Цепочка с левой руки была "рабочим ключом", инструментом для управления
глайдером. На правой же руке - силовой захват; этим силовым захватом
Руттул в свое время справился с хокарэмами.
- Он такой сильный? - с любопытством разглядывая поблескивающую
вещицу, спросила Сава.
- Потом, когда вернемся, я тебе покажу, каково его действие, -
пообещал Руттул. - Не в глайдере же все крушить.
- А мне ты дашь попробовать?
- Увы, нет, - покачал головой Руттул - браслеты, оказалось, снять
невозможно. Для их снятия существует специальный аппарат, да только в
глайдере его, конечно, нет.
- Как же ты собираешься меня учить? - резонно спросила Сава. - Ведь
меня глайдер слушаться не будет.
Руттул оторвался от управления - теперь это было можно: глайдер
кружил вокруг планеты по орбите.
Оказалось, для подобных Саве учеников существует так называемый
"стажерский ключ", волшебная палочка - как сразу обозвала его Сава. Руттул
показывал, как им действовать, и Сава на лету подхватывала новую науку.
Тут Руттулу пришлось удивиться ее памяти; Сава без ошибок повторяла
названия, а уж назначение приборов запоминала сразу. Правда, в теорию
Руттул не вдавался; управлять глайдером можно и без этого; верно говорил
когда-то Жикайо, что и медведя можно натренировать для полетов.
Одного урока было достаточно, чтобы Сава научилась выполнять
несложные маневры в пространстве; поручить же ей посадку Руттул не
решился. Он посадил глайдер сам, открыл люк, сказал: "Ну, вперед, только
поосторожнее на выходе".
Сава уверенно поплыла в люк, но вскрик показал, что выход ей не
удался. Руттул ловко выпрыгнул из глайдера и увидел, что Сава, потирая
плечо, растерянно сидит на камнях.
- Больно?
Сава помотала головой.
- Ничего, в следующий раз будешь половчей.
Глайдер, повинуясь Руттулу, опять исчез в озере, а Сава и Руттул
вернулись в лагерь.
Сава то и дело оглядывалась на Руттула: сияющие ее взгляды заметил
Стенхе - и предположения его были очень далеки от истины. Мысли Маву пошли
в том же направлении; правда, он ничего не сказал ни Саве, ни Руттулу, но
поговорил с Хаби. Хаби не показала вида, что встревожена, но попозже
подошла к молодой принцессе.
Сава сначала не поняла, о чем Хаби говорит?
- Что, что?
- Господин... по-настоящему стал твоим мужем?
Сава уставилась на Хаби во все глаза, потом до нее дошло, и она
покраснела густо-густо, даже в потемках было заметно. Застенчивость
перехватила ей горло, она отрицательно замотала головой.
- Нет, Хаби, нет, нет, - проговорила Сава, когда смогла справиться с
голосом. - Почему ты решила так?
- Ты сегодня совсем другая, госпожа, - сказала Хаби. - Мы говорили с
Маву, и он подумал...
- Ах, это Маву! - закричала Сава. Она вскочила и побежала разыскивать
младшего хокарэма.
Маву решил сперва, когда Сава набросилась на него с кулаками, что у
нее просто приступ желания поучиться драке; он легко отбросил ее и, встав
над ней, поучающе изложил, в чем заключается ее ошибка при нападении. Игры
такого рода были обычны; не удивительно, что Маву принял ее негодование за
учебную атаку.
- Маву! - закричала Сава, вставая. - Я не шучу. Я хочу побить тебя,
клянусь небом!
- Да за что?
- Зачем ты язык распускаешь?
- Я? - удивился Маву.
- А кто, кто Хаби снаушничал?
- Что ж тут такого? - невинно спросил Маву. - Дела женские,
обыкновенные...
Сава еще раз наскочила на него с кулаками. Маву захватил ее руки,
повернул девочку от себя, не давая ударить ногами.
- Не суй свой нос в чужие дела, - прошипела Сава, пытаясь лягаться.
Маву, оттолкнув ее, отпрыгнул сам.
- Ну виноват, - улыбался он. - Бывает... Но даже в расстроенных
чувствах, дорогая моя госпожа, нельзя бросаться на врага очертя голову.
Сава топнула ногой.
