мой земли. Смеяться будут". Быстро сел. Посмотрел на локоть: сильно
ли порвана рубашка? Странно: не порвана и даже почти не испачкана.
Это хорошо!
Он толкнулся о землю ладошками, чтобы вскочить и засмеяться
вместе со всеми. В колене словно взорвалась маленькая бомба - на сто
колючих осколков! Максим тихонько ойкнул и посмотрел на колено. Там
было что-то красное и блестящее. Максим зажмурился, и его слегка за-
тошнило.
Максима обступили и пытались поднять.
- Осторожно, осторожно!.. Очень больно, мальчик? (Еще бы! Боль
нарастает резкими толчками. Такая, что слезы уже не сдержать.)
- Тише, товарищи, ногу не трогайте. Вдруг сломана! (Этого еще не
хватало! Ведь послезавтра сбор!)
- "Неотложку" надо, шов придется накладывать... (Мамочка! Какой
еще шов?)
- Не надо шов, на мальчишках все подсыхает... (Вот и хорошо...)
- Да, подсыхает! Смотрите, земля попала! А если заражение? Надо
прививку...
- Не надо! - отчаянно сказал Максим.
- Тише, тише мальчик, не бойся. Нужно перевязать. У кого есть
чистый платок? (Как назло, платок дома остался!)
- Девочки, у вас есть платок?.. Эх, а еще девочки.
- Тут больница недалеко. Давайте, мы на руках дотащим! (Это
большие мальчишки. Им что! Возьмут и дотащат. А там...)
- Спокойно, товарищи. Где раненый? Дайте-ка я возьмусь.
Это был густой командирский голос. Максим разлепил мокрые веки.
Сквозь повисшие на ресницах капельки он увидел громадного чело-
века.
Человек был большущим в высоту и ширину. Как башня. Башня, оде-
тая в синюю форму гражданского летчика. Где-то в подоблачной вышине
маячила белая клеенчатая фуражка с голубым околышем. Этот необыкно-
венный летчик словно весь состоял из круглых больших складок. В
складках необъятный живот, обтянутый форменным пиджаком. Складками
повисла шея над белым воротничком сорочки. В складках крупное лицо.
И оттуда, с вышины, добродушно и внимательно смотрели на Максима
очень синие глаза. Такие же синие, как у плотника, который подарил
золотую щепку.
Люди расступились. Человек-башня вытянул из брючного кармана бе-
лоснежный платок размером с небольшую скатерть. Потом, колыхаясь
складками, присел над Максимом. Мягко, но решительно взял в большу-
щие пальцы его ногу...
Плотная повязка придавила, ослабила боль, сделала ее нестрашной.
Летчик поднял Максима.
- Ступить можешь?
Максим попробовал. Шепотом сказал:
- Могу, если несильно.
Рукавом вытер ресницы, помигал и спросил:
- А где моя пилотка?
Высокий гражданин торопливо подошел:
- Вот, пожалуйста. И винтик ваш...
Максим улыбнулся:
- Это мой болтик.
Ему помогли надеть жилетик. Натянули носки и застегнули санда-
лии. Летчик, увидев пилотку, пророкотал:
- Эге, да ты тоже из авиаторов. Неудачно сел?
Максим опять улыбнулся, посмотрел на колено. И снова испугался:
сквозь платок проступало красное пятно. Летчик сказал обступившим
людям:
- У меня тут машина. Сейчас отвезу пострадавшего товарища в нашу
санчасть. Там посмотрят.
Взрослые зрители обрадованно запереговаривались: как все удачно
получается!
Им-то что! Это ведь не им, а Максиму в санчасть, где на стеклян-
ных полках всякие блестящие штуки: щипцы, ножницы, шприцы...
- Может, не надо? Подсохнет, - жалобно сказал он.
Летчик проурчал что-то по-медвежьи, подхватил Максима, как ще-
почку, и понес. Куда денешься с такой высоты из таких могучих лап?
А может быть, все еще обойдется? Перевяжут - и дело с концом. Не
обязательно же прививка...
Максим слегка успокоился. Сидеть было удобно. Он плыл над троту-
аром, покачиваясь, как в люльке. От летчика пахло крепким одеколоном
и табаком. У него были седые брови, клочковатые светлые волосы и
большой круглый нос в прожилках. А глаза были ласковые. И Максим
вдруг подумал, что летчик похож на Деда-Мороза, которого побрили и
одели в форму.
