рукой затаскивает меня на себя!..
Я с трудом вырываюсь от нее, подползаю к Водиле и шепчу:
- Но ты же говорил, что она маленькая?!
- А она подросла, - тихо отвечает мне Водила. - Время-то идет, Кыся.
И, как говорится, диктует нам свои законы!
От ярости я подпрыгиваю чуть не до потолка и воплю в истерике:
- Нет! Нет!!. Нет!!! Я не хочу этих законов!!! Я хочу жить по своим
законам - они у меня одни на все времена!..
- Ну, бля, ты даешь, Кыся... - в своей обычной манере огорченно шеп-
чет обессиленный и м а л е н ь к и й Водила.
Я понимаю, что за время моего отсутствия в моей стране что-то должно
было измениться, но я так был свято уверен, что ни меня, ни круга моей
любви и моих привязанностей эти изменения никогда не коснутся, что те-
перь находился в состоянии полной раздавленности. Я был буквально "по
стенке размазан", как сказал бы тот, бывший мой Шура Плоткин...
И хотя в каком-то затылочном участочке моего мозга билась мыслишка,
что все происходящее сейчас всего лишь сон, кошмар, наркотический бред,
- состояние мое было ужасным. Я оказался никому не нужен, и это меня
сломило...
Я тихо вышел на балкон, мысленно попрощался со всеми и выпрыгнул с
восьмого этажа.
Но почему-то не ощутил стремительного падения, не испытал страха пе-
ред ударом об землю, а мягко и медленно поплыл по воздуху, зависая между
этажами, заглядывая в освещенные окна моих соседей по дому.
Я посмотрел вниз и увидел, что опускаюсь в знакомый район нашего род-
ного мусоросборника, где, задрав нос кверху, внимательно следил за моим
полетом мой старый бесхвостый друг - Кот-Бродяга и укоризненно говорил
мне уже по-нашему, по-животному:
- [dieresis]лки-палки, Мартын, сколько можно ждать?! Я специально на
час раньше отпросился со службы, а тебя все нет и нет! Давай, Мартын, не
дури. Лети быстрее.
Я плавно опускаюсь рядом с Бродягой и молча кладу ему голову на пле-
чо. В глотке у меня стоит комок слез и я слова не могу произнести - ни
по-Животному, ни по-Человечески...
Потом мы сидим в нашем старом, но чудодейственно преображенном подва-
ле - мягкий свет, чистота, тепло, уютно. На стенках фотографии Бродяги,
чучела крысиных голов - свидетельства Бродяговой охотничьей доблести. На
вешалке - странный черный жилет типа зимней собачьей попонки с застежка-
ми на "липучках".
- Что это? - спрашиваю я Бродягу.
- Моя рабочая спецодежда - пуленепробиваемый бронежилет.
- Господи!.. Тебе-то зачем?!
- Я же говорил, что теперь служу. Охраняю одну совместную фирму -
сутки через трое. Ты кушай, Мартын, кушай!.. Вот хек, вот форель, вот
прекрасная суповая кость... Я так ждал тебя.
- Откуда это все у тебя?!
- Как откуда? Платят-то в ЭсКаВэ... А за ЭсКаВэ, Мартынчик, сейчас у
нас можно все купить - даже Слона в маринаде!
Мы с Бродягой года два назад мотались на Петроградскую сторону в зоо-
парк - насмотрелись там! Поэтому я очень даже отчетливо представил себе
Слона в маринаде, и впервые за весь сон улыбнулся. Бродяга ужасно обра-
довался!
- Давай, Мартын, по три капли валерьянки за встречу! - говорит Бродя-
га и достает с полки небольшой пузырек. - Настоящая, дореформенная! По
случаю мне достали. Один, в прошлом КаГеэБэшный, Кот - ты его не знаешь,
- сейчас вместе со мной в охране работает. Так он все свои бывшие связи
сохранил и даже усилил! Чего хочешь достать может!..
И в это мгновение с грохотом распахивается дверь и в подвал влетает
Шура Плоткин - босиком, в старых латаных джинсах и голый по пояс. А на
груди у него большая синяя наколка - "К Ы С Я"!..
- Мартынчик!.. - кричит Шура и заливается слезами. - Мартышка, люби-
мый мой! Дружочек мой единственный!..
Рыдания ему мешают говорить связно, и он падает на пол, ползет ко
мне, протягивает руки и плачет горючими слезами.
- Мартынчик... - всхлипывает Шура. - Ну не раздолбай ли ты?! Ну, как
же тебе могло ТАКОЕ ПРИСНИТЬСЯ?.. Может, ты перекушал на сон грядущий?
