- Насколько мне известно, пока нет. Но повторяю, я не в курсе дела.
"Напугай их", - говорил мне инспектор Тавернер. Что ж, Лоуренс Браун
был явно напуган.
Он, страшно нервничал, зачастил:
- Вы не представляете себе, что это такое.. Это напряжение... Не
знаешь, как... я имею в виду, они просто приходят и уходят... задают
дурацкие вопросы, как будто не имеющие никакого отношения к делу...
Молодой человек резко смолк. Я ждал. Он хочет поговорить - что ж,
пусть говорит.
- Вы здесь были в тот день, когда главный инспектор сделал то
чудовищное предположение? Относительно меня и миссис Леонидис?..
Ч_у_д_о_в_и_щ_н_о_е_ предположение! И ведь ничего нельзя поделать.
Нельзя... запретить людям строить догадки! И все это так несправедливо!
Просто потому, что она... была гораздо моложе мужа... Это ужасная мысль,
ужасная! Я чувствую... не могу не чувствовать... это организованный
з_а_г_о_в_о_р_!
- Заговор? Интересно.
Это было действительно интересно, хотя и не в том смысле, в каком
понял молодой человек.
- Эта семья, вы знаете... В семье мистера Леонидиса никогда не любили
меня. Всегда меня чуждались. Я всегда ощущал их презрение.
У Лоуренса затряслись руки.
- Просто потому, что они всегда были богаты и могущественны. Они
смотрели на меня свысока. Кто я для них? Всего лишь жалкий учителишка,
человек, отказавшийся от воинской службы. Но у меня были на это веские
основания! Были!
Я промолчал.
- Ладно, - взорвался Лоуренс. - Пусть я... испугался! Испугался -
вдруг не потяну, вдруг в нужный момент не сумею заставить себя нажать
спусковой крючок. Как можно быть уверенным, что убиваешь именно нациста, а
не простого деревенского паренька, не имеющего никаких политических
убеждений и просто призванного в армию? Я убежден: война - это зло и
несправедливость. Твердо убежден.
Я продолжал молчать. Молчание сейчас было уместней любых реплик,
потому что Лоуренс Браун спорил с собой, раскрывая при этом скрытые доселе
стороны своей души.
- Все постоянно смеются надо мной. - Голос его задрожал. - У меня
какая-то феноменальная способность всегда выглядеть смешным. Не то чтобы я
трус, но я все время делаю все невпопад. Однажды я бросился в горящий дом
спасать женщину, но сразу же заблудился в комнатах, потерял сознание от
удушья, и пожарникам пришлось долго разыскивать меня. Я слышал потом, как
они говорили: "И чего этот идиот полез не в свое дело?" Я вечный
неудачник, и все вечно недовольны мной. Тот, кто убил мистера Леонидиса,
подстроил все так, чтобы подозрение падало на меня. Убийца хотел погубить
м е н я!
- А что вы можете рассказать о миссис Леонидис? - спросил я.
Лоуренс вспыхнул и стал чуть больше похож на человека и чуть меньше -
на мышь.
- Миссис Леонидис - это ангел, - сказал он. - Ангел. Ее нежность и
доброта по отношению к старому мужу достойны восхищения. И подозревать ее
в отравлении смешно, просто смешно! И как этот меднолобый инспектор не
понимает этого!
- Он настроен с некоторым предубеждением, - пояснил я, - из-за
большого количества раскрытых дел об отравлениях пожилых мужей нежными
молодыми женами.
- Несносный болван! - сердито отрезал Лоуренс Браун.
Он подошел к книжному шкафу и принялся рыться в нем. Решив, что у
учителя мне больше ничего не удастся вытянуть, я медленно вышел из
классной комнаты.
17
Когда я шел по коридору, слева от меня неожиданно распахнулась дверь,
и откуда-то сверху мне под ноги свалилась Джозефина.
Она появилась так эффектно, как появляется дьявол в старомодном
пантомиме. Лицо и руки были перепачканы пылью, с одного уха свешивалась
густая длинная паутина.
- Ты откуда, Джозефина?
