись... Хорошо
еще, если только без хвоста останешься.
Я обежал весь подвал - Лисички не было. Принюхался - и точно! Лисица
воспользовалась моим выходом: через гараж. А там в воротах Руджеро спе-
циально для меня внизу такое окошечко вырезал. Хочешь - входи, хочешь -
выходи. С территории сада все равно никуда не смылишься. Там такая плот-
ная и толстая ограда из хвойного кустарника - ни за что не продерешься
наружу. И ворота сверху специально загнуты внутрь - в сторону сада. При
одном взгляде на эти ворота мечты о побеге можно отложить до лучших вре-
мен.
Вылез я из гаража в сад и тихохонько пошел вдоль стеночки дома. Слы-
шу, в углу сада какая-то ритмическая возня: раз-два- три, пауза...
Раз-два-три, пауза...
Я туда. Подползаю на полусогнутых, каждую веточку, каждую травинку
сначала передней лапой пошевелю, чтобы не треснула, не наделала бы шума,
и дальше чапаю таким манером. На звук ползу. На "раз-два-три" ползу, а
на "паузу" - замираю.
Подползаю и вижу, как эта рыжая курва подкоп под ограду делает! Да
так ловко, что уже успела до половины своего туловища углубиться в зем-
лю. И торчат из этой норы лишь ее задние лапы, попка и хвост. А сама она
с головой и передними лапами в норе.
И роет там, и роет. Только земля из-под брюха летит: раз-два-три, па-
уза... И снова.
Я как увидел эту позу - задние лапы расставлены, попка вверх торчит,
все, что нужно для ЭТОГО ДЕЛА открыто, и запах от нее такой странный,
непривычный, но жутко завлекушный. Чистая порнуха!
Тут мне эту Лисицу так захотелось! Морда у нее в норе, передние лапы
- там же, что она мне может сделать? А ни хрена! Я и потяжелее буду, и
поздоровее. А морда ее с этими жуткими зубками в норе, как в наморднике.
Как говорил Водила - "кто не рискует, тот шампанского не пьет"...
Приподнялся я, встал на задние лапы, навалился на нее, передними ла-
пами обхватил всю ее наружную заднюю часть фигуры, отодвинул в сторону
ее хвост и...
Это, я вам скажу, было нечто!!!
Картинка маслом: пол-Лисицы в норе, пол-Лисицы снаружи. В саду. Я во
всю трахаю ту половину, которая торчит снаружи, а из норы уже никакая
земля не летит, а только слышен негромкий скулеж, но уже не с плачущими,
а явно с восторженными интонациями. С таким сексуальным захлебом и под-
выванием, что я благодаря Шредеровско-Манфредиевским стимуляторам и
ежедневным инъекциям поливитаминов, действительно, начинаю себя чувство-
вать "ДИКИМ КОТОМ - ГРОЗОЙ СИБИРИ, ОТТОБРУННА И ВСЕЙ БАВАРИИ", черт меня
побери!..
Трахаю ее, а сам думаю - как только кончу, надо будет рвать когти и
уносить ноги раньше, чем она свою морду из норы высунет. Она же дикая,
дура! Загрызет же к чертям Собачьим!..
Но не вышло мое дело... Все ЭТО завершилось так бурно, что я свалился
у самой норы и лапой пошевелить не могу. Честно признаюсь - жду самого
худшего. Ни сопротивляться, ни бороться за жизнь сил нету...
А Лисица этак задом, задом выбирается из своего футляра - морда в
земле, передние лапы грязнущие, рот раскрыт, язык наружу. И разглядывает
меня, лежащего и обессиленного, и мне бы впору зажмуриться, попрощаться
с жизнью и ждать скорого конца, а я вдруг чувствую - она облизывает ме-
ня! И тявкает так весело, так забавно... И катается по земле абсолютно
как Кошка... Я прибалдел! Вот это да.
Ну, я тоже лизнул ее раза два-три. Это мне еще Шура, помню, баечку
рассказывал про вежливость. Вроде бы английские короли утверждали, что
ничего, дескать, нам не стоит так дешево, и ничего не ценится нами так
дорого, как вежливость.
И точно! Она меня в ответ как давай лизать, чуть ли не взасос! Ну, я
так поднапрягся, собрал остатки сил, и говорю ей по-нашему, по-Животно-
му:
- Ты, что, давно на просушке?
Вижу, она на меня так смотрит и не понимает, о чем это я. Ну, я ей
снова, в более доступной форме:
- Я говорю, с тобой ЭТОГО давно не делали? А она мне и отвечает:
- Со мной ЭТОГО вообще никто никогда не делал. Я даже и не знала, что
ЭТО так прекрасно! Давай, еще разок, а?
- Погоди, - говорю. - Дай хоть отдохнуть немного.
- Зачем? - спрашивает она так наивно, что я даже рот раскрываю от
удивления.
- Ну, как тебе сказать... - мямлю я. - Мне, понимаешь, нужно немного
передохнуть, чтобы ЭТО сделать тебе еще лучше.
