не знаю, как оказался в незнакомом переулке. Темнели с двух сторон
массивные старинные ворота, лежала тень, и сами по себе скрипели
деревянные тротуары.
Стало грустно, что вдруг потерялись новые друзья. Чувствовал я, что
встреча была не случайной.
Я стал искать. Менялись улицы, наклонялись навстречу дома. Пружинили
под ногами тротуары, и качались травы. Солнце уходило за купол
старинного крепостного собора.
Наконец я увидел Мальчика и Братика. Они стояли у массивных ворот
бревенчатого дома. Дом был похож на деревянную крепость.
Мальчик стоял, прислонившись к столбу калитки, а Братик лениво
качался на прогнувшейся доске тротуара.
-- Куда вы исчезли? -- обрадованно сказал я. -- Бегаю, ищу...
-- Никуда, -- равнодушно сказал Мальчик.
-- Пойдем наверх.
-- Нет.
-- Почему?
-- Не знаю.
-- Ну... разве здесь лучше?
-- Не знаю... -- опять сказал он. -- Не пойму. Здесь все какое-то
ненастоящее. Будто все только кажется. -- Он пошатал доску забора,
словно проверял: может быть, и она не настоящая. Я не удивился, только
стало обидно.
-- А я? -- спросил я с неожиданной горечью. -- Значит, и я не
настоящий? Ну, посмотри... -- Я протянул ему ладонь.
Он подумал, взял меня за рукав. Потом его узкая ладонь охватила мою
кисть.
-- Ты? Ты настоящий? -- сказал он как-то светло и радостно.
И я понял, что он мне нужен, что я хочу такого друга.
Помню, что с этого момента я стал звать его по имени.
А Братик смотрел на нас молча и покачивался на доске.
Над крышами зеленел край холма, и острые башни с флюгерами белели,
как декорации к сказке. Глядя на башни, Валерка сказал:
-- Мы жили здесь... Вернее, здесь, но... не так. Крепость была целая,
и башни новые. И люди там жили... А кругом поля. И такая высокая трава.
Она при луне как серебро.
-- Когда это было? -- опросил я, и стало немного страшно. Он вздохнул
и, как бы делая трудный шаг, тихо ответил:
-- Ну... наверное, пятьсот лет.
-- Да, -- неожиданно подтвердил Братик.
Как будто холодная волна прошла между нами. Словно все эти пятьсот
лет дохнули ветром, чтобы развеять нас в стороны. Я торопливо шагнул
ближе к Валерке.
-- Слушай... А может быть... это тебе только приснилось?
Он не обиделся и не ответил. Только головой покачал. Потом сказал:
-- Это здесь, как во сне... если бы не ты.
И было так хорошо, что он сказал: "Если бы не ты". Значит, он тоже
хотел, чтобы я был. С ним!
Но это время... Пятьсот лет!
-- Как же ты... Ну, как вы попали сюда?
-- Я расскажу. Потом, ладно?
Мы помолчали.
-- А как вы живете, у кого?
Валерка небрежно оглянулся на дом.
-- Не знаю. Мне все равно. Какие-то старики... Вот он знает,
наверное... -- И Валерка посмотрел на Братика. Тот молчал и понимающе
слушал нас. Видимо, он знал. Кажется, он вообще знал больше брата.
-- А... -- начал я и вдруг замолчал, устыдившись пустых слов.
Отчетливо и на всю глубину вдруг почувствовал, какая же тоска должна
быть у этого мальчишки. Как ему хочется домой, где новые белые башни и
лунная трава у крепостных стен.
-- И никак нельзя вернуться?
Он медленно поднял глаза на меня и пожал плечами.
И тогда опять на цыпочки встал Братик. Он что-то сказал ему. Валерка
слушал недоверчиво, но внимательно. Потом произнес вполголоса:
-- Да ну... сказка.
Братик зашептал опять. Валерка виновато взглянул на меня.
-- Он говорит, что, если найти очень старый дом... со старинными
часами...
-- Ну?
-- И перевести часы назад...
-- На пятьсот лет? -- спросил я у Братика.
-- Да, -- шепотом сказал он.
-- И тогда что?
-- Тогда, наверное, порвется цепь...
-- Какая цепь?
-- Не знаю...
-- А откуда ты все это взял?
-- Не знаю... -- Он чуть не плакал, оттого что не знает.
Валерка ласково взял его за плечо.
Я сказал:
-- Рядом с нами есть очень старый дом. Он заколочен.
