Папа, сохраняя спокойствие, сказал: "У меня нет местного счета. Как мне
получить деньги?"
- Вернитесь в Англию. - Служащий потер рукой лоб под шапкой. - Мы обой-
демся без вас.
Вначале Марта не поверила. "Это Гернси, здесь все всегда дружелюбны. Я
добуду деньги, управляющий в Беркли знает меня. Он уже двадцать лет ме-
няет мои чеки".
Папа ответил: "Ты не понимаешь, Марта. Все изменилось. Если управляющий
на месте, на нем шапка. И если ты будешь спорить, он заподозрит, что
твоя шапка действует ненормально. Это не просто местное правило, а пол-
ная перемена отношения".
- Но почему? Почему, когда человек надевает шапку, он настраивается про-
тив иностранцев?
- Не знаю, но это, наверно, нужно триподам. Они думают, как Юлий Цезарь
по отношению к галлам: разделяй и властвуй. Может, если они победят, мы
все будем жить в маленьких деревушках, а не в городах. Так легче сохра-
нять контроль.
Впервые я услышал, чтобы кто-нибудь говорил, что мы можем проиграть. Ан-
жела спросила:"Может, мы пойдем на дачу?" - Голос ее звучал испуганно.
Марта резко сказала: "Они не выиграют, кем бы они ни были. Сколько денег
нужно, чтобы купить билеты?"
- Три сотни хватит. Но ...
Она порылась в своей сумке и извлекла украшения - золотые браслеты, оже-
релья, кольца.
- Торговля антиквариатом учит ценить подвижный капитал. Я достану денег.
Папа сказал: "Я пойду с тобой".
Она решительно покачала головой и потянулась за одной из шапок. "Нет. Я
лучше справлюсь одна".
Между Гернси и Англией действуют две авиалинии. Папа попробовал другую,
на случай если первый клерк поинтересуется, откуда мы нашли средства для
уплаты. Второй принял груду местных банкнот без вопросов и записал нас
на последний рейс.
Прежде чем покинуть "Эдельвейс", папа приспособил для Энди последнюю ос-
тавшуюся шапку. Для Анджелы уже не оставалось, но папа решил, что на ре-
бенка не обратят внимания. Когда мы поднимались от причала, я оглянулся
на лодку: еще одно остается позади. Что бы ни лежало впереди, мы уходим
в него без гроша, если не считать остатков украшений Марты.
Погода прояснилась, и вторая половина дня была освещена водянистым солн-
цем. Такси провезло нас по холму, ведущему к Сент-Питер-Порту, и я узна-
вал знакомую местность. В прошлом все это было частью каникул и предвку-
шения долгих дней на море и на солнце. Слева на Куинс-Роад вход в Дом
губернатора. Что-то новое стояло у входа - деревянная модель полусферы,
поддерживаемая тремя паучьими ногами. Надпись под ней я не мог прочесть,
но я знал, что там написано.
Мы зарегистрировались рано, и Марта отвела нас в ресторан аэропорта. Она
велела заказать все, что нам понравится: деньги, оставшиеся после покуп-
ки билетов, за пределами острова не нужны. Она и папа заказали шампанс-
кое.
Когда официант открывал его, человек за соседним столиком сказал: "Мис-
сис Кордрей, не так ли?"
Сплошной белый воротничок под черной шапкой свидетельствовал, что перед
нами священник, и я узнал в нем викария того прихода, где находился дом
Марты; он иногда навещал нас в нем.
Глядя на шампанское, он спросил: "Отмечаете что-нибудь?"
- Мой день рождения, - она убедительно улыбнулась. - Хотите выпить?
Он согласился, и они поболтали. Он всегда был говорун. В прошлом, одна-
ко, он всегда старался понравиться, теперь же стал резким, почти агрес-
сивным. Он спросил, возвращаемся ли мы в Англию, и когда Марта сказала
да, он одобрил, но почти презрительным тоном.
- Много лучше, я уверен. Англия для англичан, Гернси для гернсийцев. Те-
перь дела во всех отношениях пойдут лучше. Моя мать рассказывала о жизни
на острове во время немецкой оккупации: ни машин, ни туристов. Благодаря
триподам, это может случиться снова. В их благословенной тени мы обретем
мир.
- Вы думаете, они вернутся? - спросил папа. Викарий удивился. - Я имею в
виду триподов.
