привлекательность - не будем кривить душой, - не самая сильная моя сто-
рона...
Но слышать о себе "ОМЕРЗИТЕЛЬНОЕ ЧУДОВИЩЕ" из уст Человека, никогда
не встречавшегося со мной, никогда не видевшего меня воочию - было ужж-
жасно обидно и неприятно! Так бы и вцепился в его жирную задницу! Или в
ляжку! Или по его пухлому пузу всеми когтями сразу! Надо же, сволочь ка-
кая?! Я для него, видите ли, "омерзительное чудовище"!
Да я... Да вы все - со своими шоферами и кухарками - одного моего Во-
дилы не стоите! Не говоря уже о Шуре Плоткине!!! Бездарности!.. Буржуины
проклятые! Устроить бы вам, гадам, наш семнадцатый год, чтобы вы потом
лет семьдесят кровью харкали и сами себя истребляли!.. Мне мой Шура
Плоткин порассказал про то времечко...
Почему-то я представлял себе этого Фридриха фон... - толстым, трясу-
щимся, задыхающимся от жира, который в окружении целой своры холуев отв-
ратительно и неопрятно обгладывает огромную кость, с жадным хрипом отры-
вая от нее куски жил и мяса.
Понимал ведь, что я все это себе нафантазировал, насмотревшись в свое
время по нашему совковому телевидению разных детских мультяшек про "Мис-
тера Твистера" и "Мальчиша-Кибальчиша"! Но избавиться от ощущения незас-
луженной обиды не мог никак!
Женским тонким чутьем... Ах, это прелестное качество! Хельга и Таня
поняли мое состояние и одновременно ласково погладили меня - Таня слева,
Хельга - справа.
А Таня еще и сказала мысленно:
- Смири гордыню, Кот. Фон Тифенбах - далеко не худший вариант. Со
своими тараканами, но... Сам увидишь.
Эрих тоже очень за меня обиделся. И уже на СВОЕЙ ВОЛНЕ, совершенно
отличной от Таниной волны, неслышно сказал мне:
- Спокойно, Кыся! Это обойдется ему в пару лишних тысяч марок. А я
тебе к вечеру достану такую Кошечку, рядом с которой принцесса Диана по-
кажется беспородной дворнягой!
Руджеро, обозванный "идиотом" (это он обеспечивал рекламными листов-
ками районы Харлахинга и Грюнвальда), совсем осатанел и уже собирался
было вскочить и что-то заявить, как Хельга рывком за джинсы вернула его
на диванчик и негромко прошептала:
- Заткнись!
Профессор фон Дейн ощутил напряженку, повисшую над остывшим кофе и
остатками пирожных, и быстро проговорил в трубку:
- Послушайте меня внимательно, Фридрих! Я звоню сейчас из дома, в ко-
тором живут люди, продающие этого Кота. Мало того, этот Кот сидит сейчас
рядом со мной между двух очаровательных женщин. Одна - мой друг и ассис-
тент, вторая - существо очень близкое этому Коту. Я знаю про этого Кота
значительно больше, чем может сказать о нем любая реклама. Пока я сообщу
вам всего лишь одну подробность. Помните, я рассказывал вам о том, как
Санкт-Петербург не дал мне прооперировать одного русского гангстера из
международной наркомафии?
- Помню. И отлично помню весь этот скандал по газетам и телевиде-
нию... - хрипло ответил этот Фридрих.
- Так вот этот кот принадлежал именно этому умирающему гангстеру.
Этот Кот участвовал в схватке на автобане, а потом, неясно каким спосо-
бом, сохранял жизнь своему Хозяину тогда, когда тот уже раз пятнадцать
должен был побывать на том свете! Вот, что это за Кот, - жестко сказал
профессор, и я услышал в его голосе те металлические интонации, с кото-
рыми он разговаривал тогда на больничной автомобильной стоянке.
- Вы меня слышите, Фридрих?! - через паузу раздраженно спросил про-
фессор.
- Слышу.
- Так какого черта вы молчите?!. - разозлился фон Дейн.
- Я не молчу. Я думаю.
- О чем?! О филиппинских проститутках? - заорал фон Дейн.
- Нет, - совершенно спокойно ответил хриплый голос. - Я думаю - что
мне взять с собой: чековую книжку или наличные? И есть ли в доме доста-
точная сумма?.. Ладно. Это уже мои проблемы. Фолькмар, пожалуйста, будте
любезны, извинитесь за меня перед Котом и дамами и продиктуйте мне адрес
этого Кота.