-- А часы?
-- Надо посмотреть.
Но я уже был уверен, что часы там есть.
...События нарастали, и время ускоряло бег.
Я помню пустой солнечный двор старого дома. Крыльцо с витыми
столбиками, потрескавшиеся узоры на карнизах, галерею с перилами. Окна и
дверь были забиты досками. Мы подошли к окну.
-- Надо оторвать доски, -- сказал я.
-- А если увидят? -- засомневался Валерка.
-- Все равно, лучше сейчас оторвать. Если сейчас увидят, скажем:
просто так, поиграть хотели. А если ночью заметят, решат, что воры...
-- Давайте, -- согласился он.
И тут пришел страх. Непонятный и тяжелый. Это бывает лишь во сне:
кругом пусто и солнечно, а страшно так, что хочется бежать без оглядки.
Но если побежишь, ноги откажут и случится что-то жуткое.
Я не побежал. Тугим, почти физическим усилием я скрутил страх и
взялся за край доски. Валерка -- за другой. С отвратительным кряканьем
выползали ржавые гвозди.
Освободив окно, мы пошатали раму, и створки мягко разошлись. В доме
стоял зеленый полумрак, пробитый пыльным солнечным лучом.
Часов мы не увидели, но из глубины доносилось тяжелое металлическое
тиканье. Страх медленно проходил.
-- Лезем, -- прошептал я.
-- Надо в полночь, -- возразил Валерка.
-- Конечно! -- сказал я с неожиданной досадой. -- Ну конечно! Все
такие дела делаются в полночь... Чушь какая-то!
-- Да не обязательно, -- откликнулся он виновато. -- Но стрелки можно
вертеть, пока бьют часы. Вертеть надо очень долго, а в полночь часы бьют
дольше всего.
На это нечего было возразить.
Мы закрыли окно.
-- Слышишь? -- вдруг спросил Валерка.
-- Что?
-- Труба играет. Далеко-далеко.
Я не слышал. И сказал:
-- Наверное, электричка трубит.
-- Да? -- неуверенно проговорил он. А Братик посмотрел на меня
осуждающе.
И тут наступил вечер.
...Мы снова поднялись на холм, к развалинам стены, и сели на пушку.
Она еще не остыла от дневного солнца. От стены тоже веяло дневным
теплом, но воздух посвежел. Резко пахло холодными травами. Последние
краски дня перемешались с вечерней синевой. И встала круглая луна. Очень
большая и какая-то медная.
-- Луна была такая же, -- вдруг тихо сказал Братик.
Я не видел его, потому что между нами сидел Валерка. Я наклонился и
посмотрел на Братика. Мне показалось, что он плачет, но он просто сидел,
упершись лбом в колени. И теребил траву. Потом он резко поднял голову.
-- Опять, -- напряженно сказал Валерка. -- Слышишь?
Я прислушался и на этот раз действительно услыхал, как играют
горнисты. Далеко-далеко. Пять медленных и печальных нот перекатывались в
тишине. Вернее, где-то позади этой тишины, за горизонтом уснувших
звуков. "Та'-а-та' та'-а-а-та".
-- Ну и что? -- неуверенно спросил я. -- Кругом много лагерей. Отбой
играют. Что такого?
-- Наверное... -- согласился Валерка. -- Только... разве это отбой ?
-- Это зовущий сигнал, -- спокойно и уверенно сказал Братик. -- Ты не
помнишь?
Валерка не ответил.
Сигнал, печальный и незнакомый, звучал во мне и все повторялся.
Как-то сами собой подобрались к нему слова: "Спать не ложи-и-те-есь...
Ждет вас доро-о-о-оога-а..."
Что им не спалось, горнистам?
-- Я был трубачом, -- вдруг сказал Валерка, не глядя на меня. --
Ну... я обещал рассказать. Я был трубачом и дежурил на левой угловой
башне... Всегда... И в тот вечер тоже. Они взяли крепость в кольцо, а у
нас не хватало стрел. Они жгли костры, и всадники Данаты скакали у
самого рва...
-- Кто такой Даната? Князь? Или вождь?
-- Начальник арила, -- сказал Валерка. И я больше не стал спрашивать.
-- И Даната послал Ассана, своего брата и друга, будто для
переговоров. Ассан поднял шлем на копье, и мы, когда увидели его без
шлема, опустили мост. Мы не знали... Он въехал на мост и перерубил
канат; мост уже нельзя было поднять. Даната с конниками ворвался в
ворота. А следом вошли тяжелые меченосцы. И полезли на стены, на
галереи. На башни...
