они представляют себе "настоящего дикого русского Кота"? С рогом на лбу
и с серпом и молотом на груди? Или еще как-нибудь позатейливее? Ну, про-
хиндеи...
И тут, слышу, Шредер спрашивает у Манфреди:
- У тебя сохранились координаты того старика, который делал нам доку-
менты на "русскую гончую"?
- Конечно! Я только не уверен - сохранился ли сам старик.
- А что с ним могло случиться?
- Эрих, просчитай ситуацию хотя бы на ход вперед! Если этот старик в
сорок пятом году в Потсдаме убежал из Красной Армии в чине старшего лей-
тенанта, то сколько ему может быть сейчас лет?
- Семьдесят пять... Восемьдесят.
- Согласись, что это превосходный возраст для тихого перехода в дру-
гой мир. Мы уже год о нем ничего не слышали. Вариант номер два: старик
жив и здоров, но сидит в тюрьме. Может быть?
- С чего бы это? - удивился Шредер.
- Да, правда! - развеселился Манфреди. - С чего бы это?! Старик всего
пятьдесят лет занимался мошенничеством, и только лишь шесть раз сидел во
всех тюрьмах Европы! За что бы это его сажать в седьмой раз?!
- Верно... - задумчиво согласился Шредер. - А какие он тогда сделал
документы на "русскую гончую"! Экстра-класс!.. Жаль, что она сдохла по
дороге в Лос-Анджелес у этого Американского актера... Ты не помнишь, как
его звали?
- Нет, Эрих. Я помню только то, что ее смерть - на твоей совести. Это
ты все время орал, что у русской гончей должен быть втянутый живот и ко-
лол ей витамины вместо того, чтобы дать кастрюлю нормального супа. А
этот голливудский дурачок даже понятия не имел - какой живот бывает у
настоящей русской гончей!..
Тут я почувствовал, что мы остановились, и Шредер опустил мою клетку
на землю. А потом я услышал такие обиженные интонации в его голосе, что
чуть было не стал его жалеть
- Руджеро, Руджеро! - простонал Шредер. - Ты просто сукин сын после
этого! Будто ты не знаешь, что когда начинаешь формировать "русскую гон-
чую" из обыкновенной длинной и тощей дворняги с вытянутой мордой и таким
чудовищным врожденным пороком позвоночника, что ее спина становится
круглой, как у настоящей "русской гончей", - так можно ожидать чего
угодно! Я лично думаю, что она скончалась от радостного удивления, когда
узнала, что отныне будет жить не в Мюнхенском Берг-ам-Лайме, а в
Лос-Анджелесском Беверли-Хиллз...
- Господи! Какое счастье, что мы завязали с собаками и перешли только
на кошек! - воскликнул Манфреди, и я услышал, как он стал открывать ав-
томобиль. - Насколько они экономичнее собак, насколько тише, насколько
удобнее в транспортировке...
Я почувствовал, как Шредер наклонился к клетке и снял с нее тряпку.
Холодное желтое солнце ударило меня по глазам. От неожиданности и пере-
жора я икнул и увидел, что автомобиль Шредера и Манфреда (куда там этой
сволочи Пилипенко и придурку Ваське с их обосранным "Москвичом"!..) сто-
ит в узенькой прелестной улочке, совсем рядом с совершенно незнакомым
мне входом в Английский парк. Я знал, что парк очень большой, но даже и
не подозревал, насколько он велик. Я был свято убежден, что за это время
мы дошли до другого конца города...
- Тем более, что цены на собак сейчас во всем мире падают, а на котов
и кошек - растут, - заметил практичный Шредер.
- По тем же причинам. По чисто экономическим соображениям, - сказал
Манфреди и поднял мою клетку, чтобы поставить ее в автомобиль. - О, черт
его побери!!! Какой он, действительно, тяжелый! Кошмар. Бедные кошки!..
Так повезем, или пусть поспит?
- Пусть, на всякий случай, поспит. На кой черт нам нужно, чтобы он
запоминал дорогу!
- А в привидений ты еще не веришь?! - расхохотался Манфреди и достал
из-под сиденья небольшой кожаный портфельчик.
- Нет, Руджеро. До этого я еще не дошел, - серьезно ответил ему Шре-
дер. - Но, чем больше мы с тобой занимаемся кошками, тем чаще я начинаю
задумываться над некоторой жутковатой фантасмагоричностью этих созданий.
Мне иногда кажется, что мы у них - как на ладони. Вот посмотри на этого,
например... Какой у него осмысленный взгляд, как он следит за твоими ру-
ками!..
