канаву, прямо в поле.
- Нок, за мной! - крикнул Серёжа. Схватил свой чемоданчик и бросился
догонять Алексея Борисовича.
9
Они шагали гуськом по тропинке, которая то и дело терялась в траве.
Позади, рассеянно вертя головой, семенил Нок. Под носом у него пролетали
желтые бабочки, и Нок щелкал пастью.
Алексей Борисович шел впереди. Он оборачивался и объяснял на ходу:
- На реке, километрах в полутора отсюда, стоит на приколе баржа. К
ней иногда катера швартуются. Если какой-нибудь мимо пойдет -
посигналим. Может, повезет нам. Катер, конечно, не экспресс, но в
сумерках до города, возможно, доберемся... Ну, а если не повезет - что
ж, будем считать, что у нас еще одно приключен не.
Слово - удивительная вещь. Если скажешь "неудача", кисло на душе
делается. А если скажешь "приключение", то сразу веселее. Серёжа догнал
Алексея Борисовича и зашагал рядом - не по тропинке, а прямо сквозь
траву.
Травы цвели. Высоко, иногда у самых Серёжиных плеч, качались длинные
розово-лиловые свечки Иван-чая. Желтел в путанице листьев львиный зев -
смешные цветки, похожие на щенячьи мордочки. Чиркали по Серёжиным локтям
головки мелких белых соцветий, у которых мало кто знает названия.
Путешественники незаметно перевалили плоский пригорок, и когда Сережа
оглянулся, то уже не увидел станции. Только башенка с петухом торчала
среди травы.
Иногда открывались лужайки с темно-красными головками клевера. Над
клевером неподвижными мохнатыми шариками висели шмели. Неторопливо
пролетела очень крупная коричневая бабочка "павлиний глаз".
Нок не выдержал, гавкнул и бросился в погоню.
- Не солидно он себя ведет, - с улыбкой сказал Алексей Борисович.
А Серёжа с беспокойством следил за Ноком: не слопал бы пес в самом
деле такую симпатичную бабочку.
Не слопал, не догнал. И, виновато моргая, вернулся к хозяину.
- Будешь пиратничать - намордник наденем, - пообещал Серёжа.
Нок дурашливо фыркнул и замотал головой. К морде прилипли травинки.
- Смотрите, Алексей Борисович, он траву ел! Говорят, если собака
траву ест, значит, дождь будет.
- Да нет, едва ли. Это он просто с голоду. Я и сам готов подорожник
жевать. А дождя не должно быть, небо вон какое хорошее.
В небе замерли желтовато-белые груды облаков, которые никогда не
закрывают солнца и не грозят ненастьем. Ветра совсем не было. В
прогретом воздухе стоял густой запах луга. Солнце припекало плечи.
- Придем к реке - искупаться можно будет, - мечтательно сказал
Сережа.
Реку еще не было видно. Она лежала вровень с низкими берегами. Темные
полоски прибрежных кустов и высокие травы закрывали воду. Лишь изредка
пробивался вдали сквозь зелень синевато-стеклянный блеск.
Но вот кусты приблизились, расступились. Сразу же распахнулась перед
путешественниками голубая вода с отраженными облаками. Нок бросился к
песчаной полоске, ступил в воду передними лапами и принялся лакать с
таким усердием, что внутри у него забулькало.
- Алексей Борисович, я окунусь, можно? - заторопился Серёжа. - Мы с
Ноком. На минуточку.
- Подожди-ка, дружище, - быстро сказал Алексей Борисович. Он смотрел
вдоль берега. - Постой-ка. Нам, кажется, повезло больше, чем я ожидал.
Пошли. Ты видишь?
В сотне метров от них стояла на отмели баржа, а к ней приткнулся
бортом крупный катер с белой рубкой и тонкой мачтой.
- Поднажмем, - сказал Алексей Борисович, и они "поднажали".
Нок припустил за ними - по самой кромке воды, с плеском и брызгами.
- Точно, - отдуваясь, произнес Алексей Борисович, когда различимы
стали белые буквы на корме. - "Азимут". Ну, как здорово, честное слово!
По тонкой сходне они поднялись на баржу. Здесь пахло отсыревшей
деревянной обшивкой бортов, сухими досками палубы и дегтем. Нок медленно
переступал и повизгивал: нагретые доски обжигали лапы.
- Не ходи босиком, - мельком сказал Алексей Борисович.
Нок обиделся и ушел в тень высокого кормового люка.
Катер был ниже баржи. Алексей Борисович перегнулся через борт и
позвал:
- Эй, на крейсере!
Из рубки выбрался широколицый веснушчатый парень. И заулыбался.
- Володя! - воскликнул Алексей Борисович. - Ну, как я рад!
Здравствуй... Серёжа, это капитан Володя. Он прошлой весной снял меня с
необитаемого острова, на котором я оказался из-за происков местных
браконьеров. Я там почти сутки добросовестно играл роль Робинзона.
- Да вы и сейчас, мне кажется, товарищ Иванов, вроде Робинзона, -
смеясь, проговорил Володя. - Хоть на что могу спорить, что до города
транспорт ищете. Только не один вы сейчас Робинзон, а с Пятницей. Ага?
- Угадал. Насчет транспорта. А насчет Пятницы - это ты зря. Мы с
Сергеем равноправные попутчики.
- Да я не к тому... Я про Пятницу вспомнил, потому что сегодня
день-то как раз пятница.
- Ну-ну, вы опять путаете, мой капитан. Сегодня четверг.
- Вот уж тут-то я, товарищ Иванов, не путаю, - заупрямился Володя. -
Я здесь стою как раз потому, что пятница. Витька, это наш новый
моторист, взял на пятницу билеты в цирк на семь вечера, а к семи нам не
успеть. Мы на базу, в Решетниково, запчасти отвозили, да там нас
проманежили. Вот он и побежал звонить в город, девушке своей, чтобы не
волновалась. Тут рядом водоразборная станция, а на ней телефон есть...
- Ч-черт, - сказал Алексей Борисович. - Как же это я? Неужели
пятница? Сергей, что же ты молчал?
- Ну, Алексей Борисович, вы же не спрашивали, какой сегодня день. А
разве обязательно надо, чтобы четверг?
- Да в том-то и дело. Я же в студенческом отряде корреспонденцию
заказал, чтобы ребята написали про свою работу. Завтра они должны ее в
редакцию привезти. Договорились, что обязательно завтра. А редакция в
субботу не работает... Ах, братцы, старая перечница я стал. Склероз.
- Да что вы, товарищ Иванов, - снисходительно утешил Володя. -
Склероза у вас нет. Это у вас, извините уж, просто характер такой.
Помните, когда я вас с острова снимал, вы там свою сумку оставили.
Пришлось назад поворачивать... А я вам вот что посоветую. Вы сходите
сейчас на водоразборку да звякните по телефону в колхоз, объясните, как
и что.
- А вы подождете?
- А чего ждать? Это же рядом, шагов триста. Идите вниз по берегу, там
деревянный дом да кирпичная будка. Увидите... А, вон Витька идет! Вить,
работает телефон?
- Работает, - буркнул хмурый долговязый Витька. - Лучше бы не
работал. Она мне знаешь каких вещей наговорила...
- Ну ничего. Может, еще успеем. Хотя бы на второе отделение. Только
вот товарищ корреспондент сходит в колхоз позвонит, и мы сразу врубим на
всю катушку.
- Я бегом, - заторопился Алексей Борисович.
- Да вы не спешите, товарищ, - скучным голосом сказал Витька. - Мне
лично, по крайней мере, спешить некуда. Раз уж она сказала, чтоб на
глаза не показывался, это, значит, на три дня, не меньше.
- Да-а... - сочувственно протянул Алексей Борисович. - Ну, я все-таки
поспешу. Ты, Серёжа, подожди, я мигом. Кажется, кончаются наши
приключения... Э, Сергей, да что с тобой?
А Серёжа стоял с опущенными руками и всем своим видом словно говорил:
"Ну, что же делать, если я такой никудышный, неудачливый, несчастный
и бестолковый?"
- Что случилось, Серёжа?
- Брюки-то я забыл, - шепотом сказал он. - Остались на скамейке. На
спинке висят.
- Тьфу ты... Да ладно, Сергей. Неужели они тебе так уж нужны? Велики
ведь они тебе. И порваны к тому же. Разве что клеймо интересное...
- Да не клеймо... Там же письмо в кармане осталось. Найдет
кто-нибудь, читать будет.
- Досадно. Ну, а, в общем-то, что в нем особенного, в этом письме?
Пусть читают.
- А еще там в кармане карточка. Мамина, - совсем тихо сказал Серёжа.
- М-да...
И больше Алексей Борисович ничего не сказал. А что скажешь?
Серёжа тоже молчал. Он ясно представил, как чужие любопытные пальцы
выворачивают карманы, вытряхивают медяки, нащупывают и разворачивают
письмо... А потом достают записную книжку, шелестят листками. Падает на
скамейку снимок. Ведь никто же не знает, что это его, Серёжина, мама.
Это для него мама, а для других - просто незнакомая, чужая женщина. И
бросят ненужную карточку в траву... Серёжа наклонился над бортом баржи.
- Товарищ капитан, - звенящим голосом сказал он Володе. - Я очень
быстро сбегаю. Можно, а? Я бегом. Тут же недалеко!
- Да что случилось-то? Товарищ Иванов? - забеспокоился Володя. - Чего
это парнишка расстроился?
- Имущество кой-какое забыли на станции, - виновато объяснил Алексей
Борисович. - Ну, не везет как по заказу.
- Да пусть малец сбегает, - сказал моторист Витька. - Это же дело-то
пустяковое: туда и обратно километра три, не больше. За полчаса
обернется. А нам теперь и подождать можно, чего уж...
- Подождем, - решил Володя.
- Жми, Сергей, - сказал Алексей Борисович. - Собаку возьмешь?
- Нет, придержите ее, пожалуйста. Один я быстрее... По правде говоря,
он опасался, что вдруг на станции появятся поселковые ребята и предъявят
на Нока права. Лучше не рисковать.
Он прыгнул на сходню, на берег и помчался так, что трава засвистела у
ног.
Алексей Борисович удержал за ошейник встревоженного пса и сказал
Володе:
- Славный парнишка... Вот сегодня утром я еще и не знал, что есть он
на свете. А сейчас будто вместе тысячу верст прошагали.
- Пацаны - они народ такой. К ним привязываешься, - согласился
Володя. - Я прошлым летом две смены вожатым в лагере работал, от райкома
комсомола. А потом отказался. Потому что как начинают разъезжаться по
домам - будто от сердца отдираешь.
Алексей Борисович кивнул и отвернулся. У него болели глаза: перед
этим он смотрел вслед Серёже, а тот убегал в сторону солнца. Чтобы глаза
отдохнули от блеска, Алексей Борисович стал смотреть на северный берег.
Там были луга, пестрые домики, синий бор на горизонте, а перед ним -
кудрявый березовый лес. За тем лесом прятался лагерь, где начальником
Совков Тихон Михайлович.
Из леса выскочил серовато-голубой "газик" и запылил по дороге к
мосту.
- Однако... - сказал Алексей Борисович. - Володя! Нет ли у тебя
бинокля?
10
Еще издали, с пригорка, Серёжа увидел, что брюки по-прежнему висят на
спинке скамьи. Осталось пробежать немного, перепрыгнуть заросшую канаву,
проскочить кустарник - и вот скамейка.
Он перепрыгнул канаву. Но когда перед ним оказались кусты, оттуда, из
засады, вышли четверо.
Это были, конечно, враги. Гутя, Витька Сопобоев, Женька Скатов и
Пудра.
- Гы... - сказал Пудра. - А вы говорили, уехал. Вот он, вовсе и не
уехал даже. Ага.
- Привет, - насмешливо сказал Гутя. Он был, как всегда, красив и
аккуратен, даже складочки на шортах отутюжены. Остальные трое были
встрепанные и вспотевшие, а Гутя даже прическу не разлохматил. Он вертел
в пальцах одуванчик с пушистой головкой и улыбался.
Серёжа сделал ошибку. Ему бы сразу шарахнуться назад, за канаву, а
там еще посмотрели бы, кто быстрее бегает. Но он решил проскочить строй
врагов, схватить со скамейки брюки и потом уже броситься к реке.
Не успел. Сразу шесть липких ладоней ухватили его за голые локти, за
кисти рук. Серёжа рванулся, конечно, да толку мало. Его трое держали, и
каждый был сильнее Серёжи.
- Не дрыгайся, силы береги, - сказал Гутя. - Еще до лагеря четыре
километра топать, а ты, наверно, не обедал, бедненький.
- Ну, чего пристали?! - отчаянно крикнул Серёжа. - Я что вам сделал?
- Нас из-за тебя на речку не пускают и в лес, - объяснил ему из-за
плеча Витька Солобоев. Он дышал Серёже прямо в ухо, и от него пахло