-- Ты был без оружия?
-- Вот у него, -- Валерка посмотрел на Братика, -- был маленький лук.
Ну, игрушка. Даже кожаный щит пробить было нельзя. А меченосцы пришли в
панцирях... Они, наверное, не тронули бы нас, но я заиграл, чтобы у
дальних стен построились для рукопашного боя. Тогда меченосец замахнулся
на меня. Я закрылся от меча трубой, отступил на карниз. А мы были
вместе... -- Он неожиданно притянул Братика за плечо, и тот послушно
прижался к старшему брату.
-- Я отступил, -- сказал Валерка, -- и толкнул его нечаянно. Он упал
в ров. Тут уж я про все забыл, обернулся, чтобы посмотреть, испугался. А
он даже не ушибся: было невысоко и трава густая. Стоит внизу и на меня
смотрит. Я обрадовался, а меня вдруг как толкнет что-то. Я упал... и вот
здесь...
-- Если бы ты знал, -- тихо сказал он. -- Ходишь, ходишь по этой
траве... Думаешь, может... может, хоть камушек знакомый попадется. А
ничего нет... И как там кончился бой?
Я молчал.
У меня даже трубы не осталось, -- вздохнул Валерка.
Наяву я, конечно, бросился бы в темную пропасть догадок: кто он,
откуда? Не было здесь никакого Данаты с тяжелыми меченосцами. С какой
планеты эти двое мальчишек, из какой Атлантиды? Уж чего-чего, а
фантастики я начитался и умел размышлять о таинственных ветрах
пространства и времени.
Но там, на крепостном холме, я думал совсем о другом. Я с
возрастающей грустью думал, что скоро он уйдет. Мне очень нужен был
друг, но Валерка собирался уйти, и Братик тоже.
Из жерла пушки, не торопясь, вылез котенок. Было еще совсем темно, но
я разглядел, что это наш знакомый -- Рыжик.
Он опять сипло мяукнул, выгнул спину и начал мягко тереться о мою
ногу.
-- Смотри, -- сказал я Братику.
Он тихонько обрадовался, подхватил котенка на колени, и тот заурчал
негромко, будто наш электросчетчик в коридоре.
-- Пойдем, искупаемся, -- сказал Валерка. -- До двенадцати далеко.
Я встал. Я тоже любил купаться в сумерках. Мы гуськом спустились к
маленькому пруду.
Вечер темнел. Был он не синий, не сиреневый, а какой-то коричневатый.
Бывают такие вечера. Желтый шар луны повис в теплом воздухе и отражался
в воде расплывчатым блином. Высокие кусты окружили пруд, закрыв огоньки
и темные силуэты крыш. Пахло чуть-чуть болотом и горьковатой корой
деревьев.
Мы ступили на дощатый мостик.
-- Раздевайся, -- сказал Валерка Братику.
-- Нет. Он тогда убежит... -- Братик покачал у груди котенка. Потом
он стряхнул сандалии и сел, опустив ноги в воду.
-- Ух, какая теплая...
Мы с Валеркой разделись. Я сразу скользнул с мостика -- осторожно,
чтобы не испугать плеском тишину. Вода и в самом деле была словно
кипяченая. Дно оказалось илистым, но не очень вязким. Я пяткой попал на
бугорок из увядших водорослей. Оттуда, рванувшись, побежала вверх по
ноге щекочущая цепочка воздушных пузырьков.
Я присел на корточки, распрямился у самого дна и поплыл под водой,
раздвигая редкие камышинки. Потом открыл глаза и глянул вверх. Луна
просвечивала, как большой желток. Я вылез на мостик, дождался Валерку.
Мы молчали. Оделись и пошли к старому дому.
Вечер превратился в ночь. Небо стало темно-зеленым, а луна почти
белой.
Я боялся только одного: вдруг появится опять непонятный тягучий
страх. Но страха не было. Темный дом под луной казался таинственным, но
не опасным.
Мы раскрыли окно. Я скользнул в него первым. Пол был ниже земли, и,
когда я прыгнул внутрь, подоконник оказался выше моей головы. Я принял
на руки Братика. Он сразу прижался ко мне.
-- Боишься? -- удивился я.
-- Немножко, -- шепотом сказал он.
Спустился Валерка. Половицы дружелюбно скрипнули.
Мы были в широком коридоре, вдоль которого посередине зачем-то