- Ну что ты с ним поделаешь, - сказала она подошедшему Стенхе. -
Выдумывает всякую чепуху и болтает...
- Отрезать ему язык? - предложил Стенхе с улыбкой.
- Эй-эй! - обеспокоенно прикрикнул Маву. Улыбки - улыбками, а Стенхе
и в самом деле может такое сделать.
- Да нет, Стенхе, - запротестовала Сава. - Кто ж тогда со мной песни
распевать будет?
Руттул довольно серьезно относился к пению. В раннем детстве голосок
у принцессы был несильный, да и побаливало частенько горло от постоянных
зимних сквозняков. Руттул же подыскал хорошего учителя пения - выписал из
Нависсо, и тот, хотя и не довел Савин голос до совершенства, все же сумел
его укрепить. Для чего это было нужно Руттулу? Руттул полагал, что люди,
наделенные властью, должны говорить не только красноречиво, но и хорошо
поставленным голосом, четко и правильно.
Пожалуй, с течением времени Сава и стала так говорить, но большим
удовольствием, чем петь, было для нее подражание различным майярским
говорам; Руттул не возражал, а Стенхе не ленился указывать Саве на
особенности произношения людей из различных местностей. Он и сам был
мастер подражать разным наречиям, однако говорил обычно с глуховатым
гортуским акцентом, но с обилием книжных выражений. Петь же он почти не
умел: хотя и не перевирал мелодию, пел он настолько своеобразно, что
слушать его было одно мучение.
- Так с кем я буду петь, Стенхе? - повторила Сава.
- Подумаешь, - смеялся Стенхе. - Я тебе таких певунов на грош дюжину
куплю.
- Таких, как я, ты и одного на грос не купишь, - ухмыльнулся Маву. -
Такие, как я, не часто встречаются.
- Ну, Маву, ты слишком высоко себя ценишь, - возразила Сава, ибо
грос, а правильнее - гроссери, это миллион эрау, сумма по майярским
понятиям немалая. Состояние принцев Горту оценивалось в четыре гроса,
Верховного короля - в полтора, Пайра - в два с третью.
- Каждый человек стоит столько, за сколько его можно купить, -
покачал головой Стенхе. - Маву гроса, пожалуй, стоит. А, как ты думаешь?
- Ты противоречишь сам себе, Стенхе, - закричала Сава. - Как же
понимать твои слова?
- Слова - ветер, - объяснил Стенхе. - Дела - камень. Но не кажется ли
тебе, госпожа, что тебе пора отправляться спать?
И в самом деле, было уже поздно; раскинутый на берегу озера лагерь уж
угомонился, костры догорали, люди укладывались спать - кто в шатрах, кто
под открытым небом.
Для Савы, конечно, тоже был приготовлен шатер, но она предпочитала
спать на свежем воздухе. Руттул не возражал, а Стенхе также ничего дурного
в том не видел; он ложился спать недалеко от нее, постоянно готовый
оградить ее от любых врагов.
В эту ночь Сава спала плохо; не то чтобы снились кошмары, но
пережитое за день то и дело напоминало о себе: яркое солнце пылало на
черном небе, затмевая звезды, голубая, в полосах облаков плыла планета, и
казалось Саве, что они с Руттулом летят среди черноты - просто летят, без
всякого глайдера, а навстречу им выдвигается громадный, в две лиги,
фотонник. Сава и представляла его обыкновенной иглой, только очень
большой, даже с ушком, и обрывок какой-то полупрозрачной ткани, продетый в
это ушко, белесым шлейфом заслонял небо. "Они нашли Руттула", - поняла
Сава, и невыносимая тоска сжала ей сердце. От этой тоски она и проснулась.
Сава открыла глаза и увидела над собой ночное небо; почти в зените
торчала луна; светила она ярко, но где ей было до высокого космического
солнца.
Кутая плечи пуховым одеялом, Сава села. Тут же зашевелился Стенхе:
- Что-нибудь случилось?
- Нет-нет, Стенхе, просто не спится, - поспешно сказала Сава.
- С чего бы это? - проворчал Стенхе, переворачиваясь на другой бок. -
Я в твои годы спал как убитый, не замечал ночи...
