Пайра выходил из себя от неподобающего поведения принцессы, но она
успокаивала его, с почти искренним благочестием молясь в каждом древнем
храме, который попадался по дороге. Новые храмы она перестала посещать
после того, как убедилась, что последние два века храмы строились по
единому, утвержденному высочайшей властью шаблону, отличаясь только
иконами и статуями, которые выполняли разные мастера. Но и тут был введен
единый канон, и Сава, вдоволь насмотревшись однотипных интерьеров, могла
уже ориентироваться в церквах с закрытыми глазами.
Другое дело - старинные храмы. Они когда-то были посвящены совсем
иным богам, и приверженцы новой религии лишь чуть перестаивали их,
приспосабливая к своим обрядам. Новые хозяева относились к старинным
святыням по-варварски, но многолетние старания изжить из изображений в
храме языческий дух никак не могли побороть настойчивые напоминания о
древних богах - то на барельефе в руках почитаемой святой обнаружатся
цветы, издревле посвящаемые прекрасной богине, а то могущественный бог
Накоми Нанхо Ванр оказывался похожим на лучезарного воителя Лаонэ Нгарнао.
Стенхе, улучив моменты, когда Пайры не было рядом, указывал на
несоответствия в статуях и барельефах, показывал, где в стенах новая
кладка или, наоборот, новые проходы, и как стерты базальтовые ступени
поколениями молящихся.
Сава с любопытством вглядывалась в древние лики, выслушивала
многословные пояснения Стенхе, щедро награждала бродячих сказителей за
старинные, еще даоликанские, поэмы-речитативы, язык которых был чуть
архаичен, но хорошо понимаем простым народом.
Пайра радовался такому вниманию к прошлому Майяра; он гордился своей
богатой родословной, хотя, как выяснила Сава, историю Майяра знал плохо -
только основные события, которых стыдно не знать знатному человеку.
А Сава впервые задумалась над тем, кем были для Майяра аоликану, и
пришла к выводам, которые не рискнула высказать ни Пайре, ни Стенхе,
приберегая их до Сургары, для Руттула. И поскольку выводы эти пекли ей
язык, она заторопилась домой, в Тавин, и караван, описавший по Майяру
широкий круг, устремился к Воротам Сургары.
Едва их миновали, Сава почувствовала себя свободнее и позволила себе
шокировать Пайру, сменив пышные одежды на простое, чтобы не сказать
бедное, платье, подол которого совершенно бесстыже задирался до колен,
когда она ехала верхом по-мужски.
И в первом же удобном месте Сава устроила купанье, как привыкла,
голышом, но от Пайры это удалось скрыть. Озабоченный неожиданным
исчезновением принцессы, Пайра отправился отыскивать ее, но нашел только
Маву, который сидел на берегу и глубокомысленно шлепал по воде веточкой.
- Где государыня? - спросил Пайра вставшего при его приближении
хокарэма.
- Не беспокойся, господин, - заявил Маву. - Что с ней может случиться
в Сургаре? - Он неопределенно ткнул прутиком в чащу прибрежного
кустарника.
Пайра оглянулся на сопровождающего его Мангурре. Тот улыбнулся,
показав два ряда испорченных зубов. Пайра чуть заметно кивнул ему и ушел.
Мангурре остался. Когда Пайра удалился достаточно далеко, Мангурре
услышал тихий голос:
- Маву, брось мне рубашку.
Голос исходил вовсе не из кустов, куда ранее указывал Маву, а от
большого камня, торчащего из реки. Мангурре весело помахал рукой.
- Отвернись, нахал, - приказала ему Сава, не делая никаких попыток
спрятаться за камень. Она ловко поймала свернутую в комок рубашку,
встряхнула, разворачивая, и оделась. От берега камень отделяла полоса
мелководья, и Сава, придерживая подол на уровне колена, вышла к хокарэмам.
- Что уставился? - спросила она у Мангурре и обратилась к Маву: -
Побей его.
Маву наградил коллегу невесомым подзатыльником.
- Не извольте гневаться, государыня, - поклонился Мангурре. - Не
думал, что ясновельможная дама купается в реке, как простая смертная.
