чтобы с ней что-нибудь случилось.
Я молча уставилась на отца.
- Ну-ну, Чарлз. Один из живущих в этом доме - хладнокровный убийца. А
маленькая Джозефина, похоже, знает о происходящих в семействе событиях
лучше всех. Она, безусловно, была осведомлена о делах Роджера - пусть ее
вывод о растрате и оказался ошибочным. Но ее показания по поводу
подслушанного абсолютно соответствуют истине. Да-да. Показания ребенка -
всегда самые надежные показания. Им всегда можно доверять. Не в суде,
конечно. Дети терпеть не могут прямых вопросов, они начинают мямлить или
глядят тупыми глазами и говорят, что ничего не знают. Лучше всего, когда
они похваляются, как похвалялась вчера перед тобой эта девочка. И таким
образом из нее можно вытянуть очень многое. Главное - не задавать ей
никаких вопросов. Притворись, что ты уверен в полной ее неосведомленности
в домашних делах. Это раззадорит ее.
Отец помолчал и добавил:
- Но присматривай за ней. Она может знать несколько больше, чем
требуется для полной ее безопасности.
13
Я отправился в "кривой домишко" (так я мысленно окрестил особняк
Леонидисов) с легким чувством вины. Хоть я и рассказал инспектору
Тавернеру о показаниях Джозефины относительно Роджера, но умолчал о ее
заявлении насчет того, что Бренда и Лоуренс Браун состоят в любовной
переписке.
Я пытался убедить себя: это чистой воды выдумка, верить которой нет
никаких оснований. Но в действительности я просто чувствовал странное
нежелание помогать сбору дополнительных улик против Бренды Леонидис. Мне
было жаль бедную женщину, окруженную решительно настроенными против нее
людьми. Если эти письма и существуют, несомненно Тавернер со своими
мирмидонами их рано или поздно найдет. Мне же не нравилась роль человека,
бросающего очередное подозрение на оказавшуюся в трудном положении
женщину. Более того, она ведь торжественно поклялась мне: между ней и
Лоуренсом ничего такого нет, и я был склонен больше верить ей, чем этому
зловредному гномику Джозефине. И разве Бренда сама не сказала, что у
Джозефины очень даже "все дома".
Я вспомнил умное выражение круглых блестящих глазок девочки и отогнал
прочь неприятную мысль о том, что у Джозефины очень даже "все дома".
Я позвонил Софии и спросил, можно ли мне снова прийти к ним.
- Пожалуйста, Чарлз.
- Как у вас дела?
- Не знаю. Вроде все в порядке. Полицейские продолжают осматривать
дом. Чего они ищут?
- Понятия не имею.
- Мы все начинаем нервничать. Приезжай поскорей. Я просто сойду с
ума, если не поговорю с кем-нибудь.
Я сказал, что выхожу немедленно. Когда я подъехал к парадному входу
дома, вокруг никого не было видно. Я заплатил таксисту, и машина уехала. Я
заколебался, соображая, позвонить ли мне или войти без звонка. Дверь была
открыта.
В это время за моей спиной раздался легкий шум. Я резко обернулся. В
проеме живой изгороди стояла Джозефина и пристально смотрела на меня: лицо
девочки было частично скрыто огромным яблоком.
Встретившись со мной взглядом, она отвернулась.
- Привет, Джозефина.
Ничего не ответив, девочка исчезла за изгородью. Я пересек дорожку и
последовал за ней. Она сидела на неудобной деревянной скамье декоративного
пруда, болтая ногами и сосредоточенно вгрызаясь в яблоко, поверх
сферической розовой поверхности которого ее глаза наблюдали за мной мрачно
и как будто враждебно.
- Я снова приехал, Джозефина, - сказал я.
Это было никудышное начало, но молчание Джозефины и ее немигающий
взгляд несколько обескуражили меня.
Продемонстрировав великолепное стратегическое чутье, девочка
продолжала молчать.
- Вкусное яблоко? - спросил я.
На этот раз Джозефина решила снизойти до ответа. Последний состоял из
одного слова:
- Червивое.
- Жаль, - сказал я. - Я не люблю червивые яблоки.
- Никто не любит, - презрительно заметила Джозефина.
