сработала! Секунду назад он и не думал о бегстве, а тут вдруг кинулся к
забору, подскочил, подтянулся изо всех сил, закинул ногу на кромку...
Крепкие пальцы ухватили Митьку пониже колена.
- Вы куда, гражданин Сидоров? Нам вроде бы не футбол смотреть.
Митька тяжело прыгнул в траву у тротуара.
- Странно даже, - сказал милиционер. - Шли, раз говаривали... И вдруг
- бац! Ведь договаривались же: не драпать.
- Ну что вам от меня надо?! Что я такого сделал? ! - с прорвавшимся
отчаянием воскликнул Митька.
- А тумбу кто дырявил? Может быть, я? Ты.
- "Дырявил"! Одна малюсенькая дырочка! Зале пят - вот и все.
- Если все будут по тумбам стрелять, что получится?
- Все не будут, - безнадежно сказал Митька.
- Рейку зачем оторвал от штакетника? Разве не хулиганство?
- Я ее только на минуточку. Я потом бы опять приделал.
- Врешь, - убежденно сказал милиционер.
"Вру", - подумал Митька и сказал:
- Ничуточки.
- Всю траву, можно сказать, в газоне вытоптал...
- Траву? Да там чертополох один, только ноги обо драл. Во! -Для
убедительности Митька ухватил себя за щиколотку и подтянул вверх ногу.
Царапины были похожи на след кошачьих когтей. Но милиционер не
разжалобился.
- Не скачи. Больше не ускачешь.
Он взял Митьку за локоть.
- Пустите, - хмуро попросил Митька. - Я больше не побегу.
- Знаем мы это дело.
- Ну... честное пионерское, не побегу. Пустите. А то знакомые
встретятся, скажут: ведут, как вора.
- Честное пионерское начал давать... А ты пионер? У тебя и
галстука-то нет.
- Просто не надел сегодня. Ну вот я за значок берусь, он со
звездочкой. Значит, не вру. Ну честное слово!
Митька ухватился за .тяжелый значок "Ворошиловского стрелка" второй
ступени, которым оттягивал левый край матроски.
- Не считается это, - возразил милиционер. - Значок-то не твой.
- Не мой?!
- А твой, что ли? Был бы хоть еще маленький, а то взрослый
"Ворошиловский стрелок"! Ты голову не морочь. Такой значок заработать -
это не стрелы пулять, подвергая опасности прохожих.
- Во-первых, - сипловатым от обиды голосом сказал Митька, - никого я
не подвергал. Во-вторых, значок все равно мой? Вот!
Ему часто не верили, и он привык, но сейчас обида была сильная:
схватил, ведет куда-то, насмехается да еще и не верит! Сам небось и
стрелять не умеет как следует, хоть и нацепил кобуру с наганом.
Из нагрудного кармашка выхватил Митька сложенный вчетверо листок, уже
порядком измочаленный и потертый на сгибах. С лиловой печатью
Осоавиахима и подписью военрука. Это было временное удостоверение (для
настоящего не нашлось корочек, обещали дать потом).
Отпечатанные на машинке слова отчетливо свидетельствовали, что
"ученик пятого класса "Б" школы-десятилетки № 1 Дмитрий Вершинин
выполнил норму..." Дмитрий Вершинин! А не...
Митькина рука остановилась в воздухе. Но милиционер выхватил из
пальцев бумажку. И на лице его расцвела улыбка. Радостная, как у
мальчишки, который выиграл спор.
- Я же говорил - не твой! Тут же не твоя фамилия!.. Постой... - Лицо
его опять стало спокойным, а потом строгим. - Ты Сидоров или Вершинин?
- Вершинин, - тихо сказал Митька и стал смотреть в сторону. Они
помолчали несколько секунд.
- Нехорошо, гражданин Вершинин, задумчиво заговорил милиционер. -
Чужая фамилия. Попытка к бегству...
"Издевается", - понял Митька. Милиционер оторвал глаза от документа и
пристально глянул на Митьку.
- А кто у тебя отец?
- Учитель.
- В первой школе?
- В первой...
- Петр Михайлович?
- Ага, - безнадежно сказал Митька. Он не удивился: отца в городе
знали многие.
Все еще разглядывая бумажку, милиционер двинулся по тротуару. Видно,
случайно он изменил направление и шагал теперь обратно, к улице Герцена.
Митька побрел следом: теперь все равно не убежишь. Найдут.