Профессор фон Дейн облегченно вздохнул и стал диктовать наш адрес
этому... Вспомнил! Стал диктовать этому фон Тифенбаху наш Оттобрунновс-
кий адрес, который ему подсказывали Таня и Хельга.
- Еду, - коротко сказал Фридрих фон Тифенбах.
____________
"Еду" - это он сказал месяц тому назад.
Теперь, спустя четыре недели, я могу очень четко оценить и осмыслить
все произошедшие тогда события.
...Через двадцать минут после того телефонного разговора к нашему до-
му в Оттобрунне подкатил громоздкий старообразный, не идущий ни в какое
сравнение с роскошным профессорским "Ягуаром" белый автомобиль под наз-
ванием "Роллс-Ройс".
То, что он называется "Роллс-Ройс", и то , что он стоит дороже
фон-Дейновского "Ягуара" раз в пять-шесть, - я узнал значительно позже.
Но если мне тогда на это было плевать, то теперь, когда я чуть ли не
ежедневно езжу на этом баснословно дорогом рыдване - плевать и подавно.
Когда-то мы с Шурой мечтали хотя бы о "Запорожце", но Шурины заработ-
ки все никак не могли угнаться за несущейся рысью инфляцией. Шура мне
сто раз объяснял, что это такое, но я так ни черта и не понял. Сообразил
только тогда, когда он перешел на наш нормальный, домашний язык.
- Система поставила весь российский народ и нас с тобой, Мартын, в
том числе, раком, - сказал тогда Шура. - И употребила... Или, если хо-
чешь, оттрахала всех нас по первое число, как хотела!
- Наплевать, - ответил я ему тогда. - Нам с тобой и без автомобиля не
так уж плохо.
- Верно, Мартышка... - помню, улыбнулся Шура. - Но с автомобилем нам
было бы еще лучше.
И ласково почесал меня за ухом. Люди почему-то считают, что нам, Ко-
там, это доставляет неописуемое наслаждение! Ничего похожего. Почесать
себя за ухом я могу и сам. И сделаю это гораздо лучше. Но Шуре я прощал
это заблуждение. Как впрочем, и многое другое.
Теперь, когда я в автомобилях разбираюсь лучше любого российского Ко-
та - здесь их (не Котов, а автомобилей!) такое количество, что порой бы-
вает по часу торчишь в пробках на Миттлерер-ринге, или на Леопольдштрас-
се, на Эффнер-плац, на Принцрегентенштрассе, я все равно считаю, что нет
лучше автомобиля, чем огромный грузовой "Вольво" с длиннющим прицепом, с
широкой кабиной, в которой мог бы поместиться и Шура Плоткин, и я, и ко-
нечно же, Водила за рулем!
Но это, так сказать, мое, личное, и я свои вкусы никому не навязываю.
Вам нравится ездить на "Роллс-Ройсах" - нет проблем. Будьте любезны!..
После этого своего - "Еду...", Фридрих фон Тифенбах еще попросил
встретить его на улице у дома, так как едет один, без шофера, а сам он
страдает топографическим идиотизмом и может заблудиться в ста метрах от
собственного дома.
Вот мы все и выкатили на улицу. Я, честно говоря, упирался и не хотел
ни в какую! С какой стати?! Он меня будет обзывать, а я его, видите ли,
встречать должен...
Но тут за меня взялись Таня и Эрих, каждый на своей волне, и я сло-
мался. В конце концов, пока этот блядский Фридрих был единственной приз-
рачной возможностью попасть мне в Петербург, и почти реальной вероят-
ностью заработать Эриху, Хельге и Руджеро на ремонт дома. А их я "зало-
жить" не мог. Как бы ни был обижен.
Я вспрыгнул на стойку ворот двухметровой высоты и уселся там наверху,
демонстрируя, как мне казалось, полное пренебрежение к Человеку, которо-
го все, даже Хельга, ждали с таким трепетом и почтением! Кроме Тани Кох,
к слову сказать.
До того, как выйти из дома, только и разговоров было, что "фон Тифен-
бахи" - знаменитый старейший германский род, - потомки королей, принцев,
баронов и еще черт знает кого!
И что этот самый Фридрих, страдающий, как сказал профессор фон Дейн,
"некоторыми возрастными необратимыми недомоганиями", обладает какими-то
несметными сокровищами и неисчислимым наследственным состоянием.
Что такое "несметные сокровища" и "наследственное состояние" - я ни
хрена не понял. Наверное, тоже что-то вроде старческих заморочек: там
болит, здесь болит, погадил - цвет не тот, пописал - струя кривая...