- ЭТО ты и так прекрасно делаешь! - убежденно говорит Лисица. - И
"лучше" ЭТО делать не надо, а то я совсем с ума сойду...
И улыбается во все свои страшненькие зубки. И спрашивает:
- Мне, что, опять с головой в дырку лезть? Ты мне советуй, подсказы-
вай, а то ведь я с ЭТИМ впервые сталкиваюсь!
Я вспомнил дыру в полу клетки, поглядел на ее клыкастую мордашку и,
на всякий случай, говорю:
- Да, знаешь, пока лучше, как и в прошлый раз - передними лапами и
мордой туда, а все остальное пусть будет снаружи.
- Нет вопросов, любимый, - с готовностью отвечает Лисица и тут же на
полтуловища сигает в свою нору.
Я как увидел снова ее задранную вверх попку, расставленные, дрожащие
от нетерпения рыжие задние лапы, ее роскошный хвост - уже отведенный в
сторону, так в меня, откуда ни возьмись, стало вливаться такое неукроти-
мое желание, что я в одно мгновение взлетел на эти оставшиеся снаружи
пол-Лисицы и...
И, как частенько кого-то цитировал Шура Плоткин - "Процесс пошел!.."
Ну, потом, сами понимаете, - разные там облизывания, взвизгивания,
мурлыканья. Всякие там шутливые покусывания, от которых у меня, честно
говоря, кровь стыла в жилах. Заверения в вечной любви, клятвы...
А под утро, после ее бессчетного ныряния мордой в нору, - совершенно
конкретное предложение, поразившее меня своей прямотой: она, Лисица,
прорывает эту нору под оградой насквозь к дороге, и мы уходим с ней
вдвоем в лес и начинаем жить там вместе в счастье и дикости.
И где бы мы потом ни поселились, она - Лисица, помимо подземного дома
со множеством помещений и несколькими выходами на свет Божий, обяза-
тельно выроет рядом еще и вот такую короткую, всего на пол-Лисьей длины,
"слепую" нору, - раз уж я только ТАК хочу ЭТО с ней ДЕЛАТЬ. И это у нас
будет называться "Тупик любви".
Но вот тут я был вынужден мягко и решительно отказаться от столь за-
манчивого предложения.
- Почему? - искренне удивилась Лисица. - А мне мама когда-то говори-
ла, что из всех домашних животных Коты - самые независимые и вольнолюби-
вые ребята!
- Так-то оно так, - согласился я. - Но на мне лежит ответственность
за жизнь двух очень хороших Людей, которым я просто обязан помочь! А для
этого мне нужно как можно быстрее постараться попасть в Россию. В Петер-
бург...
- А что это такое? - простодушно спросила Лисица.
И я, зацикленный совковостью мудак, позабыв о всякой ироничности, ко-
торую мы обычно напяливаем на себя, когда речь заходит о чем-то серьез-
ном и возвышенном, сам стесняясь своего ответа, но не находящий никаких
других слов, сказал Лисице:
- Родина...
А потом, устыдившись облезлой помпезности этого затертого и исшаркан-
ного слова, добавил:
- Место, где я родился и вырос. Моя бедная и несчастная родина. Кото-
рую я очень люблю...
Отоспаться после этой фантастической ночи мне так и не удалось. Уже
часам к девяти я был разбужен криками, шумом автомобильного мотора,
проклятиями и двумя незнакомыми мне голосами.
Выяснилось, что пока я дрых без задних лап, моя жутковатая рыжая ха-
хальница все-таки прорыла ход под оградой и навсегда покинула дом Шреде-
ров, унося в своем сердце пламенную любовь ко мне, а в зубах самого
большого и толстого Кролика, у которого с вечера забыли запереть клетку.
Я понимал, что после ТАКОЙ ночи Лисица обязана была бы подкрепить
свои силы, но Кролика было все равно очень жалко...
Два чужих голоса принадлежали знаменитому русскому старику-мошеннику
- специалисту по изготовлению любых документов, и его новой жене - сим-
патичной толстухе, бывшей в свое время секретарем партийной организации
отдела народного образования города Кимры. Что за город, понятия не
имею!..
В разговоре она все время старалась напомнить обо всем этом, чтобы ее
не приняли на ранг ниже, чем, как ей казалось, она того заслуживает.
Бойко переводя эту чушь на немецкий язык для Хельги, Руджеро и Эриха,
старик тоже не мог сдержать тщеславно-горделивых ноток в голосе. Ему
льстило столь высокое бывшее положение его новой супруги, и он этого да-
же не пытался скрывать.
Несмотря на холодный день, старик был разодет в национальный баварс-
кий костюм, который ему очень шел: короткие кожаные штанишки, высокие
шерстяные чулки грубой вязки, толстые тяжелые башмаки, расшитая рубаха с
тесемочкой-бантиком вместо галстука, какая-то жилетка-расписуха, и лег-
комысленная зеленая шляпчонка с короткими полями и веселым султанчиком.
То ли европейские тюрьмы закалили старика, то ли он с рождения был
такой двужильный, но - маленький, худенький, голенастый, - он был удиви-