Может, нанюхался какой-то гадости?!. Да как же тебе ЭТО в голову приш-
ло?!! Разве можно позволять себе даже краем глаза ВИДЕТЪ ТАКИЕ СНЫ?!! Я
же тут погибаю без тебя, Мартышка...
А тебя все нет и нет. Где ты, Мартынчик? Где ты?..
И Шура словно слепой начинает шарить вокруг руками, пытаясь меня най-
ти...
В открытую дверь подвала неожиданно врывается страшный ветер, подхва-
тывает меня, Шуру, Бродягу, срывает со стен чучела крысиных голов, фо-
тографии, все ломает, крушит о корявые бетонные стены подвала, и я вижу,
как Бродягу в его пуленепробиваемом бронежилете (когда он его успел на-
пялить?) с дикой силой бросает о стену! Бродяга замертво падает на пол и
разбивается какими-то уродливыми глиняными осколками...
Ослепший и окровавленный Шура еще пытается сопротивляться, но сила
этого тайфуна так велика, что бедного Шуру впечатывает в бетонную стену,
и он застывает в ней - плоский, распластанный, с мученической гримасой
на совершенно непохожем на себя лице...
Я как-то умудряюсь преодолеть силу этого невероятного ветра, подлетаю
к Шуре, обламывая когти, пытаюсь выцарапать его из стены, но страшный
вихрь с воем подхватывает меня, отрывает от Шуры и выносит из подвала в
холодную черноту звездного неба...
И я лечу, лечу, лечу, и все время вверх, а рядом со мной, оказывает-
ся, летит Таня Кох и спокойно говорит мне по-немецки:
- Послушай, Кот... Может быть, тебе все-таки лучше вернуться ко мне?
Проснись, проснись, Кот! А то очень трудно разговаривать со спящим Ко-
том...
И я просыпаюсь...
Никакой Тани Кох. Никакой клетки.
Уйма незнакомых запахов. Слегка кружится голова...
Дико хочется пить!..
Первое, что я вижу - склонившийся ко мне сильно улучшенный вариант
физиономии Эриха Шредера в образе женщины.
Она ставит передо мной миску с водой и говорит:
- Пей. После этих дурацких транквилизаторов всегда ужасно хочется
пить. По себе знаю.
Я с трудом встаю на слабые еще ноги. С жадностью начинаю лакать воду.
Пытаюсь припомнить детали своего сна...
- Вот и прекрасно, - говорит женщина, похожая на Эриха Шредера. - Да-
вай знакомиться. Я - Хельга Шредер. Я сестра вон того жулика - Эриха
Шредера и подруга его бизнеспартнера - синьора Руджеро Манфреди. Вон они
сидят за столом и, как обычно, пьют пиво без меня.
- Не надо!.. Не надо прикидываться бедной овечкой! - кричит Манфреди
из-за стола. - Тебя приглашали пить пиво вместе с нами, но ты предпочла
кота!..
- Не обращай внимания, Руджеро, - лениво говорит Эрих. - Это -
Хельга. Ты ее знаешь не хуже меня. Это ее стиль.
- Пей, пей, кот. Не слушай их, - улыбается мне Хельга. - Я старше
Эриха на три года и моложе Руджеро на семь лет. Зато я умнее их обоих
вместе взятых, примерно, раз в десять.
Тут Хельга хочет погладить меня, но я инстинктивно прижимаю уши к го-
лове, поворачиваюсь к ней вполоборота и, на всякий случай, раззеваю рот
и делаю это свое отработанное "Кх-х-ха!..", чем обычно предупреждаю, что
не терплю чужих поглаживаний.
- Осторожней!.. - кричит ей Эрих и они вместе с Руджеро бросаются к
Хельге на помощь.
И вот тут я исполняю свой коронный номер, который обычно использую в
двух диаметрально противоположных случаях - или тогда, когда я хочу пон-
равиться окружающим, или тогда, когда хочу их слегка пугнуть и таким об-
разом поставить на место. Я уже как-то говорил об этом трюке - Неожидан-
ный Прыжок Вверх из непредсказуемого положения Сидя или Лежа. Овчарки в
обморок падают, а про Людей и говорить нечего...
Вы хотели иметь НАСТОЯЩЕГО ДИКОГО РУССКОГО КОТА? Пожалуйста!
Как говорится, извольте получить!
Без малейшей подготовки, со всех четырех лап сразу, я взвиваюсь на
двухметровую высоту и оказываюсь на верхотуре старинного резного шкафа.
