му. Шум был ужасный и становился все страшнее, по мере того как солдаты
снимали шапки одну за другой. Пассажиры не сопротивлялись, но походили
на животных, которых пытают.
Офицер подошел к нам.
- Вас отведут в комнату для допросов. - Голос у него был холодный. -
Подчиняйтесь приказам.
Папа сказал: "Мы повредили наши шапки, они не действуют. Мы не под влия-
нием триподов".
Резкий голос не изменился.
- Подчиняйтесь приказам.
Нас допрашивали порознь и подолгу. Потом дали поесть и отвели в гостини-
цу на ночлег. Папа попросил разрешения позвонить по телефону Ильзе, но
ему отказали. В спальне, которую делили мы с Энди, был телефон, но его
отсоединили.
На следующее утро папу и Марту опять допрашивали, после чего нас принял
сдержанный маленький человек с черной бородой, который сказал, что нам
дано разрешение остаться в стране на семь дней. Мы можем отправиться в
Фермор, но, прибыв туда, должны немедленно сообщить в полицию. Он протя-
нул нам лист бумаги - разрешение.
Папа спросил: "А после семи дней?"
- Вопрос будет снова рассматриваться. Вы иностранцы и проникли в нашу
страну незаконно. Вас вернут в Англию, как только возобновятся полеты.
Должен предупредить вас, что любое неповиновение приказам полиции вызо-
вет немедленную депортацию в любую страну, которая вас примет.
- Можно нам сохранить шапки - те, что не действуют?
- Зачем?
- Они могут нам еще пригодиться.
- В Швейцарии нет триподов, шапки вам не понадобятся.- Он пожал плечами.
- Установлено, что они безвредны. Можете их взять, если хотите.
Марта продала еще золота, чтобы получить швейцарские деньги, и мы сели в
поезд до Интерлейкена. Дорога проходила вдоль озера, которое тянулось,
насколько хватал глаз. С утра было облачно, но теперь небо и озеро были
ясными и голубыми, и вдалеке над горами виднелось лишь несколько облач-
ков. У папы был успокоенный вид. Было от чего успокаиваться - угон,
страх катастрофы и затем это происшествие в аэропорту. В реальной жизни
все не так, как в телевизоре, - выстрелы громче, кровь ярче и льется
страшнее.
Пока я думал, что он, кроме всего прочего, предвкушает встречу с Ильзой,
он сказал Анжеле: "Через несколько часов увидим маму. Узнает ли она нас
после всего?"
- Конечно, узнает, - ответила Анжела. Она ела яблоко. - Не так много
времени прошло.
Марта смотрела в окно. Между озером и нами были дома, возле них играли
дети, смешно скакала собака, дым поднимался из труб.
Она сказала: "Как хорошо и безопасно здесь. Как ты думаешь, нам продлят
разрешение?"
Папа потянулся. "Я уверен. В порту бюрократы. Местная полиция - другое
дело".
Поезд остановился в Лозанне, по расписанию здесь тридцатиминутная оста-
новка.
Я спросил у папы: "Можно нам с Энди выйти? У нас много времени".
- На всякий случай лучше не выходить.
Я быстро думал. "Хотелось бы купить подарок для Ильзы. На следующей не-
деле у нее день рождения". Анжела не единственная, кто может проделывать
такие штуки.
Он поколебался, потом сказал: "Ну, ладно. Но только на четверть часа".
Марта сказала: "Вряд ли купите что-нибудь с английскими деньгами".
- Я как раз думал, не поменяешь ли ты мне немного.
- И долго я смогу менять? - Она улыбнулась и порылась в кошельке. - Но я
сама напросилась. Двадцать франков - придется покупать что-нибудь ма-
ленькое. Ты тоже потрать немного денег, Энди.
Анжела сказала: "И я".
Я ответил: "Нет. Ты останешься здесь".
- Если вы идете, я с вами. - Глаза у нее стали стальными. - Нечестно,
если у вас будет подарок, а у меня нет. Она моя мама!
Я поспорил, но не надеялся выиграть. Марта и ей дала двадцать франков, и
Анжела тащилась за нами, пока мы осматривали станцию. Мы нашли небольшой
магазин, и пока я думал, что лучше купить Ильзе - шоколад или куклу в
крестьянской одежде, Анжела купила куклу. Пришлось мне покупать шоколад.