Я заглянул в открытую дверь. Несколько ступенек вели наверх, в
прямоугольное чердачное помещение, в глубине которого маячило несколько
больших котлов.
- Из котельной.
- А что ты там делала?
- Расследовала, - деловито сообщила Джозефина.
- Но что можно расследовать в котельной?
На это Джозефина просто сказала:
- Мне нужно умыться.
- Это уж непременно.
Девочка исчезла за дверью ближайшей ванной комнаты, потом выглянула
оттуда и спросила:
- Вам не кажется, что пришло время для второго убийства?
- Что ты имеешь в виду?.. Какого второго убийства?
- Ну как же, в книгах всегда совершается второе убийство - вскоре
после первого. Убийца убивает того, кто слишком много знает, пока тот не
успел ничего рассказать полиции.
- Ты читаешь слишком много детективов, Джозефина. В жизни так не
бывает. И если кто-нибудь в этом доме что-нибудь и знает, он меньше всего
хочет делиться своими знаниями с полицией.
Голос Джозефины прозвучал невнятно из-за шума льющейся в умывальник
воды:
- Бывает, кто-то что-то знает, но сам об этом не догадывается.
Я поморгал, обдумывая последнее высказывание. Потом, оставив
Джозефину совершать омовение, направился вниз.
Как раз в тот момент, когда я выходил на лестничную площадку второго
этажа, из дверей своей гостиной легко и стремительно выскользнула Бренда.
Она приблизилась ко мне, взяла меня за руку и заглянула мне в глаза:
- Ну что?
Тот же вопрос, только иначе сформулированный, задал мне Лоуренс. И
единственное произнесенное устами Бренды слово было гораздо более
действенным, чем все сбивчивые тирады Лоуренса.
Я отрицательно покачал головой:
- Ничего нового.
Женщина глубоко вздохнула:
- Я так боюсь, Чарлз... Так боюсь...
Ее страх был непритворным; сейчас, в этом тесном пространстве, он как
будто передался и мне, и я еще раз остро ощутил одиночество Бренды среди
этого враждебного окружения.
Она как будто отчаянно воскликнула: "Кто, кто же на моей стороне?!" И
что можно было бы ей ответить? Лоуренс Браун? Но кто такой, в конце
концов, этот Лоуренс Браун? Разве можно на него опереться в трудную
минуту? Слабое, жалкое существо. Я вспомнил, как накануне вечером эти двое
проплывали в сумерках мимо окон гостиной.
Мне очень хотелось помочь Бренде. Но я ничего не мог для нее сделать
и не мог сказать ей ничего утешительного. И в глубине души я чувствовал
себя виноватым, словно за мной следили насмешливые глаза Софии. "Она
успела тебя обработать", - слышался мне голос девушки.
И София никак не желала войти в положение Бренды - одинокой,
беспомощной, подозреваемой в убийстве женщины.
- На завтра назначено официальное дознание, - сказала Бренда. -
Что... что там будет происходить?
Здесь я мог успокоить ее.
- Пусть это вас не волнует. Дознание отложено. Хотя это развяжет
языки газетчикам. До сих пор в прессе не появлялось никаких сообщений, что
мистер Аристид умер не естественной смертью. Леонидисы - очень влиятельная
семья. Но сейчас, когда дознание отложено, вероятно, и начнется самое
забавное.
(Какие дикие слова иногда срываются с языка! Забавное! Почему я
употребил именно это слово?!)
- Это все... будет ужасно?
- На вашем месте я бы просто никому не давал никаких интервью. И
знаете, Бренда, вам нужен адвокат...
Она отпрянула в сторону, задохнувшись от ужаса.
- Нет-нет, вы меня неправильно поняли. Просто юрист, охраняющий ваши
интересы и могущий посоветовать, что делать и говорить и чего не делать и
не говорить. Вы же понимаете, - добавил я, - вы остались совсем одна.
Она сжала мою руку:
- Да! Вы поняли это. Вы помогли мне, Чарлз, помогли...
Я повернулся и начал спускаться вниз с чувством некоторого облегчения
и удовлетворения... И тут я увидел стоящую на ступеньках Софию. Голос
девушки был холоден и сух.