- Я ведь тоже в первой школе учился, - сказал милиционер. - У твоего
отца, между прочим. Хороший учитель.
Надежда на спасение ярким огоньком засветилась перед Митькой.
- Да? - вроде бы удивился он. - Я вас не помню.
- Ну, а как ты можешь помнить? Я к вам домой не ходил. Да ты тогда
совсем пацаненок был. Я в тридцать первом седьмой класс закончил. Потом
работать пошел.
- Я по фотографиям почти всех помню, - бессовестно соврал Митька. - У
папы есть фотоснимки всех классов, которые он учил. Может, вы непохожи
тогда были? Ваша как фамилия?
- Жарников моя фамилия.
- А зовут вас... Матвей?
- Точно! Вспомнил?
- Угу... - сдержанно откликнулся Митька. Взгляд его стал веселым, а
шаг - пружинистым. Все-таки ему везет!
- Вот видишь, - наставительно заговорил Матвей Жарников, - мы с
тобой, выходит, знакомые. Как-то не ловко получается. Вот пришел бы я
сейчас с тобой к твоему отцу, рассказал бы про все... Что он сказал бы?
- Ну, что... - начал Митька, стараясь точнее рас считать удар. - Он
сказал бы: "Здравствуйте, Жарников, рад вас видеть". Сказал бы: "Как
поживаете? Не делаете больше механизмов, чтобы школьные скелеты махали
руками, пускали дым из глаз и кукарекали? Не доводите больше учителей до
обморока? Это похвально".
- Ч-черт возьми... - произнес Матвей и свернутым Митькиным
удостоверением почесал кончик носа. - Все еще помнит?
- Он мне про это раз десять рассказывал.
- Да-а... Ну, я тогда маленький был.
- В шестом классе, - беспощадно уточнил Митька.
- Пить что-то хочется, - сказал Жарников. - Вон там вроде клюквенный
морс продают, киоск открыт. Пойдем?
- Можно... Хотя нет, у меня ни копейки.
- Ладно уж. Возьми-ка свой документ.
Потом, когда они у голубой будки глотали теплый и довольно противный
морс, Матвей спросил:
- А все-таки чего тебе приспичило в тумбу стрелять? Ну нарисовал бы
на заборе мишень, где-нибудь подальше от глаз, да пулял бы.
- Дак это целая история, - сказал Митька- Долго рассказывать. Если
все по порядку говорить, то даже не знаю, с чего начать... Есть у нас в
школе немка Адель Францевна. Ты ее... То есть вы ее, наверно, знаете...
Ух и шумная была история!
Она случилась в середине мая. Подкласса, в основ ном мальчишки, не
выучили урок по немецкому. Ну, сами понимаете, на дворе уже полное лето,
а тут сиди и зубри, как два балбеса - Петер унд Отто - шпацирен в лесу
унд баден в речке. Мальчишки из пятого "Б" предпочитали сами шпацирен и
баден, хотя вода была еще зверски холодная.
Но Адель Францевну это не интересовало. На каждом уроке она грозила
"неудами" и переэкзаменовками. Она требовала прилежания и порядка.
Надо было оттянуть беду. И в самом начале урока маленький,
симпатичный и очень вежливый редактор отрядной стенгазеты Павлик
Шагренев спросил у Адели Францевны, понравилась ли ей пьеса "Приключения
Карла Бруннера".
- М-м? - удивилась Адель Францевна. - Ах, ты имеешь в виду эту
постановку... Ну конечное вам она должна нравиться. Но когда вы
повзрослеете и станете смотреть на вещи более взыскательно, то поймете,
что это совсем не блестяще.
- А почему? - задиристо спросил с места Митька.
- Слишком много пафоса и весьма недостаточно мастерства. Я говорю об
игре исполнителей. Вы меня понимаете?
- Вполне, - сказал Павлик. - Только... Вот всем нам кажется, что игра
не такая уж плохая. Наоборот. Вот помните баронессу? Как она...
- Да-да, - снисходительно согласилась немка. - Эта дама играет
действительно несколько лучше остальных.
- А Карл? - воскликнул Митька. Он по правде обиделся и разозлился.
Будто его самого задели.
Адель Францевна устремила на Митьку свое пенсне.