Он был двух видов - по девять франков и по девятнадцать. Вначале я поп-
росил маленький, потом передумал и взял другой.
Я чувствовал, что вокруг нас собираются люди Голос рядом заставил меня
вздрогнуть. "Sales anglais!" Я знал, что по-французски это значит:
"Грязные англичане", но если бы даже не знал, можно было понять по тону.
Парень, около шестнадцати, высокий, смуглый, в красном джерси с большим
белым крестом - национальная эмблема Швейцарии. Другие тоже в джерси,
толпа человек в двенадцать, большинство такого же возраста или чуть мо-
ложе, и человек с седой бородой, примерно пятидесяти лет. Те, кто был не
в джерси, на руке носили повязку с белым крестом.
Энди спокойно сказал: "Пошли отсюда". Он направился к платформе, но вы-
сокий парень преградил ему дорогу.
Другой, ниже ростом и светловолосый, сказал: "Что вы делаете на нашей
земле, грязные англичане?"
Энди ответил: "Ничего. Идем на поезд".
Кто-то еще сказал: "Грязные англичане в чистом швейцарском поезде - это
нехорошо".
- Послушайте, - сказал Энди, - меня уже дважды назвали грязным англича-
нином. - Он повысил голос. - В следующий раз ударю.
Наступило молчание. Я решил, что мы сможем уйти, Энди - тоже. Он двинул-
ся на высокого парня, заставляя его отодвинуться. В их рядах открылась
щель, но всего на секунду. Один из них схватил Энди за руку и повернул,
другой в то же время пнул по ногам и повалил.
Когда Энди упал, Анжела закричала. Я схватил ее за руку и потянул в про-
ивоположном направлении. Они сосредоточились на Энди, и, может, я сумел
бы увести Анжелу, но она снова закричала, и я увидел, что с другой сто-
роны ее схватил человек с бородой.
После этого все смешалось, я пинался, лягался, бил окружающих и получал
ответные удары. Удар по шее чуть не уронил меня на землю, я мельком за-
метил лежащего Энди, стоявшие вокруг пинали его ногами.
Я закрыл лицо руками, пытаясь защититься. Слышались крики, смешивавшиеся
с объявленем станционного громкоговорителя. Потом я понял, что удары
прекратились, но сморщился, когда кто-то грубо схватил меня. Открыв гла-
за, я увидел полицейского в сером мундире; два других поднимали Энди, а
красные джерси рассеялись в толпе.
Анжела казалась невредимой. Изо рта Энди шла кровь, под глазом была сса-
дина, другая - на щеке. Когда я спросил его, как он себя чувствует, он
ответил :"Ничего страшного. Думаю - выживу".
Полицейские отвели нас в поезд. Я рассказывал папе, что случилось пока
Марта занималась ранами Энди. Полицейский проверил наши документы.
Пока он их рассматривал, папа спросил: "Что вы с ними будете делать?"
- Дети в вашей ответственности, - сказал старший полицейский. У него бы-
ло круглое лицо, маленькие глазки, говорил он по-английски медленно, но
правильно. - У вас есть разрешение ехать в Фернор. По прибытии должите
местной полиции.
- Я говорю не об этих детях. - Папа опять жевал губу. - О тех, кто на
них напал, - что вы будете делать с ними?
- Мы не знаем их личности.
- Но вы пытались установить?
- Мы не уверены, что тут не было провокации.
- Провокации! Дети покупали подарки матери - кстати, она швейцарка, - их
назвали грязными англичанами и набросились на них. Я думал, это цивили-
зованная страна.
Полисмен наклонил голову, глаза его были холодны.
- Послушайте, англичанин. Это на самом деле цивилизованная страна. И это
страна швейцарцев. Нам здесь не нужны иностранцы. Вы хотите подать жало-
бу?
Марта сказала: "Оставь, Мартин".
Полисмен покачивался на каблуках. "Если хотите подать жалобу, вы должны
немедленно сойти с поезда и отправиться со мной в отделение. Там вы ос-
танетесь, пока начальник отделения не освободится и не примет вас, чтобы
обсудить жалобу. Не знаю, сколько вам придется ждать, но начальник очень
занятой человек. Ну, англичанин?"
Папа сквозь зубы сказал: "Жалоб нет".
- Хорошо. Проследите, чтобы никто из вас больше не причинял беспокойств.
Желаю вам благополучного и быстрого путешествия - назад в Англию.
