просмотреть полученные бумаги. Среди них был акт строительной эксперти-
зы, я не стал читать его, а сразу заглянул в заключение.
Высокая двойная дверь резко распахнулась, и в приемную вышел грузный
и шумный подполковник Молоков.
- Кого я вижу! Здравствуй, Юра! - как всегда радостно удивился он,
словно встретил вдруг близкого человека в самом неожиданном месте.
Когда-то мне казалось, что столь бурное приветствие есть проявление
открытого дружелюбного характера, и молодому следователю было лестно та-
кое радушие. Узнав Молокова поближе, я обнаружил, что он человек далеко
не простой, отнюдь не восторженный, с довольно тяжелым и крутым нравом.
А роль компанейского, душа нараспашку, парня - неустранимый стереотип,
выработанный двадцатью годами оперативного стажа: умение сходиться с
людьми, располагая их к себе с первой минуты, является обязательным ка-
чеством хорошего сыщика.
Не выпуская моей руки из широченной ладони и продолжая радостно улы-
баться, Молоков отступал в угол, пока мы не оказались скрытыми от посто-
ронних глаз за огромным металлическим шкафом с вещдоками.
Я знал, что Молоков хочет сказать, но он был профессионалом и начал
не с того.
- По молкомбинату у нас появились интересные факты: оказывается, Иг-
натюк организовал в тарном цехе подпольный участок - штамповали крышки
для консервирования! Васильцов выбивал жесть сверх фондов, непонятно по-
ка, как списывали... В общем, свяжись с Грибовым.
Грибов был начальником ОБХСС.
- Хорошо, спасибо...
Я отвечал механически, прокручивая последствия для дела от новых дан-
ных. Дополнительная документальная ревизия, очередное продление сроков
следствия, выход на "левую" жесть... Это только то, что лежит на поверх-
ности!
- Да, кстати, совсем забыл!
Выбрав подходящий момент, Молоков хлопнул себя по высокому, с залыси-
нами, лбу.
- Там, видно, Фролов чего-то недопонял, но он сказал, что ты не соби-
раешься до конца месяца предъявлять обвинение Вершиковой...
- Посмотрим. - Не оценив дипломатической гибкости собеседника, я
толкнул высокую, обитую новеньким дерматином дверь и уже в затемненном
тамбуре сообразил, что даже не попрощался с Молоковым - настолько он
озаботил меня своим сообщением.
Белов сидел, закопавшись в бумаги, и время от времени делал какие-то
пометки большой синей ручкой.
- Дело Тряпицына, Павел Порфирьевич, - ответил я на его вопроси-
тельный взгляд.
- Хорошо, - Белов достал листок учета дел, находящихся в производстве
следователей, и поставил птичку. - А что у вас с другими делами? Имейте
в виду, по молкомбинату вскрылись новые факты, объем работы большой, на-
до расчищаться!
- Акимов и Гоценко - окончено, подошью, составлю обвинительное...
Сейчас вот поступила экспертиза по Перову...
- Ну-ну, - оживился Белов. - И что там? Помню, он ссылался на плохой
цемент.
- Причина катастрофы в несоблюдении технологии кладки. Качество це-
мента нормальное...
- Значит, его доводы опровергнуты... - Он задумчиво забарабанил
пальцами по столу.
- Да, теперь надо решать...
- А что решать? Арестуйте - и под суд! - В голосе Белова появились
резкие нотки.
- Арестовать?
- А чему вы удивляетесь? Преступление серьезное, повлекло тяжкие пос-
ледствия!
- Да жалко... У него ребенок маленький. Нарушение правил строительных
работ - неосторожность...
- Жа-а-лко, - протянул прокурор. - Вот эта наша жалость и приводит к
уголовным делам. Его надо было давно с работы уволить, так нет, жалели!
Старается, мол, и человек хороший. Так и взращивается безответственность
и некомпетентность. Хороший человек - это не профессия. Расплодили "хо-
роших людей"! И результаты налицо. А у погибшего, кстати, тоже дети,
двое! Их вам не жалко? - Белов сделал короткую паузу и решительно руба-
нул ладонью воздух. - Предъявляйте обвинение и берите под стражу!
Письменное указание давать нужно?
- Нет. - Шеф опять был кругом прав.
- Значит, с этим решено, до конца месяца пойдет в суд. - Белов сделал
еще одну пометку. - А что с делом Вершиковой? Молоков жаловался, будто
мудрите, отчетность им портите, раскрываемость снижаете...
Я знал, что Молоков не жалуется, но шеф любил обострять ситуации.
- ...Разве мало оснований для предъявления обвинения?
- Да вроде достаточно, - я пожал плечами. - Но с другой стороны -
свидетели ничего не видели, прямых улик нет, сама Вершикова дает путаные
показания. Иногда мне кажется... В общем, не похоже, чтобы она просто
так, без причины совершила убийство.
- Э, Юрий Владимирович, признаться, такого от вас не ожидал, - с уко-
ром проговорил прокурор и усмехнулся.
- Чего "такого"?
- Такого мальчишества, даже, извините, дилетантства. "Кажется, навер-
ное, не похоже..." Да разве это следственные категории? Вы же профессио-
нал и должны оперировать только фактами. Фактами! Сколько преступлений
совершается практически безмотивно, по пьянке, когда не только причины
нет, но и повод-то пустяковый! Или вы первый год на следствии?
Он был прав.
- Где вы видели убийство при свидетелях, с изобилием прямых улик? Не-
очевидные преступления доказываются всегда на косвенных, и они ничуть не
хуже, даже прочнее, вы это знаете из теории, но с косвенными доказа-
тельствами труднее работать!
- Убедили, - попытался я прервать аутодафе, но не тут-то было.