Сава по звездам определила, что до рассвета уж почти ничего не
осталось; она снова устроилась в постели; так, глядя в небо, могло даже
показаться, что она опять в глайдере. И воспоминание приятно согрело душу:
Руттул обещал, что и сегодня будет учить ее управлять глайдером. Сава
припомнила, как она вчера сама заставляла глайдер кувыркаться... И звезды
казались совсем близкими.
...Оказывается, Сава все-таки опять уснула. Утром разбудили ее
обычный шум просыпающегося лагеря, запах дыма от разводимых костров и
самое главное - свет.
- Вставай, - послышался голос Маву. - Сколько спать можно?
- Еще немножечко, - попросила Сава. Вылезать из согретых одеял совсем
не хотелось.
- Ладно, - отозвался Маву. - Стенхе сейчас на озере; когда
возвращаться будет, встанешь.
Сава потянулась сладко, потом опять скрутилась в комочек; спать ей уж
не хотелось, но потянуть время в теплой постели Сава любила. Она снова
уставилась на небо. Небо после вчерашних приключений неизбежно притягивало
ее, и она стала следить за гонимыми ветром голубыми облаками, и вдруг
показалось ей, что ранее незыблемая земля поплыла куда-то в сторону,
выскальзывая из-под спины, и Сава закричала и вскочила, потому что
испугалась этого головокружительного движения.
- Ты что? - поймал ее в объятия Маву. - Змея?
- Нет, нет, - лепетала Сава, прижимаясь к его груди. Он показался ей
надежнее и устойчивее, чем побежавшая вдруг под ногами почва. Внезапный
испуг вылился слезами. Маву оглянулся, оторвал Саву от земли, опустил в
постель, торопливо схватил платье:
- Ну-ка, одевайся, живо!
Сава послушно сунула в рукава руки, утерла слезы. Маву одернул подол
платья и сказал, берясь за башмаки:
- Что с тобой, госпожа?
- Почудилось...
- С утра? - удивился Маву. - Чудно...
Сава всхлипнула:
- Как я испугалась, Маву, как я испугалась...
Маву неловко погладил ее по голове:
- Ну что ты, милая. Я думал, у тебя сердце воловье, а оно у тебя
человеческое.
- Плохо иметь человеческое сердце? - спросила Сава.
- Хорошо, - ответил Маву. - Вообще всякое сердце хорошо по-своему. Ты
успокоилась?
Сава кивнула.
- Пойдешь купаться?
- Нет. Я к Руттулу.
- Ладно, - сказал Маву. - Или тебя проводить?
- Не надо, - Сава поднялась на ноги и пошла к шатру Руттула.
- Я видел трогательную сцену, - услышал Маву голос Стенхе. - Ты что
же это вытворяешь, ублюдок?
Маву посмотрел: Сава далеко, ей уже ничего не будет слышно. Тогда он
повернулся к Стенхе.
- Ты можешь поверить, что я ни в чем не виноват?
- Трудно поверить, - ответил Стенхе. - Я ведь твой нрав знаю.
- Она испугалась чего-то спросонья, - объяснил Маву.
- Это еще не повод прижимать ее к себе, - возразил Стенхе. - Ты что,
без объятий не мог обойтись?
- Мог? - ответил Маву. - Но только она не могла. А если ты так
беспокоишься о моем благонравии, Стенхе, ты бы сказал ей, чтоб она передо
мной голышом не ходила.
- Ну и голышом, - хмуро сказал Стенхе. - Ну и что с того?
- Я все-таки не каменный, - пояснил Маву.
- Жеребец, - дал определение Стенхе. - Я, кажется, не таким был в
молодости.
- Да уж, - согласился Маву и в глаза Стенхе припомнил:
Сердце волчье, рыбья кровь, -
Подскажите, кто таков...
Стенхе этого неуклюжего стишка давно не слыхал, с юности; услыхать
его снова от смазливого молокососа было очень обидно.
- Ладно, - сказал он. - Разберемся в замке Ралло.
- Из-за дразнилки? - поднял брови Маву.
- Из-за госпожи, - ответил Стенхе. - Ведь при виде хокарэми у тебя
грешные мысли не возникают?
- Возникают, - отозвался Маву. - Правда, не тогда, когда они,
полуголые, фехтуют. В остальное же время они мне больше нравятся, чем
обыкновенные женщины. Только я у них, увы, любовью не пользуюсь.