- Ты кончишь в психиатрической клинике, - рассмеялся Манфреди. - Коты
чрезвычайно любопытны и то, что он следит за моими руками - в этом нет
ничего удивительного.
Плевал я на любопытство! Еще бы мне не следить за руками этого Рудже-
ро Манфреди! Я и не пытался этого скрывать...
С возрастающей тревогой я смотрел, как Руджеро Манфреди вынимал из
портфельчика аккуратно уложенный одноразовый шприц, ампулу с прозрачной
жидкостью, ватку и небольшую пластмассовую бутылочку с кнопкой на гор-
лышке.
А то я не знал, что это такое! Когда в прошлом году у меня заболел
Шура Плоткин воспалением легких, то к нам приходила молоденькая участко-
вая врачиха и сама трижды в день делала Шуре какие-то уколы. И трижды в
день я видел шприцы, иглы, ампулы и ватки...
Врачиха была прехорошенькой и лечила Шуру как для себя. И не ошиблась
в своих надеждах. Шура выздоровел и потом недели две день и ночь благо-
дарил эту докторишку так, что мне иногда от их стонов и воплей хотелось
с балкона выпрыгнуть. Так они меня достали своими благодарностями друг
другу: Шура - докторишку за то, что она его вылечила, а докторишка - Шу-
ру, за то, что тот выздоровел...
Поэтому я очень хорошо знаю, что такое шприц и ампула!
И если эти два жулика собираются сделать мне укол и усыпить меня - я
им сейчас покажу, что такое, действительно, НАСТОЯЩИЙ РУССКИЙ КОТ, кото-
рый всю свою жизнь - от рождения и до смерти - только и делает, что бо-
рется за свое существование!
Пусть они только ко мне приблизятся, пусть только попробуют вытащить
меня из клетки!!! От них во все стороны клочья полетят!.. Уж если я про-
фессионального убийцу - Алика, с его длинным и почти бесшумным пистоле-
том, не испугался, то...
Но ни Руджеро Манфреди, ни Эрих Шредер даже и не пытались открыть
клетку. Установив ее на заднем сиденье автомобиля, Манфреди вынул из то-
го же портфельчика небольшую кривую ручку, вставил ее в какое-то отверс-
тие, кажется, у толстого дна клетки - мне, находившемуся непосредственно
внутри клетки, это отверстие видно не было. Я мог о нем только догады-
ваться.
А потом Манфреди стал медленно поворачивать эту ручку вокруг своей
оси. Вначале я вообще не заметил ничего особенного, кроме скрипа под по-
лом клетки. А потом вдруг сообразил, что на меня неумолимо надвигается
боковая стенка всей клетки!
К моему ужасу, клетка становилась все уже и уже, и, наконец, стала
настолько узкой, что я просто не мог в ней пошевелиться!
- Не бойся, котик, не бойся, - приговаривал Эрих Шредер. - Это обыч-
ная клетка - фиксатор. Мы тебе ничего плохого не сделаем.
Подонок! Как будто до этого он мне делал только хорошее!
Этот гад Манфреди крутнул еще полоборота ручкой, и теперь меня стис-
нуло между стенками так, что я чуть не лишился сознания!
Манфреди отбил кончик у стеклянной ампулы, набрал оттуда в шприц жид-
кость и сказал Шредеру:
- Кот зафиксирован. Ты будешь колоть?
- Коли, коли сам. Он на меня так смотрит... - отмахнулся от него Шре-
дер и ласково сказал мне: - Не пугайся, котик. Сейчас ты у нас поспишь,
отдохнешь...
- А представь себе, что кот тебе вдруг отвечает: "А не пошли бы вы,
герр Шредер, ко всем чертям?!." - разоржался Манфреди.
- Наверное, однажды так это и произойдет, - ответил Шредер.
Тут я ощутил легкий укол в задницу и почувствовал, как высвобождая
меня, стала отъезжать стенка клетки. Я попытался встряхнуться, но ноги
меня не держали и я рухнул на пол клетки.
Последнее, что я услышал, был смех Манфреди:
- Эрих, не затягивай с визитом к психиатру...
... А потом вдруг, откуда ни возьмись, я вижу Шуру Плоткина в нашей
ленинградско-петербургской квартире!..
