зерно истины.
Многое говорили о хокарэмах, даже приписывали им тайные празднества с
чуть ли не людоедскими обрядами, но никто никогда не сомневался в их
жестокости.
Но разве можно поверить в это, глядя в простоватое лицо Мангурре?
В стенах ущелья давно метался грохот: отряд приближался к водопаду.
Река, которая, собственно, и создала Ворота Сургары, сейчас, в сухое время
года, была совсем немноговодна, скорее напоминая ручей. Она устремлялась
по тому рукаву, который вел к Сургаре; второй рукав, спускающийся к
Майяру, наполнялся водой только в осенние дожди или весной, когда таяли
снега; тогда река поворачивала вспять ручеек, превращая Ворота Сургары в
неприступное ущелье. У водопада старший сургарец предложил спешиться и
идти по узенькой тропе, ведя коней в поводу. Здесь легко можно было
оступиться и упасть во взбитую тяжелой струей воду в яме у подножия
водопада.
Мангурре успевал посмотреть и под ноги, и вверх. Там, на высоте
сорока локтей была проложена "сухая" тропа, обеспечивающая связь с
Сургарой во время паводков. Для верховых та тропа не годилась, пешие же
скороходы могли в любое время отправлять в Тавин. "А может, у них на
выходе из ущелья застава со сменными конями?" - размышлял Мангурре, и так
оно и оказалось, но обнаружилось это только на следующий день, поскольку
ночевать им пришлось в ущелье, на специально оборудованной для этого
площадке. Здесь было тесновато, но другого места для привала в
полузатопленном ущелье не было. Для караванов, следующих в Сургару и из
Сургары, был устроен бревенчатый настил с несколькими хижинами и местом
для костра. Пайре хижины не понравились, он брезгливо приказал поставить
для него палатку.
Утром, когда в ущелье было еще темно, путь продолжился, и только
ближе к вечеру, когда стены начали расступаться, отряд вышел на открытую
холмистую равнину.
Тут Пайра и велел останавливаться на ночлег, хотя до заката было еще
далеко. Такая остановка была вполне в порядке вещей; в портулане, которым
запасся Пайра перед поездкой, остановка даже настоятельно рекомендовалась,
и сургарцы, которым он сообщил о своем решении, тоже ничуть не удивились;
старший сказал даже, что и сам бы это посоветовал - путь по ущелью был не
из легких.
А два дня спустя, в третьем часу после полудня отряд Пайры въезжал в
Тавин. Уже задолго до этого местность стала людной; Пайру коробили
устремленные на него удивленные, а часто и враждебные взгляды, но делать
было нечего. В Тавине же поглядеть на майярцев сбегались целые толпы, и
надо сказать, они вовсе не молчали. Правда, оскорбительных выкриков Пайра
не слышал, но неодобрительный шепоток сопровождал отряд на всем пути от
городских мостов до дома Руттула.
Тавин - город своеобразный. Расположенный на острове, он больше
надеялся, как на преграду, на просторы Тавинского озера, чем на крепостные
стены, опоясывающие его. Поэтому Тавин мог позволить себе широкие улицы,
просторные площади и даже большие сады. Вид у Тавина был деревенский,
простоватый.
- Занятный городок, - одобрительно пробормотал Мангурре за спиной
Пайры.
Принц Руттул жил в большом, однако не в роскошном доме - простота
была почти неприличная.
- Подумать только, - чуть слышно проговорил Мангурре. - Как легко его
убить...
Пайра прекрасно понимал своего хокарэма. В самом деле, почему ни одно
покушение на Руттула не удалось? Какое везение помогало Руттулу избегать
их? Подосланные убийцы не достигали цели; правда, за это дело только раз
брались хокарэмы, но результат того покушения был ошеломляющ: один из
двоих сгинул бесследно, а другого, закованного в цепи, вывезли в Майяр в
сундуке. Парень краснел, как маленький, от унижения, но ничего не
рассказал даже хокарэмам - какая сила могла его одолеть. Однако каким
беззащитным выглядел Руттул!
Он был в своем обычном бархатистом черном костюме, не знающем сносу.