- Почему ты не ответила мне, когда я поздоровался?
- Не хотела.
- Почему?
Джозефина отняла яблоко от лица, дабы обеспечить большую четкость
произношения.
- Вы пошли и нафискалили полиции.
- О! - Я несколько растерялся. - Ты имеешь в виду... о...
- О дяде Роджере.
- Но, Джозефина, уже все в порядке - поспешно заверил я ее. - Все в
полном порядке. Полицейские знают, что он не сделал ничего плохого...
Джозефина метнула на меня злобный взгляд.
- Как вы глупы!
- Но почему?
- Я беспокоюсь вовсе не о дяде Роджере. Просто следственную работу
нельзя вести таким образом. Разве вы не знаете, что полицейским
н_и_ч_е_г_о_ нельзя рассказывать до самого последнего момента?
- О, понимаю, - сказал я. - Я виноват. Я действительно очень виноват.
- Естественно. - И добавила укоризненно: - А я вам верила.
Я сказал, что виноват, в третий раз, и Джозефина как будто немного
смягчилась. Она энергично куснула яблоко еще пару раз.
- Но полиция все равно выяснила бы это обстоятельство, - сказал я. -
Ты... я... мы не смогли бы долго держать его в секрете.
- Вы имеете в виду скорое банкротство его фирмы?
Как всегда, Джозефина была прекрасно информирована.
- Да, думаю, дело кончится именно банкротством.
- Сегодня вечером состоится семейный совет по этому поводу, -
сообщила Джозефина. - На нем будут присутствовать папа, мама, дядя Роджер
и тетя Эдит. Тетя Эдит собирается отдать дяде Роджеру свои деньги -
правда, она еще не получила наследства. А папа вряд ли станет помогать. Он
говорит, если Роджер попал в переплет, то винить должен только себя
самого. А мама и слышать не желает ни о какой помощи Роджеру, так как
хочет, чтобы папа вложил деньги в ее "Эдит Томпсон". Вы знаете что-нибудь
про Эдит Томпсон? Она была замужем, но не любила своего мужа, а любила
молодого человека по имени Байуотерс, который однажды увязался за этим
мужем после спектакля и ударил его ножом в спину.
Я еще раз подивился необычной направленности интересов и полноте
познаний маленькой Джозефины, а также драматическому чутью, которое
позволяло ей изложить все волнующие факты истории буквально в двух словах.
- На словах-то все гладко получается, - сказала Джозефина. - Но
думаю, спектакль провалится, как и "Иезавель". - Девочка вздохнула. -
Интересно все-таки знать, почему псы не съели кисти ее рук.
- Джозефина, - сказал я. - Ты говорила, что знаешь почти наверняка,
кто является убийцей?
- Ну.
- И кто же?
Джозефина одарила меня презрительным взглядом.
- Понимаю, - сказал я. - В самый последний момент? И даже если я
пообещаю ничего не говорить инспектору Тавернеру?
- Мне нужно собрать еще некоторые улики, - сказала Джозефина. - И в
любом случае, - добавила она, швыряя огрызок яблока в пруд, - _в_а_м_ я не
скажу. Если вы вообще тянете в этой истории на какую-то роль - то только
на роль Ватсона.
Я проглотил это оскорбление.
- О'кей, - сказал я. - Я Ватсон. Но даже Ватсону предоставлялись
исходные данные.
- Чего-чего? - Факты. А он из них выводил разные ошибочные
заключения. Несколько мгновений Джозефина боролась с соблазном. Потом
отрицательно потрясла головой:
- Нет. - И добавила: - И вообще, я не особо увлекаюсь Шерлоком
Холмсом. Он ужасно устарел. Представляете, в то время ездили в кэбах?
- А что эти письма? - спросил я.
- Какие письма?
- Письма, которые, как ты говорила, Лоуренс Браун и Бренда пишут друг
другу.
- Я это придумала, - сказала Джозефина.
- Я тебе не верю.
- Да. Придумала. Я часто придумываю всякую всячину. Развлекаюсь таким
образом.
Я уставился на нее. Она уставилась на меня.