- Ты говоришь о мальчике, исполнявшем роль Бруннера? Ну что же, он
достаточно мил... Но это просто мальчик, а не актер. Он ведет себя так,
словно все это происходит у нас в городе, а не в Германии. А там иной
уклад жизни, иные обычаи и мальчики тоже другие.
- Какие это они другие? - недовольно спросил с задней парты похожий
на сердитого скворца Игорь Цыпин (по прозвищу Цыпа). - Что, там у ихних
пацанов уши на затылке растут, что ли?
- Цы-пин... - возмущенно выдохнула Адель Францевна.
- Извините, это он нечаянно, - торопливо загово рил Павлик Шагренев,
а бестолковому Цыпе показал за спиной кулак. - Но нам всем непонятно...
Конечно, у капиталистов дети не такие, как мы. А у рабочих?
- Они такие же пионеры, - агрессивно сказал Митька.
- Ну безусловно. Я имею в виду не классовые различия, а некоторые
особенности... Впрочем, это сложно для вас. Я только хочу сказать, что
для этого мальчика полезнее было бы не играть на сцене, а без пропусков
занятий учиться в школе. Театр отвлекает его от учебного процесса.
- А может, он отличник, - опять не выдержал Митька.
- Возможно. По крайней мере, я уверена, что с немецким языком у него
все в порядке. К сожалению, про вас этого не скажешь. И потому пусть
Цыпин выйдет к доске и переведет первые пять строчек текста, который был
задан.
Цыпа шумно вздохнул и пошел навстречу неизбежности.
Вторым она вызвала Вершинина.
- Можно, я лучше стихотворение Гете по-немецки прочитаю? - безнадежно
спросил Митька.
- Конечное можно, мы все послушаем с удовольствием. Только после
того, как сделаешь заданный перевод.
После Митьки схлопотали "неуды" еще шесть человек.
У Адель Францевны от возмущения тряслись на висках рыжеватые букли
прически.
- Ёлки зеленые, - шепотом сказал Митьке Виталька Логинов и от
переживания вцепился в свой белобрысый чуб. - Как по заказу: почти все
из нашего звена.
- Потому что самые лодыри, - тут же влезла в разговор Эмма
Каранкевич, председательница совета отряда. Она сидела впереди Митьки.
- Насчет лодырей на перемене поговорим, - пообещал Вершинин.
- Очень испугалась!
Всю оставшуюся часть урока Адель Францевна говорила о том, как
пагубны лень и легкомыслие. Наконец она велела всем, кто получил
"неуды", остаться после занятий и удалилась, держа указку как рапиру.
Они остались. Но в их душах кипело негодование.
- Теперь три часа будет мучить, - сказал Цыпа и пнул парту. Старая
парта крякнула.
- Это она нарочно "неудов"" навтыкала, - мрачно сообщил Митька. -
Из-за пьесы разозлилась. Потому что мы Карла стали защищать.
- Она, между прочим, сама на ту баронессу похожая - вдруг заявил
Сергей Иванов, человек молчаливый и сосредоточенный. Он говорил всегда
немного, но умно и безошибочно. К его словам следовало прислушаться.
- А правда! - подхватил Виталька. - Такая же худая и старая. И
вредная. Только не со стеклом в глазу, а с очками.
- Пенсне, - сказал Павлик.
- Какая разница!
- По-моему, она шпионка, - сказал Цыпа. Он был сердит больше всех:
папаша его часто лупил за "неуды".
- Ну-у, Цыпа! - Виталька от удивления замотал чубом. - Ну, ты сказал!
Она на шпионку похожа, как ты на отличника.
Цыпа молча поддернул длинные, сморщенные на коленях штаны и влез на
учительский табурет.
- Дурак ты, а не звеньевой, - сказал он Витальке с высоты. И как с
трибуны обратился к остальным: - Шпионы разве бывают похожи на шпионов?
Их бы тогда сразу всех переловили. Шпионов как узнают? Потому что они
вредят. А она разве не вредит? Вот она оставила нас после уроков, а
Пашка в авиамодельный кружок опаздывает. Он, может, хочет истребителем
стать, а как он станет, если ему не дают в кружок ходить?
Павлик Шагренев, который до сих пор не помышлял о профессии
истребителя, подтянулся и стал поправлять под ремнем рубашку.
- А я?! - завопил Митька. - У меня в два часа стрелковая тренировка!
Завтра соревнования! Мне на "Ворошиловского стрелка" сдавать!
Он стукнул кулаком по левому карману матроски, на который собирался
