нескольких шагах от скамейки он поднял глаза и увидел, что там сидит
незнакомый мужчина. Мужчина улыбнулся и сказал:
- Добрый день, Серёжа.
3
Если бы он просто сказал "добрый день", было бы не удивительно. Ведь
когда на пустой станции встречаются два человека, неудобно смотреть друг
на друга молча. Но незнакомец назвал мальчика по имени. И мальчик
встревожился, боясь новой опасности.
- Здравствуйте, - напряженно сказал он.
Все так же улыбаясь, мужчина объяснил:
- Ну, что ты удивился? Я прочитал твои анкетные данные на чемодане.
Вон какой у тебя опознавательный знак.
Действительно, к боковой стенке чемоданчика был приклеен бумажный
квадратик с печатными буквами: "Серёжа Каховский, 5-й отр.".
- Правда, я и не догадался, - облегченно сказал Серёжа. Он отпустил
Нока и начал ногтями соскабливать с чемодана бумажку. Нок улегся рядом
со скамейкой и вопросительно поглядывал на хозяина.
Серёжа украдкой посмотрел на незнакомца. Тот сидел, неудобно согнув
длинные ноги и откинувшись на спинку скамьи. На коленях у него лежала
замшевая куртка, а правым локтем он придерживал пузатый желтый портфель.
У незнакомца было длинное лицо с круглыми складками у рта, редкие волосы
и длинные залысины. Он улыбался, показывая большие прокуренные зубы.
"Дон-Кихот с портфелем", - подумал Серёжа. Подумал без насмешки.
Дон-Кихот (не этот, а настоящий, из книжки) ему нравился. А у этого
"Дон-Кихота" ему понравилась улыбка, хотя она могла показаться
некрасивой.
- Из лагеря возвращаешься? - спросил незнакомец.
- Да... - вздохнул Серёжа. - Возвращаюсь...
- Любопытно. Неужели ты и красавца этого из лагеря везешь? - Мужчина
подбородком показал на Нока.
- Нет. Я его здесь... Ну, в общем, его мне подарили.
- А, понятно. Славный пес. Главное, порода хорошая.
Серёжа удивленно посмотрел на "Дон-Кихота". Тот опять улыбнулся и
повторил:
- Хорошая. Типичная среднерусская дворняга. Серёжа сказал слегка
обиженно:
- Пускай. Мне породистая и не нужна. Зато он верный.
"Дон-Кихот с портфелем" перестал улыбаться.
- Я не смеюсь, - объяснил он. - Такие вот дворняги очень часто бывают
умнее породистых псов. Я знаю одну девочку, у нее совершенно беспородная
собака первое место заняла на областной выставке. За выучку. Я про них
писал - про хозяйку и про собаку.
Серёжа перестал соскребать наклейку и выпрямился. И тихо спросил:
- Вы писатель, да?
- Ну, почему писатель? Я журналист. В редакции работаю... Видишь,
поэтому я и любопытный такой. Как говорится, профессиональное
качество...
- А... - сказал Серёжа и вздохнул.
- Почему "а"? - спросил мужчина слегка ревниво. - В том смысле, что
понятно, отчего я любопытен? Или жаль, что не писатель?
- Что не писатель, - честно сказал Серёжа. - А то я хотел спросить...
- Д-да... А может быть, спросишь? Я кое-что в писательских делах
понимаю. Или нельзя?
- Да нет, можно. Я просто узнать хотел... - Серёжа замолчал,
передвинул чемоданчик, присел на него и, глядя снизу вверх на
"Донкихота", спросил: - Писатели про многое просто выдумывают, верно?
Особенно фантастику или сказки. И ведь никто над писателями не смеется,
не кричит, что они все наврали... А если какой-нибудь человек... ну, не
писатель, а просто... Если он какие-нибудь истории просто для интереса
начинает придумывать, его сразу дразнят, что хвастун. Почему?
- Бы-вает... - медленно сказал журналист. - Но тут, наверно, ничего
не поделаешь. Просто не надо обращать внимание... Между прочим, над
писателями тоже иногда смеются...
Серёжа кивнул. Хотел еще что-то сказать, повернулся... Шаткий
чемоданчик опрокинулся под ним, и Серёжа полетел в траву. Он тут же
вскочил и засмеялся.