- Но они вернулись! Разве вы не слышали новости радио Гернси? По всему
миру новые высадки. Теперь они завершат свою миссию и избавят челове-
чество от войны и греха.
Марта сказала: "Мы не знали. А на острове есть трипод?"
- Пока нет. Нужно ждать и надеяться. Как второго пришествия.- Голос у
него стал хриплым и искренним. - Может, это оно и есть.
Первое испытание было, когда объявили посадку. Сколько помню, тут всегда
проверяли пассажиров из боязни террористов. Папа сказал, что теперь,
когда все в шапках, проверка не нужна, и оказался прав. Нас даже не
просветили в поисках металла. Мы прошли через помещение для улетающих и
почти сразу на поле.
На линии использовались небольшие машины с пилотом, помощником и двумя
стюардессами. Взлет прошел нормально, взлетели мы на запад, затем, когда
самолет набрал высоту, пилот повернул на северо-восток, к Англии.
Нам это направление не годилось: каждую милю пришлось бы проделывать в
обратном направлении. Больше того, поскольку мы не знали, каков запас
топлива, каждый галлон мог стать критическим. Папа встал и пошел в пе-
редний туалет; стюардессы находились сзади и готовили кофе. Мы с Энди
дали папе время добраться до дверей пилотской кабины, затем последовали
за ним.
Это было второе испытание: заперта ли кабина? Папа повернул ручку -
дверь открылась. Когда помощник повернулся, папа протиснулся внутрь, а я
вслед за ним перекрыл дверь. Папа достал из кармана пистолет Марты и
сказал: "Беру на себя руководство. Делайте, как я говорю, и никто не
пострадает".
Я боялся - на мгновение даже был уверен, - что ничего не получится.
Обычно угонщики - чокнутые, а экипаж здоров; на этот раз все наоборот.
Под шапкой пилот будет делать не то, что считает правильным, а то, что
прикажет ему трипод. Если трипод захочет, чтобы он разбил самолет, с ним
самим и сорока пассажирами на борту, пилот не будет колебаться.
Оба летчика смотрели на пистолет. Пилот сказал: "Чего вы хотите?"
- Курс на Женеву.
Он колебался, казалось, долгое время. Наша надежда была на то, что он,
увидев наши шапки, не подумает, что мы против триподов. Наконец он пожал
плечами.
- Ладно. Пусть будет Женева.
Пилот, Майкл Харди, воспринял угол легче, чем я ожидал. Он спросил папу,
почему тот хочет лететь в Женеву, и папа ответил, что его жена в Швейца-
рии, а полеты запрещены. Мне это показалось нелепой причиной, но Харди
воспринял ее как должное. Я решил, что одно из общих воздействий шапки
заключается в том, что люди перестают быть лыбопытными. Стюардессы и
пассажиры, казалось, вообще не беспокоятся из-за происходящего. Шапка,
вероятно, действовала и как транквилизатор.
Насколько беззаботен пилот, выяснилось, когда он ввел данные нового кур-
са в компьютер.
Он зевнул и сказал: "Тютелька в тютельку".
Папа спросил :"Что это значит?"
- Топливо. До Женевы хватит, но ни грамма для отклонений. Будем надеять-
ся, что с погодой повезет.
Одна из стюардесс принесла нам кофе, и пока мы пили, пилот разговаривал.
Он сказал, что всегда хотел летать; школьником он жил у аэропорта Гэтуик
и все свободное время смотрел на самолеты. До последнего времени он
рассматривал свою работу как промежуточный этап - ему хотелось водить
большие трансатлантические самолеты.
Жуя бисквит, он заметил :"Теперь мне смешно, когда я об этом думаю. К
чему беспокоиться?"
Папа спросил: "Вам теперь хватает местных линий?"
Харди помолчал перед ответом. "Я провел несколько лет, перевозя по небу
людей со скоростью сотни миль в час. А зачем? Они не менее счастливы у
себя - даже более. У моей жены доля в ферме, и я думаю, что лучше помо-
гать ей, чем летать. Людям не нужны самолеты, да и машины и поезда тоже.
Знаете, что бы я предпочел? Лошадь и двуколку. Вот это мне действительно
нравится".
В середине полета он еще раз сверился с компьютером и выяснил, что запас
топлива еще меньше, чем казалось.