Когда поезд тронулся, папа сказал: "Я этого не понимаю".
Марта ответила: "Швейцарцы мне никогда не нравились. - И добавила: -
Кроме Ильзы, конечно".
Энди объяснял: "Я сказал, что ударю, если кто-нибудь назовет меня снова
грязным англичанином. После этого они напали. Мне жаль, что я вызвал та-
кие неприятности, но разве я мог слушать и молчать?"
- Да, не мог, - ответил папа. - Я понимаю тебя. Но в будущем придется
поступать именно так - слушать и молчать. Это другой тип ксенофобии, чем
на Гернси, но все же это ксенофобия.
Анжела спросила: "А что такое к-сену-фоб-и-я?"
- Боязнь чужеземцев. Страх и ненависть. Это ценная защита для племени,
но для посторонних очень плохо. Забавно. Внешне то, что мы видели в
Гернси, кажется лучше - люди просто хотят, чтобы их оставили одних, жить
сами по себе, а здесь ксенофобия агрессивна: явное стремление нападать
на чужаков. Но она более здоровая. Швейцарцы укрепились в том, что они
швейцарцы, и ненавидят всех, кто не швейцарец. Нам трудно, но для них
это хорошая защита от триподов.
Он продолжал обсуждать это с Мартой, а поезд набирал скорость. Мы снова
увидели озеро, спокойное и мирное, две-три лодки и старомодный колесный
пароход двигались в направлении Женевы. Я думал о своем участии в проис-
шествии. Я пытался увести Анжелу, потому что она девочка (и моя сводная
сестра) и нуждается в защите. Но это означало оставить Энди во власти
толпы. Надеюсь, он понимал, почему я так поступил. Один глаз у него поч-
ти закрылся, все вокруг распухло. Он увидел, что я смотрю на него, и
подмигнул здоровым глазом.
Папа звонил Ильзе из Женевы, и, когда поезд остановился в Интерлейкене,
она ждала на платформе. Она поцеловала Марту, обняла Анжелу, но через
плечо Анжелы не отрывала взгляда от папы. Потом они медленно двинулись
навстречу друг другу. Она протянула руки, и он взял ее в свои. Так они
стояли, улыбаясь, прежде чем он поцеловал ее.
Наконец Ильза оторвалась. Она улыбалась и плакала в одно и то же время.
Отвернувшись от отца, она посмотрела на меня.
- Лаври, - сказала она. - О, Лаври, как приятно снова увидеть тебя
Она подошла ко мне, и я протянул ей руку.
- И я рад.
Странно. Я протянул руку, чтобы она не поцеловала меня; и сказал, что
рад ее видеть, просто так; но оказывается, я на самом деле рад.
Фернор - маленькая горная деревушка, куда ведет единственная дорога. По
одну сторону вздымается лестистый склон горы, по другую открывается зах-
ватывающий вид на долину глубоко внизу. Дорога из Интерлейкена здесь
практически кончается, или почти кончается; она продолжается как немоще-
ная тропа и ведет еще к полудюжине домиков и наконец к гостинице Руцке.
Первый дом Руцке был построен дедом Ильзы как дача для
семьи, но между мировыми войнами ее отец перестроил дачу, расширил ее и
превратил в гостиницу. В ней восемь номеров, несколько комнат для посе-
тителей и терраса впереди; на ней телескоп и на шесте швейцарский флаг.
Швейцба перестала принимать посетителей, когда Швейцдед заболел. Кроме
членов семьи, теперь здесь жил только работник по имени Йон, он был даже
стрше Швейцдеда. Он присматривал за животными - несколькими курами и
двумя коровами, которым позволялось бродить по окрестным горным лугам с
колокольчиками вокруг шею, - и еще он стрелял дичь. У него был старый
дробовик, за которым он любовно ухаживал.
Швейцба была седовласой и полной. Она плохо говорила по-английски и, ка-
залось, боится папы и еще больше Марты, которая разговаривала с ней мяг-
ко, но скорее так, как говорят с домработницей.
На второй день выпал снег, но почти немедленно растаял; Ильза сказала,
что для этого времени года тепло. Я с жадностью смотрел на стойку с лы-
жами в одном из сараев, которую мы обнаружили с Энди. Мы с ним изучали
окружающее. Местность над деревней довольно скучная - объеденная корова-
ми трава и булыжники, но ниже - более интересная, там росли сосновые ле-