- Садись-ка на скамейку, - сказал журналист. - А то раздавишь свой
багаж да еще шею свихнёшь.
- Не свихну. Мне эта скамейка уже надоела, я на ней с самого утра
торчу.
- Ну и что? По-моему, очень удобно. Спинка удачно сделана, и
вообще... - Журналист повозился на скамейке, устраиваясь поуютнее.
Серёжа торопливо проговорил:
- Извините, я забыл сразу сказать. Там, кажется, где-то гвоздь
торчит, можно брюки порвать.
"Дон-Кихот" поспешно приподнялся. Ощупал под собой скамью.
- Черт... Действительно торчит. Это было бы чрезвычайно досадно -
порвать штаны. Других у меня с собой нет.
- У меня нитка с иголкой есть. Зашили бы, - сказал Серёжа.
- Спасибо, утешил... А почему ты свои не зашьешь? Вон у тебя внизу
штанина распорота.
- Да ну их! Я их вообще снять хотел, да в чемодан не влазят... Я их
надел, потому что через колючки надо было пробираться. Ну и зацепился
там.
- Где же ты пробирался через колючки? Ты ведь из лагеря едешь? Серёжа
нахмурился.
- Ну, извини, - поспешно сказал журналист. - Это опять
профессиональная привычка. Командировочное настроение у меня. Когда я в
командировке, то всех обо всем расспрашиваю.
- Значит, вы в командировке? - переспросил Серёжа. Потому что неловко
было молчать.
- Угу, - откликнулся "Дон-Кихот". Он вдруг внимательно посмотрел на
Серёжу, наморщил лоб, будто решал что-то. Потом спросил:
- Можно, я расскажу тебе маленькую историю? Ты не удивляйся.
Понимаешь, мне очень интересно, что про эту историю скажет случайно
встреченный человек. Ну, такой, как ты.
- Конечно, - сказал Серёжа. - А про что история?
- Да простое, в общем-то, дело... Получили мы в редакции письмо. От
одного гражданина. Пишет гражданин про председателя здешнего колхоза
"Луч". Пишет, что председатель этот такой-сякой, с людьми не ладит,
зазнается, обижает подчиненных. Колхозные машины для своих личных дел
использует. Пионеров из лагеря на колхозную стройку не велел пускать,
когда они там хотели в порядке шефской помощи поработать...
- Это, наверно, про наш лагерь, - вставил Серёжа. - Здесь близко
другого нет.
- Наверно, про ваш... А еще председатель заставил студентов дом для
его родственницы ремонтировать. Там студенческий строительный отряд
работает, новый конный двор строят ребята, так вот целую бригаду из
этого отряда послал он частный дом чинить... Ну и еще кое-что
понаписано... В общем, приехал я в колхоз разбираться. Вопрос-то
серьезный. И действительно, вроде бы так оно все и есть, как в письме.
На первый взгляд. А если поглубже копнуть, то в письме сплошная чушь.
Конечно, есть в колхозе люди, которым председатель не по вкусу: лодыри
это и прогульщики. Когда народ на поле выходит, они на свой огород или
на базар. И насчет машин - чепуха. А насчет пионеров, так он правильно
сделал, что не разрешил. Нечего на этой стройке ребятишкам делать, там
такие бревна да шлакоблоки, что и студенты едва управляются. А что
касается ремонта дома, то это вообще стопроцентное вранье. Никакая она
ему не родственница, а просто однофамилица. У нее муж в прошлом году
умер, а был он, кстати говоря, инвалид, бывший партизан. Умер, не успел
дом поправить. А студенты услыхали эту историю и решили помочь. Их
председатель и не заставлял. Вот так, брат... Ну, что?
Серёжа смутился. Не привык он обсуждать такие "взрослые" вопросы.
- Ну так что... - сказал он с неловкостью. - Значит, все в порядке.
Да?
Журналист шумно вздохнул и обрадованно заулыбался.
- Вот и хорошо. Ну, ты молодец, честное слово.
- Я... даже не понимаю, - растерялся Серёжа. - Почему я молодец? Вы
смеетесь почему-то...
