меня у "Дебенкама". Я перекушу там и потом пройдусь пешком до
Харлей-стрит.
- Надеюсь... - начал было я и остановился.
- Именно поэтому я и не хотела ехать с Магдой. Она всегда
драматизирует ситуацию. Поднимает страшный шум по любому поводу.
- Мне очень жаль, - сказал я.
- Это лишнее. Я прожила хорошую жизнь. Очень хорошую. - Неожиданно
старая леди усмехнулась: - И она еще не кончилась.
23
Я не видел отца уже несколько дней. Застав его за делами, не имеющими
отношения к Леонидисам, я отправился на поиски Тавернера.
Инспектор выразил желание выйти со мной пропустить по стаканчику. Я
поздравил его с успешным завершением дела; поздравления он принял, но вид
у него при этом был далеко не победоносный.
- Что ж, все кончено, - сказал Тавернер. - Дело закрыто. И никто не
посмеет отрицать этого.
- Как вы думаете, обвинительный приговор будет вынесен?
- Трудно сказать. Прямых улик нет... как часто бывает в делах об
убийствах. Многое зависит от того, какое впечатление обвиняемые произведут
на присяжных.
- А насколько серьезно содержание писем?
- На первый взгляд просто убийственно.
Сплошные разговоры о сладкой совместной жизни, которая ждет
любовников после смерти старого мужа Бренды. Фразы типа "Теперь осталось
недолго ждать". Не забывай, защита будет трактовать все это иначе: мол,
муж был уже так стар, что молодые люди с полным основанием могли ожидать
его естественной смерти. Впрямую об отравлении в письмах не говорится, но
есть некоторые пассажи, которые можно понять вполне однозначно. Все
зависит от того, кто будет судействовать. Если старый Карберри - то он
живо разберется с любовниками: страшно добродетелен. Защищать обвиняемых
будет, вероятно, Иглз или Хэмфри Керр. Хэмфри великолепно ведет подобные
дела, но для успеха ему обязательно подавай блестящего героя войны или
что-нибудь вроде этого. А человек, уклонившийся от воинской службы,
несколько смажет ему картину. Но главное для обвиняемых - понравиться
присяжным. С присяжными никогда не угадаешь. Но знаешь, Чарлз, эти двое
определенно возбуждают симпатию и жалость. Бренда - миловидная молодая
женщина, бывшая замужем за глубоким стариком; Лоуренс - невротик,
освобожденный от службы в армии. Само преступление настолько традиционно,
настолько соответствует некоей избитой схеме, что невольно начинаешь
верить в невиновность подозреваемых. Конечно, суд может решить, что
старика отравил Лоуренс без ведома Бренды или она без ведома любовника -
но может и обвинить их в сговоре.
- А что вы сами думаете по этому поводу? - спросил я.
Лицо Тавернера осталось совершенно бесстрастным.
- А я ничего не думаю. Я собрал факты и отправил дело в прокуратуру,
где уже и были сделаны все выводы. Я исполнил свои обязанности, а
остальное меня не касается. Вот и все, Чарлз.
Да, нет, не все. Тавернер определенно был не очень счастлив.
И только три дня спустя я завел разговор на эту тему с отцом. Сам он
о деле Леонидисов не упоминал. В наших отношениях возникла некоторая
напряженность - и мне казалось, я догадываюсь о ее причинах. Но мне было
необходимо разрушить возникшую между нами преграду.
- Нужно назвать вещи своими именами, - сказал я. - - Тавернер не
верит, что старика убили эти двое, - и ты тоже не веришь в это.
Отец покачал головой и повторил слова Тавернера:
- Мы свое дело сделали. Остальное решит суд. И никаких вопросов здесь
быть не может.
- Но вы-то с Тавернером не считаете их виновными?
- Это решать присяжным.
- Бога ради, не заговаривай мне зубы! Я спрашиваю, что _л_и_ч_н_о_ ты
думаешь по этому поводу?
- Мое личное суждение не отличается от твоего, Чарлз.
- Нет, отличается. Я более осведомлен.
- В таком случае, буду откровенен: я просто... не знаю!
- Они _м_о_г_у_т_ быть виновными?
- О да!
- Но ты в их виновности не уверен?