Кроме золотистой отделки, украшений, как бы то ни было подчеркивающих
богатство и власть, не было.
Пайра никогда не видел раньше Руттула и поразился, как правы были
люди, описывая лицо Руттула как неприятное. Он не был уродом, принц
Руттул, но черты его лица были настолько необычными, что взгляд резали и
бледная кожа, и пронзительно светлые, почти желтые глаза, и желтые же,
густо тронутые сединой волосы.
- Приветствую тебя, высокорожденный Пайра, - сказал Руттул, делая
навстречу несколько шагов.
Пайра сдержанно поклонился. Руттул пригласил его в кабинет, указал на
кресло, предложил вина.
Поначалу разговор шел о погоде, о дальней дороге и дорожных
случайностях - обычный, ничего не значащий разговор, который ведется
исключительно ради приличия. Потом Пайра осмелился осведомиться о здоровье
принца Руттула и его высочайшей супруги. Руттул чуть заметно удивился;
Пайра именовал принцессу Савири как будто не по сану. Затем Руттул понял,
в чем дело, и спросил о здоровье высочайшего Карэны.
- Его здоровье как будто не ухудшилось, - ответил Пайра. - Но он,
намереваясь достойно подготовиться к смерти, принял монашеский чин и
удалился от дел.
- Он не так уж и стар, - заметил Руттул.
- Да, - согласился Пайра, - но ему последние годы было трудно
двигаться.
Руттул помолчал.
- Я отношусь к высочайшему Карэне с искренним уважением, - сказал
Руттул немного погодя. - Но не думаю, чтобы он решил послать тебя
известить принцессу Оль-Лааву и меня о своем уходе от дел.
- Разумеется, - холодно ответил Пайра. - Собственно, он послал меня
не к тебе, высокорожденный Руттул, а к твоей высочайшей супруге. Принц
Карэна завещал ей свое право на знак Оланти.
Пайра полагал, Руттул удивится, услыхав такие немыслимые речи. Но то,
что слетело с губ Руттула, он ожидать никак не мог.
- Значит, принц Аррин умер, - задумчиво проговорил Руттул. - Жаль...
Жаль!
Сначала Пайра не понял. Потом догадался, какое сплетение
государственных интересов стоит за завещанием Карэны. Потом возмутился:
знак Оланти был для него священен, а тут его используют в качестве
подачки.
Руттул его возмущение заметил.
- Неужели ты думал, - спросил он, - что Высочайший Союз позволит
принцессе стать наследницей короля?
- Это бесчестно, - возразил Пайра.
- Ну что ты!
Пайре было трудно понять:
- Они же оскорбляют вас - тебя и госпожу принцессу!
- Ты слишком молод, - ответил Руттул. - Прости меня, ты слишком
горяч.
Эти слова могли бы показаться унизительными молодому аристократу, но
Пайра пропустил их мимо ушей, а Руттул продолжал:
- Сегодня ты отдохнешь, а завтра мы с тобой поедем в Савитри. Там
живет сейчас принцесса. Савитри прекрасное место; я надеюсь, там тебе
понравится...
"Он считает меня мальчишкой?" - подумал Пайра. Но затевать ссоры в
чужой стране да еще с мужем принцессы, вассалом которой только что стал,
Пайра не рискнул и послушно прошел в отведенные ему покои.
Савитри он так и не увидел; утром его разбудили суматоха и шум во
дворе и в доме: принцесса Савири, узнав о появлении майярцев, не сочла за
труд вернуться в Тавин.
- Рада тебя видеть, - улыбнулась она Пайре, когда они встретились
перед завтраком. - Очень рада. Я хочу надеяться, тебе понравится наш дом.
Правда, он заведен не на майярский лад, но...
Как Пайре мог не понравиться этот дом, когда хозяйкой в нем была фея:
приветливая, хрупкая, нежная фея в фантастических, никогда не виданных
одеждах?
Конечно, он видел, что это совсем девочка, и что ей всего тринадцать
лет, но многое, очень многое придавало ей в глазах Пайры священный ореол.
Она была дочерью короля.
Она была обладательницей знака Оланти, а могла бы стать и наследницей
престола - то есть, будущей королевой.
И она была женой Руттула.
Принцесса и дракон, думал Пайра, глядя на нее и на Руттула. Но только
принцесса вовсе не жаждет избавления, и Пайре не придется стать ее
рыцарем, защищая ее копьем и мечом. А дракон добродушен с свысока
посматривает на юношескую влюбленность майярца.
Принцесса расспрашивала Пайру о майярских модах. Что мог сказать
Пайра? Разве самое главное в одежде покрой? Платья достаются в наследство,
и красота их - в их ценности, в роскоши шелков и бархата, в пышности
кружев, в узорах жемчужных вышивок.
- Скучно, - улыбалась в ответ Савири. - Скучно все время носить одни
и те же платья. И скучно шить платья по одному-единственному фасону...
Все дни, которые оставались до назначенного отъезда в Майяр, на
женской половине дома Руттула царила суматоха. Непрерывно отправлялись в
Савитри посыльные за какими-то безделушками, отрезами тканей и
драгоценностями.
Как много денег тратила принцесса на удивительные платья, из которых
скоро вырастет!
- Я на ее тряпках не разорюсь, с улыбкой говорил Руттул. - Молодые
девушки должны одеваться красиво. Это хорошо влияет на характер.
Что будет с Майяром, если его женщины заразятся от принцессы
ненасытной жаждой роскошных нарядов, вздыхал Пайра.
Принцесса Савири за все это время обратилась к Пайре с просьбой
только один раз, но зато просьба эта поставила Пайру в тупик - она
попросила сопровождать ее в театр.
- Понимаешь, - объяснила она невинно, - я очень люблю смотреть
представления, но принц не имеет времени часто ходить в театр. А у нас в
Сургаре дамам без сопровождения мужчин в театр ходить нельзя. Можно,
конечно, попросить кого-нибудь из подчиненных принца, но часто такого не
позволишь: стоит появиться с кем-нибудь на людях больше трех раз и уже
ползут сплетни.
Пайра был в недоумении. Чтобы в Майяре знатная дама отправилась в
театр... Неприлично!
- Спроси у принца, пайра, если есть сомнения.
Пайра спросил. Руттул выслушал, сказал доброжелательно:
- Да, пожалуйста, если тебя не затруднит.
Затруднений-то никаких, пожалуй, кроме разве что косых взглядов
сургарцев; Пайра к этим взглядам уже привык и не обращал на них внимания.
Так что однажды под вечер Савири и Пайра в сопровождении хокарэмов
отправились на окраину Тавина, где на постоялом дворе "У горького колодца"
давала представление актерская труппа.
Для знатных и богатых гостей хозяин расставил у самого помоста кресла
и стулья; Савири удобно устроилась в неуклюжем кресле на подушках,
принесенных из ее портшеза. Пайра сидел на стуле около нее; Стенхе и
Мангурре расположились у их ног; Маву занял позицию подальше, завел
разговори с миловидной хохотушкой, но не забывал посматривать вокруг.
Савири нетерпеливо дожидалась начала; полумаска, по обычаю, скрывала
ее лицо, но все в округе, конечно, знали, что за дама посетила сегодня
Горький колодец. Для развлечения дам певец пел баллады; но Савири ждала
вовсе не этого.
Витиеватое название пьесы не показалось Пайре знакомы; но как
выяснилось, он уже видел ее в Гертвире; пьеса рассказывала о подвигах
героя древности Ваору Танву. Пайра историю Ваору Танву знал хорошо,
поэтому сначала представление показалось ему скучноватым. Но актеры играли
отлично; Пайра увлекся.
Хокарэмы рассматривали представление со своей точки зрения; когда
Ваору Танву и прекрасная воительница Санги Тависа Немио обнажили мечи и
бросились в сражение, Мангурре заметил тихо: "Красивый танец... Эти парни
мечами владеют хорошо. Вот этот, который Санги, по-моему, даже лучше..."
- Задира и буян, - ответил Стенхе почти неслышно. - И достаточно
умен, чтобы успевать смыться вовремя.
- Прекрасно танцуют, - повторил Мангурре.