- И много простых смертных купается в Майяре? - возразила Сава. -
Майярцы воды боятся, как... как не знаю чего, не с огнем же сравнивать. -
Она призадумалась: - А насчет реки ты, пожалуй, прав. Маву, как ты
полагаешь, может быть, стоит построить в Савитри зимнюю купальню?
Маву отметил каким-то междометием.
- Расходы... - вздохнул Мангурре. - Дороговато станет.
- Ничего, - отозвалась Сава. - Я нынче богатая. Мой дед передал в мое
пользование треть доходов с княжества Карэна.
- С принцем надо будет посоветоваться, - проговорил Мангурре.
- Не беспокойся, - отозвался Маву. - Руттула она поставит перед
свершившимся фактом, когда надо будет расплачиваться со строителями.
- Он не одобряет, - с усмешкой кивнул Мангурре на Маву.
- Расходы... - небрежно сказала девушка. - Маву скуповат. - Сава
надела юбку и туго стянула поясок. - Пошли к Пайре, а то он, бедняга,
истомился.
5
Руттул встречал принцессу при въезде в Тавин. Сава издалека завидела
его и погнала своего коня по дощатому настилу моста.
Она знала заранее, что увидит его; специально надела самое яркое
платье и сидела из-за узкой юбки на лошади бочком, последний переход перед
Тавином разрываясь между желанием сделать в юбке, несмотря на фасон,
разрез, чтобы сидеть в седле "по-людски", и желанием переодеться и въехать
в Тавин в чем придется.
Вот когда ей довелось пожалеть о навязываемых Пайрой повозках; в них
платье оставалось бы целым и не пыльным, но повозки, увы, остались за
Воротами Сургары.
Руттул помог ей сойти с лошади, и его наполовину церемонные,
наполовину шутливые манеры сдержали ее желание повиснуть у него на шее.
- Ох, как я соскучилась, - вырвалось у нее.
Руттул улыбнулся, погладив ее по плечу.
- Как тебе понравился Майяр? - спросил он.
- О, я потом такого тебе расскажу! - воскликнула Сава. Она оглянулась
на подъезжающего Пайру. - Ты без лошади? Ох, неудобно получится... Ничего,
я возьму его под руку, - решила она.
Пайра приблизился и спешился. Они с Руттулом раскланялись. Пайра
замялся, заметив, что Руттул предпочитает по Тавину ходить пешком.
Взгромождаться на лошадь, когда более высокие особы остаются на ногах? Но,
с другой стороны, пешком по Тавину?...
Сава спросила:
- Ты устал? Может быть, челядь отправим прямо домой, а сами пройдемся
по городу? Я очень люблю Тавин, особенно сейчас, когда цветет ранаг.
Она взяла Пайру за локоть, тот покорно согнул его, держа руку чуть на
отлете, как полагается, когда сопровождают особо знатную даму. Сава
махнула Стенхе - езжай, мол, и они пошли по метеным тавинским улицам в
густой тени раскидистых деревьев.
Ранаг уже отцветал. Его желтовато-белые метелки пахли одуряюще и
роняли на прохожих крохотные лепестки. Пайре запах ранага показался чуть
неприятным, но Сава, увидев очень пышное соцветие, потребовала, чтобы ей
его сорвали, и, получив свое, приколола упругую гроздь к платью.
Подобные бутоньерки носили и прохожие, мужчины и женщины, а дети
бегали в полуувядших венках и осыпали друг друга горстями лепестков.
Ранага было слишком, слишком много. Он сопровождал Пайру по дороге, и
даже в покоях Пайры в дорогих тайканских вазах торчали эти дурацкие веники
белых цветов.
- Это можно как-нибудь заменить? - спросил он у Мангурре.
Тот отозвался:
- Можно, но не надо бы. Тавинцы обидятся. Они же помешаны на своем
ранаге.
- Тогда обойдемся, - проговорил Пайра равнодушно. К запаху он уже
почти притерпелся.
"Но госпожа принцесса, - подумалось Пайре, - при своей
эксцентричности могла бы любить другие цветы, а не вонючий мусор, от
которого без ума простонародье".