А вот, что значат "необратимые возрастные недомогания" - я просек
сразу же! Если по-нашему, по-простому, так это - "ПИПИСЬКА У НЕГО НЕ
СТОИТ"! Трахаться ему нечем.
Кстати, это и с Котами случается. Какое-нибудь нервное потрясение,
или, опять-таки, возраст... Жалкое зрелище. И смех и грех.
А этому жирному борову - так и надо! Не будет обзывать незнакомых Ко-
тов "омерзительными чудовищами". И все его последующие извинения - мне
до фонаря. До лампочки, как говорил Водила.
Короче, подваливает этот белый катафалк с ангелом на капоте к нашему
дому, останавливается впритык к профессорскому "Ягуару", и из-за руля
выскакивает...
Я не оговорился. Именно, "выскакивает" этаким козликом - худенький
седенький мальчик среднего роста. Старая короткая потертая кожаная курт-
ка на белом меху, красная клетчатая байковая рубаха, сильно выношенные
белесые джинсы, пижонски заправленные в коротенькие ковбойские остроно-
сые сапожки. Только без шпор.
Так, думаю. Все-таки захватил Он своего шофера! Не понадеялся на
собственную сообразительность, тупица толстая. Сейчас из задней двери и
Сам вылезать будет, аристократ херов...
А оттуда никто не вылезает. Мало того, этот худенький пожилой мальчик
в джинсиках хлопает профессора по спине, галантно целует руку сначала
Тане, потом - Хельге (хотя Хельга как-то говорила, что у немцев это не
принято!), и по очереди представляется Эриху и Руджеро:
- Фон Тифенбах... Фон Тифенбах!
Елки-моталки! Неужели это и есть тот самый "фон Тифенбах", о котором,
по рассказам фон Дейна, чуть ли не вся Германия судачит?!
Гляжу со своей верхотуры - и глазам своим не верю! А где же "Мис-
тер-Твистер", мать его за ногу?! Я и раньше подозревал, что кое-что лиш-
нее я себе от злости нафантазировал, но чтобы до такой степени?! Полный
отпад...
И шестидесяти пяти ему не дашь. Максимум - пятьдесят. Ну, пятьдесят с
хвостиком...
М-да... Как выражалась киевская Кошка Циля - "тут я пролетел, как фа-
нера над Парижем"!
А этот фон Тифенбах размахивает рекламной листовкой с моим, действи-
тельно, ужасным изображением, и спрашивает всех так весело:
- Ну-с, и где же этот ваш "Дикий, Сибирский, Русский, Таежный, Сторо-
жевой" - он же Гангстер, он же Крестный отец наркомафии?
Таня Кох берет его за руку, подводит к воротному столбу, на котором
сижу я, показывает на меня пальцем, и говорит ему:
- Знакомьтесь, - а мне мысленно добавляет: - Умоляю, веди себя прис-
тойно!
А меня уже и умолять не надо. Смотрим мы с этим фон Тифенбахом друг
на друга, и я вдруг неожиданно понимаю, что вижу перед собой безумно
ОДИНОКОГО ЧЕЛОВЕКА!
ЧЕТВЕРТОГО ОДИНОКОГО ЧЕЛОВЕКА В МОЕЙ ЖИЗНИ, поразительно раскрытого и
готового к КОНТАКТУ с самым глубоким проникновением в сознание реципиен-
та. Или "перцепиента"?.. Эти слова из книги доктора Шелдрейса я всегда
путаю!
Короче. Я такого еще не встречал!..
И пусть никогда не обидятся на меня три близких мне Человека, с раз-
ной степенью привязанности, но с одинаковым градусом ОДИНОЧЕСТВА - Шура
Плоткин, Водила, Таня Кох...
Для того, чтобы "приручить" каждого из них, для того, чтобы открыть
перед ними замечательные возможности Телепатического Контакта со мной -
мне пришлось потрудиться. Правда, нам с Шурой очень помогли доктор Ри-
чард Шелдрейс и Конрад Лоренц, Водиле очень помог я, Тане Кох помогла ее
врожденная интеллигентность и поразительное женское чутье! Эриха Шредера
я просто насильно заставил себя ПОНИМАТЬ...
Это была прекрасная, благодарная, но все-таки очень тяжелая работа.
А тут, в этом стареньком пареньке в джинсиках, я неожиданно открыл
мгновенную готовность к безграничному КОНТАКТУ! Как Человек с Человеком,
как Животное с Животным, - если, конечно, они не заражены видовой или
расовой ненавистью.
В потертой кожаной курточке, в этих стираных-перестираных джинсах и