Отец пожал плечами.
- Не уклоняйся от ответа, па. Прежде ты был уверен? Не сомневался?
- В общем, да. Не всегда, правда.
- Я молю небо, чтобы ты оставался уверенным и сейчас.
- Я тоже.
Мы помолчали. Я думал о двух призрачных фигурах, выплывающих в
сумерках из парка. Одинокие испуганные люди. Они были испуганы с самого
начала. Разве это не является признаком нечистой совести? Но тут же я
ответил сам себе: "Совсем не обязательно". Оба они, и Бренда, и Лоуренс,
боялись самой жизни - у них не было уверенности в себе; а тут еще они
оказались участниками традиционной истории незаконной любви, разрешившейся
убийством старого мужа.
- Ну-ну, Чарлз, - заговорил отец мягким грустным голосом. - Нужно
смириться с ситуацией. Неужели ты до сих пор допускаешь возможность, что в
действительности преступником является кто-то из Леонидисов?
- Я ни в чем не уверен, - ответил я. - Все как-то запутано и неясно.
Но у меня ощущение... в целом... что все они пытаются закрыть глаза на
правду.
Отец кивнул.
- Все, кроме Роджера, - добавил я. - Роджер безоговорочно верит в
виновность Бренды и страстно желает увидеть ее повешенной. С Роджером
легко общаться: он очень прост, прям и не держит никаких задних мыслей. Но
остальные Леонидисы явно чувствуют себя виноватыми... Все они беспокоятся,
чтобы обеспечить Бренде возможно лучшую защиту на суде... дать ей
возможность воспользоваться любым шансом... Почему?
- Потому что в глубине души они по-настоящему не верят в виновность
Бренды? Что ж, звучит логично. - Отец помолчал и спокойно спросил: - А кто
же все-таки _м_о_г_ это сделать? Ты разговаривал с каждым из них. Кто,
по-твоему, наиболее вероятный подозреваемый?
- Не знаю, - сказал я. - И это приводит меня в бешенство. Никто из
них не отвечает твоему описанию убийцы, и все же я чувствую - именно
чувствую, - что кто-то из Леонидисов _я_в_л_я_е_т_с_я_ убийцей.
- София?
- Нет! Бог мой, нет!
- Но ты обдумываешь и эту возможность, Чарлз... да-да, не отрицай. И
тем более настойчиво, что страшно боишься этой возможности... А как
остальные? Филип?
- Только по самым невообразимым мотивам.
- Мотивы убийства могут быть самыми невообразимыми - или до нелепости
незначительными. И какие же мотивы могли быть у него?
- Он страшно ревновал отца к Роджеру - всю жизнь. Оказываемое
старшему брату предпочтение приводило его в бешенство. Фирма Роджера
оказалась на грани банкротства, старый Леонидис прослышал об этом и
пообещал сыну помочь поправить дела. Предположим, Филип узнал об этом.
Если старик умрет в ближайшее время, Роджеру уже никто помочь не сможет, и
он полностью разорится. О, я понимаю, это нелепо...
- Да нет, вовсе нет. Это ненормально, но такое случается. Люди бывают
самые разные. А Магда?
- Магда довольно инфантильна, у нее совершенно нет чувства меры. Но
мне никогда и в голову не пришла бы мысль о ее причастности к
преступлению, если бы не ее внезапное решение отправить Джозефину в
Швейцарию. Возможно, Магда боится, что Джозефина что-то знает и может
случайно сболтнуть...
- И девочку пытались пристукнуть?
- Ну, мать это сделать не могла!
- Почему?
- Но, отец, мать не может...
- Чарлз, Чарлз, разве ты никогда не читал полицейских сводок? Матери
очень часто питают острую неприязнь к одному из своих детей. Только к
одному, остальным она может быть глубоко предана. Как правило, у женщины
есть вполне определенная причина для ненависти - какие-то подсознательные
ассоциации, мотивы, - но докопаться до нее очень трудно.
- Магда называла Джозефину "подкидышем троллей", - неохотно признался
я.
- Ребенка это обижало?
- Кажется, да.
- Кто там еще? Роджер?
- Роджер отца не убивал. В этом я абсолютно уверен.
- Хорошо, Роджера вычеркнем. Его жена... как ее? Клеменси?
- Да, - сказал я. - Если старого Леонидиса убила она, то из очень
странных соображений.
И я поведал отцу о своем разговоре с Клеменси и предположил
возможность того, что в своем страстном желании увезти мужа из Англии она
могла отравить старика.
- Клеменси убеждала Роджера скрыться, не предупреждая Аристида. Но
старик все узнал и собирался помочь фирме сына избежать банкротства. Все
планы и надежды Клеменси рушились. И она действительно безумно любит
Роджера - это чувство граничит с идолопоклонством.
- Ты повторяешь слова Эдит де Хэвилэнд!
- Да. И Эдит - следующий человек, который, думаю, мог совершить
убийство. Не знаю, какие у нее могли быть на это причины, но при наличии
достаточно веских оснований Эдит может оставить за собой право вершить
правосудие. Такой она человек.
- И при этом она чрезвычайно озабочена тем, чтобы у Бренды была
хорошая защита на суде?
- Да. Это можно объяснить угрызениями совести. Я абсолютно убежден:
Эдит не допустит осуждения невиновных.
- Вероятно, не допустит. Но смогла бы она поднять руку на ребенка?
- Нет, - медленно произнес я. - В такое поверить просто невозможно.
Но это наводит меня на какую-то смутную мысль... о чем-то, что говорила
мне Джозефина... не могу вспомнить, вылетело из головы. Какое-то
несоответствие... какая-то деталь, не увязывающаяся с общей картиной...
Если бы только вспомнить...
- Не мучайся. Вспомнишь позже. Еще какие-нибудь соображения у тебя
есть?
- Да, - сказал я. - И много. Что ты знаешь о детском церебральном
параличе? Я имею в виду - о последствиях влияния этой болезни на характер
человека?
- Юстас?
- Да. Чем больше я думаю, тем больше мне кажется что Юстас вполне
подходит на роль подозреваемого. Его нелюбовь к дедушке и обида на него.
Его странность и угрюмость. Мальчик не вполне нормален. Он единственный из
семьи, кого я могу представить хладнокровно покушающимся на Джозефину,
которой что-то известно о нем. А ведь ей наверняка что-то было известно.
Это дитя знает все. И записывает свои наблюдения в блокнотике...
Я резко смолк.
- Боже мой, - сказал я. - Какой же я идиот!
- В чем дело?
- Я вспомнил, в чем заключается то несоответствие, о котором я
недавно говорил. Мы с Тавернером пришли к выводу, что разгром в комнате
Джозефины произведен во время поиска писем. Я думал, девочка раздобыла эти
письма и спрятала их в котельной. Но потом в разговоре со мной она
обронила, что письма в котельной спрятал сам _Л_о_у_р_е_н_с_! Джозефина
однажды увидела учителя выходящим из котельной, обыскала ее и обнаружила
там эти письма. Девочка, конечно, прочитала их. Но оставила там, где
нашла.
- Ну и?
- Неужели ты не понимаешь?! _З_н_а_ч_и_т_, в_ к_о_м_н_а_т_е
Д_ж_о_з_е_ф_и_н_ы _и_с_к_а_л_и_ н_е_ п_и_с_ь_м_а_. А что-то еще.
- И это...
- И это - маленький черный блокнотик, куда она записывала результаты
своих наблюдений. Вот что там искали! И думаю, искавший блокнотик не нашел
его, и тот до сих пор находится у Джозефины! Но если так...
Я привстал с кресла.
- Если так, - подхватил отец, - девочке по-прежнему грозит опасность.
Ты это имеешь в виду? - Да. И будет грозить до тех пор, пока Джозефину не
отправят в Швейцарию.
- А она хочет ехать?
Я задумался.
- Едва ли.
- Значит, вероятно, она еще не уехала, - сухо сказал отец. - Но
пожалуй, ты прав: девочке действительно грозит опасность. Тебе лучше
отправиться в Суинли-Дин немедленно.
- Юстас? - в отчаянии спросил я. - Клеменси?
- По-моему, - мягко заговорил отец, - все факты указывают на
совершенно определенное лицо... Странно, что ты не видишь этого сам...