- Послушай, Джозефина. У меня есть один знакомый, который работает в
Британском музее. Он знает все-все про Библию. Если я у него узнаю, почему
собаки не съели кисти рук Иезавели, ты расскажешь мне о письмах?
На этот раз Джозефина заколебалась по-настоящему.
Где-то поблизости громко треснула сухая ветка. Наконец Джозефина
решительно произнесла:
- Нет, не расскажу.
Я вынужден был смириться с поражением. Несколько запоздало я вспомнил
совет отца.
- Ну ладно, - сказал я. - Все это всего лишь игра. Конечно, ты просто
ничего не знаешь.
Джозефина яростно сверкнула на меня глазами, но не поддалась
искушению.
Я поднялся со скамейки.
- Мне надо идти искать Софию. Пойдем.
- Я останусь здесь, - сказала Джозефина.
- Нет, не останешься. Ты пойдешь со мной.
Я бесцеремонно поднял ее и поставил на ноги. Девочка, казалось,
удивилась и хотела было запротестовать, но сдержалась - отчасти,
несомненно, потому, что была не прочь понаблюдать за реакцией домашних на
мое появление.
В тот момент я и сам не смог бы объяснить, почему настаиваю на том,
чтобы Джозефина непременно пошла со мной. Я понял это только когда мы уже
входили в дом.
Меня насторожил резкий треск сухой ветки.
14
Из большой гостиной доносился приглушенный шум голосов. Я
поколебался, но прошел мимо и, повинуясь какому-то импульсу, открыл дверь,
ведущую на половину слуг, и оказался в темном коридоре. Внезапно одна из
выходящих в коридор дверей распахнулась, и в освещенном проеме появилась
полная пожилая женщина в белоснежном накрахмаленном фартуке. При виде нее
у меня сразу же возникло чувство покоя и уверенности, какое всегда
возникает в присутствии старой доброй няни. Мне тридцать пять, но внезапно
я ощутил себя четырехлетним мальчиком, надежно защищенным от всех невзгод.
Нэнни никогда раньше меня не видела, но сразу же сказала:
- Это мистер Чарлз, не так ли? Заходите на кухню, я угощу вас чайком.
Кухня была просторная, светлая, с веселыми занавесками на окнах. Я
сел за стоящий посередине стол, и Нэнни поставила передо мной чашку чая и
блюдечко с двумя пирожными. Больше чем когда-либо в жизни я почувствовал
себя маленьким ребенком в уютной детской. Здесь царили доброта и
спокойствие - и страх темноты и ночные ужасы оставили меня.
- Мисс София очень обрадуется вашему приходу, - сказала Нэнни. - Она
чересчур возбуждена сегодня. - И добавила осуждающе: - Все они чересчур
возбуждены.
Я оглянулся через плечо:
- А где Джозефина? Она вошла в дом вместе со мной.
Няня неодобрительно поцокала языком.
- Вечно подслушивает под дверями и что-то записывает в этот дурацкий
блокнот, который постоянно таскает с собой. Ей бы ходить в школу да играть
со своими ровесниками. Я это говорила мисс Эдит, и она согласилась со
мной, но хозяин решил, что девочку лучше держать дома.
- Наверное, он очень любит ее, - сказал я.
- Да, сэр. Он очень любил их всех.
Я несколько удивился тому обстоятельству, что чувства Филипа к своим
отпрыскам так определенно относятся к прошедшему времени. Нэнни увидела
выражение моего лица и, чуть покраснев, пояснила:
- Когда я говорю "хозяин", я имею в виду старого мистера Леонидиса.
Прежде чем я успел ей ответить, дверь распахнулась и в кухню вошла
София.
- О, Чарлз... - выдохнула она и потом быстро проговорила: - Нэнни,
как я рада, что он пришел!
- Знаю, золотко.
Нэнни нагрузила поднос кастрюлями и сковородками и отправилась в
судомойную. Когда дверь за ней закрылась, я встал из-за стола, подошел к
Софии, обнял ее за плечи и притянул к себе.
- Милая, - сказал я. - Ты вся дрожишь. В чем дело?
- Мне страшно, Чарлз. Страшно.
- Я люблю тебя, - сказал я. - Если бы только я мог забрать тебя
отсюда...
София отстранилась и покачала головой:
