корабельных ужина.
- Почти приехали, - заметил Алексей Борисович.
Серёжа сказал:
- Всадникам, наверно, тоже приходится нелегко.
- Конечно. А ты испугался?
- Нисколечко. Просто я вспомнил. В прошлом году один тип у нас во
дворе хотел кошку повесить. Говорил, что бродячая. А она даже не
бродячая была, а просто заблудилась. Мы с ребятами вырвали и убежали. А
потом нас все соседи ругали. Говорили: со взрослыми спорить не
полагается.
- Ну что ж... Конечно, не полагается. Только разве всегда знаешь, что
полагается, а что нет? Мне, наверно, по всем правилам полагалось
отправить тебя в лагерь, а не подымать по тревоге кавалеристов. Но ты
ждал всадников...
- Вы говорите, что другие ждут тоже.
- Да.
- А как узнать? Как всадник услышит, что его зовут?
- Учись... - откликнулся Алексей Борисович. - Слушай. Смотри. Катер
заглушил мотор и по инерции подходил к пирсу. Там, под яркой лампочкой,
сидел маленький мальчик-рыболов.
- Эй, пацан, ноги береги! - закричал выскочивший на палубу
Витя-моторист.
Мальчик вскочил, взметнул длинную удочку.
Стало совсем тихо, только журчала у борта вода.
В этой тишине Серёжа негромко сказал:
- Я постараюсь.
Часть вторая. ЗВЕЗДНЫЙ ЧАС СЕРЁЖИ КАХОВСКОГО
1
От пристани до самого дома Нок вел себя как дрессированный. Ни разу
даже не дернул поводок. Он шел рядом с Серёжей, и тот все время ощущал
ногой его косматый теплый мех.
- Нок - лохматый бок, - шепотом сказал ему Серёжа.
Пес вопросительно повернул голову. Свет, падающий от близкого фонаря,
желтыми точками блестел в его глазах.
- Скоро будем дома, - пообещал Серёжа.
Ещё несколько шагов - и тогда сквозь черные тополиные ветки глянут на
усталых путешественников светящиеся окошки второго этажа.
Вот они, окна.
Однако горели только два окошка - в Наташиной комнате. Стекла
Серёжиных окон отражали синевато-серое небо июльской ночи.
"Может, смотрят телевизор? - подумал Серёжа. - Или спят уже? Папа так
рано не ложится... А может быть, оставили Марину у Наташки и в кино ушли
на последний сеанс?"
Он слегка встревожился. Во-первых, чего же хорошего возвращаться в
пустую квартиру? Во-вторых, не хотелось ему откладывать объяснение с
отцом и тетей Галей.
Серёжа нисколько не боялся этого разговора. Но он хотел, чтобы
поскорее остались позади все неприятности и все обсуждения этих
неприятностей. Не надо о них вспоминать. Пускай только всадники на
золотистых конях вспоминаются каждый день...
Серёжа и Нок вошли во двор. Серёжа толкнул нижнюю дверь, и они стали
подниматься на второй этаж. Над лестницей горела неяркая лампочка.
Потрескивали точеные старые перила. Когти Нока громко стучали по
ступеням, и этот стук отдавался в железном корыте, которое висело у
двери чулана. Пахло пересохшими досками, теплой пылью и древесным лаком.
Это был запах пожилого доброго дома, в котором Серёжа провел все свои
почти двенадцать лет... Верхняя дверь была обита облезшей клеенкой.
Клеенка местами треснула, и в разрывах торчала пакля. На косяке весело
белела кнопка. Это была обманная кнопка: звонок Серёжа и Наташка
развинтили ещё пять лет назад, когда строили из большой корзины и
картонного ящика ледокол. Блестящая чашечка звонка понадобилась им для
корабельного сигнала. С тех пор кнопку нажимали только те, кто первый
раз приходил в этот дом.
Серёжа несколько раз ударил кулаком по мягкой клеенке. Бух-бух-бух...
- отдалось за дверью. Сначала была тишина, потом часто защелкали
подошвы, и Наташкин голос капризно спросил:
- Кто?
- Я.
- Кто "я"?
- Ну я, Сергей! Ты спишь, что ли?
Лязгнул крючок, и дверь распахнулась так стремительно, что
перепуганный Нок отскочил на всю длину поводка. Наташка перешагнула
порог и схватила Серёжу за локти мокрыми пальцами.
- Серёжка! Как здорово! Какой ты молодец, что приехал!
Она лишь мельком глянула на пса и даже не удивилась.
- Ой, ну как здорово! Бывают же чудеса! - повторила она и, не
отпуская, потянула Серёжу в коридор.
Он совсем не считал, что его приезд такое уж чудо. Пожал плечами,
втащил в коридор очень оробевшего Нока и взглянул на свою дверь. Обычно
по вечерам в ней светилась тонкая щель. Сейчас ее не было.
- Где наши?
Глядя счастливыми глазами, Наташка сказала:
- Да! Ты ведь ничего не знаешь!
- Ничего не знаю. Скажешь ты наконец?
- Вы квартиру получили. Три комнаты. Уже неделю назад переехали.
Это была новость. Уж чего-чего, а такого дела он никак не ждал.
- Вот так финт... - медленно сказал Серёжа. - Это значит, я здесь уже
не живу? Она вздохнула:
- Значит... Ну и что? У тебя теперь будет своя комната. Ой, Серёжка,
такая хорошая, просто прелесть! Окно на юг, реку видно. Обои на стенах
такие веселые, голубенькие... Ты что, не рад?
- Да я не знаю даже...
Он и правда не знал. Он, видимо, просто устал сегодня от разных
неожиданностей.
- А почему не написали, что новая квартира?
- Хотели тебе сюрприз сделать.
- Сюрприз... - усмехнулся Серёжа. Поглядел на притихшего Нока,
потрепал ему загривок. - Я вот тоже сюрприз привез.
- Я уж смотрю... Это ты из лагеря такое страшилище везешь? Да нет, он
хороший, только... больно какой-то уж непричесанный.
Нок вопросительно посмотрел на незнакомую девочку, потом на хозяина и
вдруг зевнул во весь размах розовой пасти.
- Ох, - сказала Наташка.
- Она пошутила, Нок, - сказал Серёжа. - Она больше не будет, не
глотай ее.
Наташка засмеялась и вдруг сразу встревожилась:
- Серёжка... А почему ты... Ведь смена только через десять дней
кончится. Ой, выгнали, да?
- Сам ушел, - хмуро сказал Серёжа. - С начальником лагеря поругался.
Наташка охнула:
- Мамочка моя... А тебя отпустили?
- А я спрашивал?
- Серёжка, сумасшедший! Тебя же искать будут.
Серёжа поморщился:
- Да не будут, там знают... Я вес расскажу, только потом, ладно?
Наташка тряхнула своими светлыми, коротко подрезанными волосами.
- Ну ладно. Идите в комнату, я вас кормить буду... Слушай, а у него
блох нет?
- Нет... Не знаю... Не надо нас кормить, мы на катере ели. Ты адрес
скажи. Мне ведь надо... домой.
- Ой, ты не уходи! - испугалась она.
- Как это "не уходи"?
- Подожди. Переночуй здесь.
- Зачем?
- Ну, зачем... Скучно же. Думаешь, приятно полночи одной дома сидеть?
- А где тетя Маша и дядя Игорь?
- В театр пошли. Опера из Свердловска приехала. А потом ещё в гости к
папиному знакомому.
- А тебя не взяли?
- А я не пошла.
- Почему?
- Из вредности.
- А-а...
- Конечно... Отца всю неделю просила: "Почини, почини велосипед". Он
все: "Починю, починю". А сам дотянул... Все ребята на озеро сегодня
уехали, а я дома осталась... Ну вот и пусть сами ходят в свой театр.
- Ну, ты тоже хороша. Дядя Игорь с утра до вечера на работе, а ты с
велосипедом...
Наташка виновато шмыгнула носом.
- Он говорил: "Подожди до субботы". А в субботу его вызвали в порт.
Что-то там срочное случилось. А он сейчас диспетчера порта замещает.
- Сейчас навигация в разгаре. Мы пока плыли, знаешь сколько всяких
теплоходов навстречу попалось... ну, ты все-таки давай адрес, я пойду.
- Останься, Серенький... - жалобно сказала Наташка.
Вот она всегда так, если хочет подмазаться: "Не уходи, Серенький.
Сделай, Серенький". Только она Сереньким его и называет,
Раньше ещё мама так называла, но это было давным-давно...
- Не уйдешь, да? Я пельменей сварю, у нас две пачки в холодильнике.
Пельмени - это, конечно, вещь, но...
- Куда ты пойдешь ночью... - уговаривала Наташка. --Это далеко, за
семь кварталов, на углу Октябрьской и Челюскинцев. Уже полдвенадцатого.
И холодно сейчас, вон у тебя руки в пупырышках.
Вечер и в самом деле был свежий. Серёжа, пока шел от пристани, слегка
озяб. Но он сурово глянул на хитрую Наташку.
- Это от твоих рук. - Он потер ладонями голые локти. - Почему у тебя
пальцы мокрые и холодные? Стирала на ночь глядя?
- Это я ревела, - сердито призналась она.
- Тоже из вредности? - понимающе спросил Серёжа.
- Нет... Я боюсь одна.
Серёжа внимательно посмотрел ей в лицо. Только сейчас при свете
слабой коридорной лампочки он разглядел, что глаза у Наташки красные и
припухшие. Он не стал, конечно, смеяться. Никогда они не смеялись друг
над другом, если одному из них было по-настоящему, до слез плохо. Если
человеку одиноко и страшно, кто-то должен оказаться рядом (как сегодня
на станции). Хотя, по правде говоря, Серёжа не понимал: как может быть
страшно в своем доме, знакомом до последнего гвоздика?
- Ладно, вари пельмени, - сказал он. Наташка расцвела, и они пошли в
комнату.
Наташа сразу превратилась в хозяйку. Цыкнула на Нока, который хотел
устроиться на пушистом половике у дивана, и показала ему место у двери.
А Серёже велела умываться.
- Успеется, - лениво ответил он.
Скинул сандалии и забрался на диван. Наташа неодобрительно посмотрела
на Серёжины колени, темные от земли и въевшегося травяного сока, но
ничего не сказала. Диван торжественно гудел всеми пружинами. Гудеть так
он научился ещё в те времена, когда Серёжа и Наташа устраивали на нем
цирковые представления с борьбой и конными скачками.
Наташа ушла на кухню. Нок опять осторожно перебрался на половик и
вопросительно посмотрел на хозяина.
- Ладно, лежи пока, - шепотом разрешил Серёжа. Усталость мягко
растекалась по телу. Но спать Серёжа не хотел. Привалившись к вышитой
подушке, он оглядывал комнату. Комната была такой же привычной, своей,
как и те, в которых он жил. Все знакомое-знакомое: телевизор "Старт",
накрытый вязаной салфеткой, черный книжный шкаф с завитушками и
треснувшим стеклом, большая фотография в рамке: Наташа и дядя Игорь
делают зарядку. Наташка маленькая, шестилетняя, в мальчишечьем
тренировочном костюме и с громадным обручем. Дядя Игорь - с двумя
двухпудовыми гирями, поднятыми к плечам, весь переплетенный мускулами,
как гладиатор. И громадный.
Серёжа вспомнил, как дядя Игорь ещё недавно сажал их с Наташкой на
вытянутые руки и вертел, будто карусель. Только не в этой комнате, а у
Серёжи, потому что у Каховских было попросторнее.
Серёже захотелось в свои комнаты. Он понимал, что пустая квартира -
со следами унесенной мебели на полу, с темным квадратом на обоях, там,
где висела мамина фотография, - невеселое зрелище. Но все-таки... Он
встал и зашлепал босыми ногами в коридор, толкнул свою дверь. Дверь была
заперта.
- Нат, почему заперто? Открой.
- Это не мы, - откликнулась из кухни Наташа. - Домоуправление
заперло. Скоро новые жильцы приедут. Какие-то Грачёвы.
- У-у... Я думал, что вы наши комнаты займете. Вам бы наконец
свободнее стало.
- Да теперь уж все равно. Мы к весне тоже переедем... Твой людоед ест
пельмени?
- Он все ест. Горячие только не давай, а то чутье пропадет.
Серёжа вернулся в Наташину комнату. Подошел к окну. Вид отсюда был
такой же, как из его комнаты. Крыши, неяркие окна, силуэт водонапорной
башни, похожий на старинный замок. Слева - темная груда тополей, внизу -
кусты рябины. За кустами - мостовая.
Она была горбатая, эта мостовая, и зимой вдоль нее ветер наметал
длинные сугробы. Такие непролазные, что отцу приходилось брать Серёжу на
руки, когда шли в детский сад.
Потом они с папой оказывались на широкой, очищенной дворниками улице,
но папа не опускал Серёжу. Так им удобнее было разговаривать.
- Пап, разве справедливо, когда двое на одного? - спросил один раз
Серёжа.
- Конечно, нет.
- А что делать?
- Ну, что делать... Выбери время, поговори с ними по очереди, один на