- Где ты пропадаешь так долго? - осведомилась она. - Звонили из
Лондона. Твой отец срочно хочет видеть тебя.
- Он в Скотленд-Ярде?
- Да.
- Интересно, зачем я понадобился ему? Он ничего не говорил?
София отрицательно покачала головой. Взгляд ее был тревожен. Я
притянул девушку к себе.
- Не волнуйся, дорогая моя, - сказал я. - Я скоро вернусь.
В кабинете отца царила какая-то напряженная атмосфера. Мой старик
сидел за столом, главный инспектор Тавернер стоял у окна, опершись плечом
о стену. В кресле посетителей сидел мистер Гэйтскилл, явно чем-то
раздраженный.
- ...оскорбительное недоверие... - холодно говорил он.
- Конечно, конечно - успокаивал его отец. - А, привет, Чарлз! Ты как
раз вовремя. Тут обнаружились некоторые удивительные обстоятельства дела.
- Беспрецедентный случай, - вставил мистер Гэйтскилл.
Маленький поверенный был явно уязвлен чем-то до глубины души. За его
спиной инспектор Тавернер ухмылялся мне.
- Я расскажу, с вашего позволения? - сказал отец. - Мистер Гэйтскилл
получил сегодня любопытную записку, Чарлз. От некоего мистера
Агродополуса, владельца ресторана "Дельфос". Это глубокий старик, грек по
национальности. Очень давно Аристид Леонидис выручил его - тогда еще
молодого человека - из беды, и Агродополус навсегда сохранил чувство
благодарности к другу юности и благодетелю. И похоже, Аристид
безоговорочно доверял ему.
- Никогда бы не поверил, что Леонидис так подозрителен и скрытен, -
раздраженно заговорил мистер Гэйтскилл. - Конечно, он был в весьма
преклонных годах... практически на грани старческого слабоумия.
- Видите ли, мистер Гэйтскилл, - мягко заметил отец, - когда человек
очень стар, он часто уносится мыслями в свои молодые годы, к друзьям
юности.
- Но я вел дела Леонидиса больше сорока лет! - взвился поверенный. -
Сорок три с половиной года, если уж быть точным.
Тавернер снова ухмыльнулся.
- А что, собственно, случилось? - поинтересовался я.
Мистер Гэйтскилл открыл было рот, но отец опередил его:
- В своей записке мистер Агродополус сообщал, что выполняет указания,
данные его другом Аристидом Леонидисом. Короче, с год назад мистер
Леонидис отдал ему на хранение письмо, которое мистер Агродополус должен
был передать мистеру Гэйтскиллу сразу после смерти старого Леонидиса. В
случае же если мистер Агродополус умрет первым, передача письма
возлагалась на его сына, крестника мистера Леонидиса. В своей записке
мистер Агродополус извиняется за задержку, объясняя ее тем, что болел
воспалением легких и узнал о смерти старого друга только вчера вечером.
- Все это в высшей степени непрофессионально! - прошипел мистер
Гэйтскилл.
- Вскрыв запечатанный конверт и ознакомившись с его содержанием,
мистер Гэйтскилл счел себя обязанным...
- В данных обстоятельствах, - вставил поверенный.
- ...ознакомить с ним и нас. В конверте находится завещание старого
Леонидиса, должным образом подписанное и заверенное, и сопроводительное
письмо.
- То есть завещание наконец-то обнаружилось? - уточнил я.
Мистер Гэйтскилл побагровел.
- Это не то завещание! - рявкнул он. - Это не тот документ, который я
составлял по просьбе мистера Леонидиса. Это завещание написано его
собственной рукой! Очевидно, мистер Леонидис хотел выставить меня полным
идиотом.
Главный инспектор Тавернер попытался налить немного бальзама на
душевные раны поверенного.
- Все-таки он был очень стар, мистер Гэйтскилл, - сказал он. - А
старики, как правило, все с приветом... Нет, они не сумасшедшие - просто
слегка эксцентричные.
Мистер Гэйтскилл только фыркнул в ответ.
- Итак, мистер Гэйтскилл позвонил нам, - продолжал отец, - и вкратце
ознакомил нас с содержанием завещания. Я попросил его прийти сюда и