- Рискованное дело, - сказал он спокойно. - Лучше было бы в Париж.
Папа ответил не сразу. Может, он ждал, что Харди что-нибудь добавит или
прояснит ситуацию. Женева означала для него Ильзу и для всех нас - спа-
сение от триподов. Но это означало также поставить под угрозу жизнь всех
в самолете.
- Летим в Женеву, - сказал он наконец.
Харди кивнул. "Пусть будет Женева. Надеюсь, встречный ветер не станет
сильнее".
Больше ничего не было сказано. Я вспоминал все фильмы о катастрофах са-
молетов, которые видел. Однажды у Энди его мать говорила о том, что бо-
ится летать - она никуда не поедет, если нужно лететь в самолете. Я счи-
тал тогда это глупым, но сейчас мне так не казалось. Мы сидим в металли-
ческой трубе в милях над землей, и если горючее кончится, наши шансы на
выживание почти равны нулю. Я представил себе, как секунда за секундой
пустеют баки с бензином, и почувствовал, что потею.
Я думал также о том, что говорил Харди о своих чувствах. Он казался
счастливым. И если триподы на самом деле несут мир, может, это хорошо?
Люди будут любить друг друга; может, они перестанут думать только и себе
и нескольких близких, а будут думать обо всех.
В лунном свете видны были покрытые снегом горы, Харди начал подготовку к
посадке. Дела это не улучшило; наоборот, если только возможно, стало еще
хуже. Когда пилот выпустил шасси, один из двигателей закашлял, потом
снова заработал и наконец совсем смолк. Я почувствовал настоящий ужас.
Закрыл глаза, когда впереди показались посадочные огни, и не открыывал
их до тех пор, пока колеса не коснулись посадочной полосы. И неожиданно
от облегчения ощутил сильную слабость.
Харди привел самолет на стоянку вблизи вокзала, и теперь я начал беспо-
коиться о другом. Администрация аэропорта знала об угоне, конечно, но я
не представлял себе, какова будет ее реакция. Все переговоры с землей
касались только посадки. Казалось, прошло очень много времени, но тут
двери раскрылись, и нам приказали высаживаться. Я видел, как папа нервно
жует губу.
Я подумал, что нас отделят от экипажа и остальных пассажиров, но после
того как папа отдал пистолет Марты, нас всех провели через зал прибытия
в небольшое помещение, где находились солдаты с автоматами.
Старший офицер сказал: "Пожалуйста, снимите шапки с голов". Капитан Хар-
ди ответил :"Это невозможно".
- Немедленно!
Харди сказал: "Прошу разрешения заправиться и вылететь с пассажирами из
Женевы".
- В разрешении отказано. Снимайте шапки.
Мы четверо сняли шлемы с голов, но никто из остальных не шевельнулся.
Офицер отдал резкий приказ на немецком, и двое солдат приблизились к
Харди.
Он попятился при их приближении и крикнул офицеру: "Вы не имеете права
трогать нас! Позвольте нам заправиться и улететь".
Офицер не обратил на это внимания, а солдаты продолжали приближаться.
Викарий, говоривший с Мартой на Гернси, стоял поблизости.
Он вытянул руки и сказал: "Мы принесли вам мир. Опустите оружие и прими-
те благословение.- И провел три вертикальные полосы правой рукой. - Во
имя трипода".
Когда солдаты схватили его за руки, Харди как будто сошел с ума: он выр-
вался, ударив при этом солдата в лицо. Остальные пассажиры с криками
устремились вперед.
Сквозь шум я расслышал голос Марты: "Быстро! Сюда ..."
Мы бросились к двери, через которую вошли. Два солдата подняли автоматы.
Папа сказал: "Мы не в шапках. Посмотрите".
И он швырнул свою шапку на землю; солдаты не опустили оружие. Сзади по-
верх криков послышался выстрел, а затем автоматная очередь. Оглянувшись,
я увидел двоих пассажиров на полу. Одним из них был капитан Харди, из
раны на его шее струилась кровь.
Все быстро кончилось. Остальные пассажиры замолчали и тупо смотрели на
солдат. Двое солдат взяли за руки пожилого пассажира лет шестидесяти и
отвели его в сторону. Как только один из солдат потянул с него шапку,
пассажир закричал и продолжал кричать, когда солдаты перешли к следующе-