Шура мотается по захламленным и неубранным комнатам, бросает какие-то
тряпки в чемодан, валяющийся на полу, и раздраженно говорит мне так,
будто не видел меня всего часа три:
- Ну, где ты пропадаешь, Мартын?! Я с величайшим трудом выбиваю в Со-
юзе журналистов путевки на Черное море, а ты и ухом не ведешь! Я пытаюсь
оформить документы на тебя тоже, а мне говорят: "Предъявите кота". Я им
говорю: "Он вот-вот явится...". А они мне: "Вот когда явится, тогда и
будем оформлять!" А ты шляешься черт знает где!
- Шура! Шурик!.. - в отчаянии кричу я, и вдруг понимаю, что кричу
НАСТОЯЩИМ ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ ГОЛОСОМ!!! - Мы никуда не можем уехать! Ни ты! Ни
я!.. Я обещал Водиле, что ты присмотришь за его маленькой дочкой Настей!
Шура, мы не можем его бросить в таком состоянии... Мы должны их немед-
ленно разыскать!
Шура продолжает метаться, собирает вещи и спрашивает меня:
- Ты свое кресло будешь брать с собой на море?
- Плевал я на кресло! Плевал я на море!.. - кричу я в ответ. - Я во-
обще никуда не поеду!.. Что с тобой, Шурочка?! Что происходит?!
Шура неожиданно спокойно садится в мое кресло и говорит:
- Ты хочешь правды? Пожалуйста. Я отвык от тебя, Мартын. И ты сделал
для этого все! Своими собственными лапами.
- Что ты говоришь, Шурик?! - заплакал я. - Это невероятно...
- Вероятно. И прости меня, Мартын... Я должен сказать тебе все. Слу-
чилось так... Короче, теперь у меня есть другая Кошка. Извини, Мартын,
но я хотел быть честным до конца.
И тут я вижу, как на спинку кресла, в котором он сидит, откуда-то
вспрыгивает та самая рыжая Киска, которая работала на этих страшных Кош-
ко-Собаколовов - Пилипенко и Ваську. На которой погорел и я!..
- Ты с ума сошел, Шура! - в панике кричу я. - Эта рыжая блядь - при-
митивнейшая завлекуха! Известная Пилипенковская "подсадная утка"! Она
заложит тебя в три секунды!.. На нее, как на живца, Пилипенко и Васька
отлавливают лучших Котов, а потом умерщвляют их в институте физиологии
или делают из них шапки!.. Ты хочешь стать шапкой, Шура?!! Так эта по-
таскуха тебе в два счета поможет!
- Мартын! - строго прерывает меня Шура. - Не смей говорить о ней в
таком тоне. Ты, в первую очередь, делаешь мне больно. Я этого не заслу-
жил.
- А я - заслужил?!! - ору я своим жутким Человеческим голосом. - А
Водила - заслужил?! Его маленькая Настя - тоже заслужила?!
Тогда Шура встает из кресла и снова начинает собирать вещи. И эта ры-
жая стерва, не прекращая мурлыкать и тереться о Шурины ноги, помогает
ему укладывать чемодан!..
- Что ты так волнуешься за своего Водилу и его Настю? - усмехается
Шура. - Они сейчас в соседней комнате и ты можешь немедленно убедиться,
что с ними все в порядке.
Я как умалишенный мчусь в соседнюю комнату и вижу исхудавшего м а л е
н ь к о г о Водилу, завернутого в детское одеяльце. Рядом детский стек-
лянный рожок с соской...
Водила лежит на пустом книжном стеллаже рядом с письменным столом. На
столе Шурина пишущая машинка без ленты. Все покрыто толстым слоем пыли.
На верхней полке стеллажа сушатся пеленки...
Вокруг стола в танце извивается полуголая здоровенная деваха лет
двадцати пяти. Выглядит она так, будто только что выпрыгнула из порнуш-
ного журнала.
- Боже мой!.. - в ужасе я бросаюсь к Водиле. - Водила, родненький...
Что происходит?! Объясни мне - я ничего не понимаю...
- А... Это ты, Кыся?.. А я уж думал, что и не свидимся... Хорошо, что
ты вернулся, - тихо шепчет Водила.
- А это кто?.. - спрашиваю я и показываю на порнодевицу.
- Так это же моя Настенька!.. Неужто не узнал? А все говорят, что она
на меня похожа. Настенька, познакомься... Это мой корешок - Кыся. Я тебе
про него рассказывал...
Я, совершенно по-Человечески, протягиваю ей лапу и слышу, как говорю
стандартную фразу, которая у Людей в пятидесяти случаях из ста не соот-
ветствует истине:
- Очень приятно!
Она ложится на тахту, тоже протягивает мне руку, но не пожимает мне
лапу, а сразу берет меня за ЭТО САМОЕ между моих задних лап, а второй