Пайра никак не знал, что едва вернувшись домой, Сава тут же помчалась
на кухню - узнавать, варят ли "весеннее" варенье из цветов ранага и
млечного сока дерева ктари.
С подносом, на котором она несла чайник, плошку со знаменитым
вареньем и фигурное печенье, Сава появилась в дверях Руттулова кабинета. К
грозди ранага на платье прибавился пышный венок, которым одарила ее
повариха, и лепестки ранага щедро сыпались на поднос, в плошку и просто на
пол.
- Это чудесно, - объявила Сава, ставя поднос на стол. - Это так
чудесно вернуться в Тавин как раз тогда, когда цветет ранаг. Получается,
что не только вернулась домой, но и попала на праздник...
- Тебе не понравился Майяр? - спросил Руттул.
- Не понравился, - ответила Сава, накрывая стол большой салфеткой и
ставя на нее чашки из сургарского фарфора, не вполне безупречного, как и
все первые опыты, но почти похожего на габантский, даже украшенного, как
габантский, цветами роракса и лилий.
- Чем плохо в Майяре? - поинтересовался Руттул.
- Да ничем особенно, - отозвалась Сава, ложной раскладывая по чашкам
густое варенье. - Просто там все чужое.
Руттул поднял серебряный чайник и разлил по чашкам кипяток. Сава села
напротив него, поболтала ложкой в чашке, размешивая варенье.
Напиток требовал молчания. Руттула иногда забавляла священная
задумчивость, сопровождающая ранаговое "чаепитие" но он никогда не считал
необходимым нарушать этот смешной обычай. Чашечки хватало Руттулу на два
глотка, но он, подобно тавинцам, прихлебывал напиток маленькими порциями.
Сава, в точности следуя обычаю, смаковала подкрашенную и подслащенную
ранаговым вареньем воду.
- Еще? - спросила она, наконец добравшись до дна.
- Пока нет, - ответил Руттул. - Знала бы ты, сколько мне его сегодня
довелось выпить. Довольно утомительный обычай.
- А я бы выпила целую бочку, - объявила Сава.
- Тебе это еще предстоит. В Тавине уже знают о твоем приезде и
потянутся в гости.
- Да? - переспросила Сава. - Тогда погодим до вечера.
- Я приготовил тебе подарок, - сказал Руттул.
Сава вскочила. Подарки Руттула всегда радовали ее, они были довольно
неожиданные, никогда нельзя было заранее знать, что это будет.
- Открой-ка вон тот шкаф, - указал Руттул.
Сава метнулась к шкафу и увидела большой сервиз для ранагового
напитка. В середине стоял чайник из толстого фарфора, а чашечки и розетки
для варенья расположились вокруг.
- Три дюжины персон, - пояснил Руттул. - Парадный сервиз принцессы
Карэны. Нравится?
- О! - только и смогла сказать Сава. Она осторожно взяла в руки
чашечку. По краю шел золотой ободок, а на стенке чашечки были нарисованы
две девушки в платьях "сургарского стиля". И целый хоровод таких девушек
украшал чайник.
- Ни одна чашка не повторяет другую, - молвил Руттул.
- Послушай, государь, - в изумлении спросила Сава. - Неужели это
сургарский фарфор?
Руттул рассмеялся.
- Сегодня мы устроим премьеру сургарского фарфора, - сказал он. -
Твой сервиз можно будет продать за огромные деньги, но его, конечно,
продавать не будем. И не будем делать другого, похожего на этот, пока не
побьется - пусть он будет единственным.
- Чашки для ранага не бьют, - тихо проговорила Сава. - Но... боже ты
мой, а какие же вазы поставить для букетов ранага? Не могу ничего
придумать; ничто не подходит.
Руттул подошел и распахнул дверцы соседнего шкафа. Там стояла
огромная фарфоровая ваза и двенадцать ваз небольших.
- Вот с ней, - указал Руттул, - довелось повозиться. Мастера сделали
три вазы, но уцелела только одна. Еще два-три года - и Сургара будет
делать фарфор для половины мира... Так как там в Майяре? - спросил он как
ни в чем не бывало.
- А?
- Вид посуды не дает тебе сосредоточиться? - спросил Руттул. - Сейчас