Манфреди и Шредер - потрясены, что и требовалось. Несчастная Хельга
не на шутку испугана. Ее мне становится даже немножко жаль. Не перебор-
щил ли я?
- Боже, какой громадный... Я таких еще никогда не видела, - бормочет
бедная Хельга и, пытаясь скрыть свой испуг, спрашивает у Эриха и Рудже-
ро: - Ребята! Где вы сперли этого Кота? Не в Олимпияспортхалле? Там сей-
час, как раз проходит чемпионат мира по бодибилдингу в тяжелом весе...
Он, случайно, не из состава участников?
У нас на границе Мюнхена свой собственный дом в Оттобрунне.
После крушения Берлинской стены родители Хельги и Эриха за гроши ку-
пили в Германской бывшей демократической республике прекрасный и прос-
торный дом под Эрфуртом, а домишко в Оттобрунне оставили своим детям.
Домик был, прямо скажем, не бог весть что. Его построил дед Хельги и
Эриха сразу же после войны, и тогда этот дом олицетворял верх обеспечен-
ности и благополучия!
Но сегодня, в сравнении с толпами новых роскошных и безумно дорогих
домов, домишко Шредеров выглядел жалкой конурой. Да здравствует добрая
память о дедушке, который догадался воздвигнуть вокруг дома и добротного
садового участка такую высоченную и толщенную ограду из невероятно плот-
ных растений, пахнущих мягкой хвоей, что со стороны улицы и боковых со-
седей жалкость домика Шредеров была никому не видна. Да и все происходя-
щее около дома и на его участке было хорошо сокрыто от посторонних глаз.
Для не всегда праведных занятий Эриха Шредера и Руджеро Манфреди это бы-
ло очень и очень важно. Ибо при всепоглощающей любви немцев к порядку,
любое доносительство о "непорядке" считалось проявлением доблести, чест-
ности и гражданственности.
Дом естественным образом делился на две половины - одну из которых
занимала Хельга, а вторую - Эрих. Так как Руджеро Манфреди ночью спал с
Хельгой, а днем работал с Эрихом, то получалось так, что Руджеро, во-
лей-неволей, круглые сутки занимал целиком весь дом. Всех троих это
вполне устраивало, а мне было ровным счетом на это наплевать.
Я ждал своего часа. Безотчетно и, по всей вероятности, безоснова-
тельно, я слепо верил в то, что наступит день, когда я вернусь в Петер-
бург, разыщу Водилу, и снова обрету СВОЙ ДОМ и СВОЕГО Шуру Плоткина!
Просто нужно запастись терпением. А как только представится малейшая
возможность войти в Контакт с Человеком, достойным доверия - уж я его на
эту поездочку уговорю в лучшем виде!..
Тем более, что сейчас вокруг меня идет невероятная суетня: разыскан
знаменитый старый русский мошенник - специалист по липовым документам,
бланкам, штемпелям, печатям и изготовлению бумаг любой эпохи. Он, к
счастью, не умер, слава Богу - на свободе, а не в тюрьме, и недавно даже
женился на какой-то эмигрантке-молодухе шестидесяти шести лет, которой,
как уверяет старик, никто больше шестидесяти не дает!..
Уже вторую неделю старик корпит над изготовлением моей фантастической
родословной, которая, оказывается, берет начало со времен исторической
любви личного Боевого Кота русского царя Петра Первого к любимой Кошке
короля Швеции - Карла Двенадцатого!
Руджеро колет мне витамины и, по-моему, какие-то стимуляторы, потому
что мне теперь снова постоянно хочется трахаться. Так как я сам
чувствую, как здоровею от этих уколов, то разрешаю Руджеро делать мне
инъекции без всякой клетки-фиксатора.
Хельга ежедневно расчесывает меня и раз в три дня моет специальным
составом, от которого шерсть блестит как полированная.
Эрих точно проследил, что я жру с большим удовольствием, и теперь
кормит меня только этим, не пытаясь даже впихнуть в меня то, что лопают
все остальные наши Коты и Кошки - всякие разные "Вискас", "Китекат",
"Пурина", "Кэт-Шоу", "Феликс" или "Имас"...
Уже несколько дней весь дом от келлера (подвала) до чердака, включая
всю прилегающую к дому территорию, чуть ли не круглосуточно оглашается
нескончаемыми спорами - оперировать меня или нет?
Существует четыре мнения. Честный Эрих считает, что продавать меня
нужно в добротном отреставрированном виде - то есть, с зашитым ухом, ко-