- Просто радуюсь. Видишь, не везло мне сегодня с утра. Встретил двух
знакомых одного за другим (у меня тут в округе знакомых полно),
рассказал им эту историю, а они... Один меня жалеть начал: вот, мол, зря
съездил, фельетон-то писать не о чем. А другой начал молоть: "Знаем мы
этих председателей. Хоть и не подтвердилось ничего, а все равно они
такие..." И ни тот, ни другой не порадовался, что человек-то оказался
хороший этот председатель. А ты вот сказал самое главное: "Все в
порядке". Это ведь здорово, что ты так сказал.
Серёжа подумал.
- Да... Только знаете что? Ведь тогда получается, что человек,
который письмо писал - плохой.
"Дон-Кихот" кивнул.
- Правильно заметил, Серёжа. Только это и так было видно сразу. Еще
когда письмо не проверяли.
- Почему?
- Ну... это заметно. Злое письмо. И подписано как-то странно. Вроде
бы и есть фамилия, а не разберешь толком. На букву "С". И должность под
фамилией написана странная: руководящий работник. Не нашел я в колхозе
этого "руководящего работника", хотя многим письмо показывал.
- А он, наверно, просто не хотел, чтобы его узнали, - догадался
Серёжа.
- Наверно... - сказал журналист и задумался.
А Серёжа сидел на чемодане, поглаживал Нока и незаметно разглядывал
журналиста. Тот ему все больше нравился. И не потому, что он с Серёжей
разговаривал, как со взрослым. Это многие умеют. Серёжа не сумел бы
объяснить словами, но чувствовал доброту большого незнакомого человека.
Это была сдержанная доброта, и в ней ощущались уверенность и твердость.
И когда "Дон-Кихот" улыбался по-лошадиному или неловко передвигал
длинные ноги, это было смешно. Потому что за неловкостью была заметна
сила. Ну, не такая сила, как, например, у штангиста, а сила характера,
что ли...
А может быть, все это Серёже показалось?
Ведь полчаса назад он пережил встречу с другим взрослым человеком -
сильным и недобрым. Эта встреча оставила горькое беспокойство. И сейчас
нужно было Серёже, чтобы рядом оказался кто-нибудь добрый и умный. Тот,
кто все понимает.
"Интересно, как его зовут?"- думал Серёжа. Но спросить было неудобно.
И вдруг журналист (бывает же так!) встретился с Серёжей глазами и
сказал:
- Кстати, меня зовут Алексей Борисович... Ты не думай, что я на
знакомство напрашиваюсь. Просто неловко получается: я твое имя знаю, а
ты мое - нет... Между прочим, тебя, наверно, часто спрашивают, не
потомок ли ты знаменитого декабриста?
Серёжа улыбнулся.
- Спрашивают. Ну, не часто, а так, иногда. Только тут декабристы ни
при чем. У меня дедушка был красный конник. Мне папа рассказывал.
Дедушка тогда еще совсем молодой был, ну не взрослый даже. И родителей у
него не было, он беспризорничал. А красные его к себе взяли. Это было
как раз под Каховкой, про которую песня есть. Ну и дали ему такую
фамилию, потому что он свою настоящую даже не хотел называть. Говорил,
раз жизнь новая, пусть и фамилия новая будет... Он потом здорово воевал,
даже командиром стал. Только умер он давно, его даже папа плохо помнит.
И фотокарточки ни одной не осталось.
- Это не самое главное, - серьезно сказал Алексей Борисович. -
Фамилия осталась. Славная у тебя фамилия, Сергей, позавидовать можно...
Ну, это я так, не подумай, что завидую. У меня фамилия тоже знаменитая.
Иванов... Ты что смеешься? Я серьезно.
- Я не смеюсь, - запоздало сказал Серёжа. - Это я... нечаянно.
Извините.
- Думаешь, не знаменитая фамилия? Одних писателей Ивановых двадцать
два человека, я специально интересовался. Вот так-то...
- У нас в классе Иванов есть, - сказал Серёжа, чтобы сгладить
неловкость.
- Один Иванов - это что! В нашем подъезде в трех квартирах Ивановы
живут. Один, между прочим, тоже Алексей Борисович. Почтальонка
замучилась, все время письма путает. Один раз открыл конверт, начал
читать: батюшки мои, какая-то тетя Вера поздравляет меня с серебряной
свадьбой. Смотрю - письмо-то соседу. Побежал извиняться. Ужас до чего
неприятно.
- Ну, это ничего, - сказал Серёжа. - Это же вы случайно... Алексей
Борисович! А если какой-нибудь человек нарочно чужое письмо