Летчик принес Максима к старенькому "Москвичу", усадил на перед-
нее сиденье. Сам зашел с другой стороны, стал втискиваться в кабину.
"Москвич" застонал и присел на рессорах.
- Старость...- сказал летчик и немного смущенно покосился на
Максима. Потом озабоченно спросил: - Не болит? Не сгибай пока ногу.
Максим глянул на колено и коротко вздохнул: красное пятно сдела-
лось больше.
Летчик стал торопливо давить на педаль стартера. "Москвич" зачи-
хал.
- Сейчас, быстренько доедем...
- А куда?- спросил Максим.
- Туда, где Управление Аэрофлота. Может быть, видел?
- Конечно, видел! Я там во дворце в ансамбле занимаюсь. Видите,
и форма такая: хор "Крылышки".
- Вот и отлично, - прогудел летчик. - Я сразу понял, что ты из
наших... А чего это ты приземлился так неладно?
- Да... из-за одной растяпы,- небрежно сказал Максим.- Утюг ос-
тавила включенный, а дверь захлопнулась. Пришлось лезть на третий
этаж. Хорошо, что успел: уже гореть начало...
- Да ты герой, - серьезно сказал летчик.
У Максима уши стали теплые, и он отвернулся к окошку. Они уже
ехали. Скоро замелькали дома на знакомой улице Титова.
- Сейчас домчимся, - опять зарокотал летчик. - Там тебя быст-
ренько починят. Промоют, перевяжут... Ну, укольчик в одно место, без
этого никто не проживет. И будешь прыгать, как новенький.
- Укольчик-то зачем?- слабым голосом откликнулся Максим.
- Надо, братец. Чтобы глупого риска не было. У нас в сорок пятом
году бортмеханик был - всю войну целехонький прошел, а потом руку
поранил, загрязнил и помер. На двенадцатый день скрючило всего от
столбняка. Так что лучше уж сразу делать как надо.
Вот и все. Никакой надежды. Теперь, даже если была бы возмож-
ность спастись. Максим не стал бы убегать. Потому что укол-это
страшно, однако помирать в неполные десять лет-тоже что хорошего?
Особенно когда у тебя на счету столько побед, а кругом лето...
Обида
"Москвич" остановился у здания, где было Управление Аэрофлота.
Но не у главного входа, а сбоку. Летчик со скрипом выбрался наружу,
обошел машину, открыл дверцу с Максимкиной стороны. Добродушно про-
тянул большущие ладони.
- Ну что, пилот, пойдем на ручки?
Неизбежное приближалось. У Максима в животе и груди ощущалась
холодная пустота, а в ней противно и однотонно стонали беспокойные
струнки. Все это и называлось "страх". От такого чувства слабеют но-
ги, если даже они обе здоровые.
Но, кроме страха, в человеке есть гордость. Она со страхом бо-
рется, и они стараются друг друга повалить на лопатки. В Максиме
никто из них пока не повалил другого. Максим стал вылезать из "Моск-
вича".
- Я сам пойду.
- А не больно?
Максим осторожно ступил на левую ногу. Боль толкнулась в разби-
том колене, но терпимо. Это был пустяк по сравнению с тем, что Мак-
сима ожидало.
- Ничего, можно идти, - уныло сказал он.
- Ну и молодец.
Они прошли через садик, и Максим увидел в стене голубую дверь, а
на ней белый кружок с красным крестом. Вот такая жизнь! Боишься, бо-
ишься, и наконец все равно случается то, чего боишься.
Он вспомнил слова летчика про "положенное место" и успокоил се-
бя, что, наверно, это не так больно, как под лопатку. Хотя, с другой
стороны, конечно, неприятнее... Но ведь в санчасти у летчиков навер-
няка все врачи - мужчины. Так что ладно уж... В прохладном коридоре
был ряд белых дверей. Летчик пошел к самой дальней. Максим, прихра-
мывая, - за ним. Струнки в нем перестали стонать, но дрожащая пусто-
та внутри осталась.
В санчасти все оказалось так, как ожидал Максим. Бинты, склянки
и блестящие штучки на стеклянных этажерках. Белые стулья и тахта,
накрытая клеенкой.
Только врача-мужчины не было, а была девушка. В халате и шапоч-
ке, как у Светланы Сергеевны в школе. Совсем-совсем молоденькая. Она
подняла тоненькие брови и смешно удивилась:
- Ай, Иван Савельич! Вы опять к нам? Что случилось?
- Со мной ничего, Любушка, не случилось,- откликнулся летчик, и
от его густого голоса на стеклянных полках что-то звякнуло. - Вот
пилота привез пострадавшего. Неудачно зашел на посадку парень...
Он шагнул в сторону и открыл Максима, который стоял за его могу-
чей спиной.
- Ай-яй! - опять воскликнула медсестра.- Это внучек ваш, Иван
Савельич?
- Бог с тобой, Любушка. У меня внучка, Наташка. А это просто наш
человек. Видишь, форма с крылышками. Так что чини молодца.
- Ясненько, - сказала Люба и встретилась с Максимом глазами.
Глаза были веселые. Но Максиму было не до веселья, и он отвел
взгляд. Люба подошла, крепко ухватила его под мышки, лихо пронесла
над полом и усадила на тахту. Клеенка на тахте была холодная. Максим
вздрогнул. Люба торопливо спросила:
- Ты что, маленький? Боишься?
- Нисколечко,- замогильным голосом сказал Максим.
- Ну и замечательно!
Она взялась за платок на колене. Размотала стремительно, а сняла
осторожно.
- Ух ты... Красиво... Ну ничего. Это с виду неприятно, а на са-
мом деле не страшно. Ободрал сильно, вот и все.
Максим краешком глаза глянул на колено, мигнул и стал смотреть
за окно. Там на травяное поле медленно опускался оранжевый вертолет.
Люба отошла к шкафчику и зазвенела склянками. С каким-то пузырь-
ком и ватой опять направилась к Максиму.
- Не бойся, это не йод, жечь не будет.
Максим только плечом шевельнул. Да хоть бы сто бутылок йода! Это
ведь не шприц с неумолимой тонкой иглой.
Жидкость из пузырька шипела и пенилась, как газировка. И холоди-
ла. Потом на ногу лег сухой плотный бинт. Боли почти не было.
Максим с надеждой посмотрел на Любу: "Может, все?" Но она доста-
вала из-под стекла никелированную коробку. Максим успел заметить,
как вертолет за окном отразился в этой коробке оранжевым огоньком.
Из коробки появился шприц.
Иван Савельевич сидел у двери. Белая табуретка под ним казалась
совсем крошечной. Он сочувственно смотрел на Максима. Потом подмиг-
нул: "Ничего, держись". Люба повернулась к Максиму.
"Сейчас скажет: "Снимай штаны",- тоскливо подумал он и вспомнил,
что давно еще про такой случай смотрел в каком-то кино. Зрители в
зале веселились. Но в том фильме в переделку попал большой парень и
от медсестры сумел отбрыкаться. А Максиму что делать? Он малень-
кий... Но Люба была хорошая медсестра. Она сказала:
- Расстегни рукавчик.
Максим непослушными пальцами стал дергать пуговку на обшлаге.
Люба подошла вплотную и шепотом снова спросила:
- Ты что, боишься?
Врать уже было бесполезно. Максим с коротким вздохом сказал:
- Маленько...
- Не бойся ничуточки, я незаметно. Посмотри в сторону и сосчитай
до трех.
Максим ощутил на руке холодок проспиртованной ватки и... Он втя-
нул воздух сквозь сжатые зубы.
Ничего себе "незаметно"! Он так стиснул в кулаке болтик, что го-
ловка чуть не проткнула ладонь.
- Все-все-все! Ты герой.
Все?
Значит, все... Все!!
Конец подлому страху! Не надо больше замирать и вздрагивать! И
вдруг Максим разозлился. А почему он дрожал? Почему боялся до тошно-
ты? Из-за этой секунды?.. "Сосчитай до трех..." Даже и не сосчитал.
Ну, пришлось потерпеть - один миг. А из-за страха мучился сколько? В
тыщу раз больше, чем от укола. Дурак и тряпка! А еще и вправду геро-
ем себя воображал...
- Рукав не опускай пока, пусть подсохнет,- ласково сказала Люба.
Максим кивнул и встал, осторожно ступив на забинтованную ногу. И
улыбнулся. Все-таки сильнее злости была радость освобождения. Ра-
дость, что страх позади. Впереди-день, похожий на праздник... А бо-
яться Максим больше не будет никогда. Хватит, помучился. Теперь-то
он знает, что глупо дрожать из-за пустяков.
Иван Савельевич тоже встал - со вздохами и шумом, но быстро. Это
было похоже на рождение нового острова, который поднимается со дна