- Искусство следователя, я имею в виду хорошего следователя, - нраво-
учительно продолжал прокурор, - в том и состоит, чтобы уметь интуитивные
догадки превращать в доказательства. А все эти голые сомнения... - Он
махнул рукой. - Грош им цена.
Белов хлопнул ладонью по столу, как бы вбивая беспочвенные сомнения в
полированную столешницу.
- Предъявите Вершиковой обвинение, допросите тщательно, подробно,
постарайтесь установить психологический контакт, пусть она вспомнит
мельчайшие детали происшедшего. И все станет понятно и бесспорно. И кон-
чайте дело, нечего тут мудрить.
Все было ясно. Я вел себя как неопытный стажер, еще не распрощавшийся
со студенческой инфантильностью, и Белов недвусмысленно указал на это.
Хорошо еще, что он не знает, как я потрошил сигареты!
Я достал план расследования. Почти против всех пунктов стояли "птич-
ки" - выполнено. Что еще остается? Получить документы, характеризующие
участников дела, - запросы посланы, подождем. Истребовать акт судеб-
но-медицинской экспертизы - это нужно срочно. Сел за машинку, отпечатал
запрос, вручил практикантам. Ничего неожиданного от заключения врачей я
не ожидал - иначе мне бы уже позвонили. Но когда ребята принесли бумагу
с чуть расплывчатой лиловой печатью, напряженно вчитывался в неровный
из-за разболтанности литер текст.
Смерть наступила около полуночи от проникающего ранения сердца, дру-
гих повреждений не обнаружено. Легкая степень опьянения, ядов в крови
нет.
Да и откуда им быть, ядам? Страховочный контрольный вопрос, на всякий
случай. Из того же ряда, что проколотые сигареты.
Я бросил злополучную пачку в "дипломат". Если сейчас осветить ее
ультрафиолетом, свежий клей обязательно выдаст проделанные неким сверх-
подозрительным субъектом страховочные манипуляции.
У Вершиковой не было ни ультрафиолетового осветителя, ни лупы, но она
так пристально рассматривала яркую сигаретную пачку, что у меня мелькну-
ла глупая мысль, будто она видит все невооруженным взглядом.
- Откуда это?
Бледная, с отеками под глазами, равнодушная ко всему окружающему, она
вдруг оживилась, в голосе появился неподдельный интерес.
- Золотов передал для вас.
- Золотов?!
Здесь приятные пустячки имеют другую цену, чем на свободе. Фирменные
сигареты, переданные с воли в знак внимания, - все равно что в обычных
условиях ультрамодное платье, специально привезенное из-за границы. А
может, и ценнее! Ну кого бы Вершикова удивила в своей парикмахерской но-
вым платьем? А тут в камере - фурор: охи, вздохи, завистливые восклица-
ния. "Счастливица" окажется в центре внимания, событие запомнится.
- Молодец, Валера. Не говорил ничего?
Вершикова распечатала сигареты. Руки у нее были некрасивые - широкая
кисть, короткие пальцы с мелкими, будто обгрызенными ногтями.
- Привет передал, о здоровье справлялся. Поддержать вас хотел, обод-
рить.
Вершикова улыбнулась.
- Молодец, свое дело туго знает!
- Какое "свое дело"?
- Спички найдутся? - проигнорировала она мой недоуменный вопрос.
Я полез в портфель. Тусклый свет слабой лампочки рассеивался в кро-
хотном, без окон, кабинете. Стол прибит к полу, стул и табурет по обе
стороны от него тоже прихвачены металлическими уголками. Под высоким по-
толком лениво вращались лопасти вентилятора, натужно гудел мотор в чер-
ном отверстии вытяжной системы. Они включились автоматически, одновре-
менно с электрическим освещением.
Не помогало. Воздух оставался душным, накрепко пропитанным застарелым
запахом дыма тысяч папирос и сигарет. Их курили взвинченные, издерганные
опера и усталые следователи, угощали людей, сидящих напротив, - без это-
го устоявшегося ритуала не обходится почти ни один допрос. Глубоко затя-
гивались подозреваемые, облегчившие душу признанием, нервно глотали дым
те, кто был "в отказе" и надеялся выйти отсюда "под расписку". Хотя это
и шаблонно, но маленький, начиненный табаком бумажный цилиндрик очень
часто оказывал растормаживающее действие и способствовал установлению
взаимопонимания.
И Вершикова заметно расслабилась, успокоилась, повеселела. Пора пере-
ходить к делу.
Я достал заранее приготовленное постановление, разложил на неудобном
столе бланк протокола допроса.
- Вам предъявляется обвинение в умышленном убийстве гражданина Пет-
ренко, то есть в преступлении, предусмотренном статьей сто третьей Уго-
ловного кодекса РСФСР...
Привычно выстреливая казенные обороты, я завершил процедуру установ-
ленным вопросом.
- Признаете ли вы себя виновной и что можете показать по существу об-
винения?
Вершикова цинично скривила губы.
- Показать-то кое-что могу, а вот сто третью брать не собираюсь! Де-
ло-то как было: посидели, потрепались, выпили, музыка там и все дела...
Валерка с Галкой наверх поднялись, а Федун ко мне полез... Я и так, и
этак: нет, не хочу, отстань, вырываюсь - куда там!
С Вершиковой произошла удивительная метаморфоза. То же отекшее, голое
без косметики лицо с рубцами от жесткой свалявшейся подушки, мятый-пере-
мятый вельветовый сарафан, двойник того, что был на Марочниковой, но она
сама неуловимо изменилась, разительно отличаясь от Вершиковой на первом
допросе и даже от самой себя пятнадцать минут назад, когда ее только
ввели в следственный кабинет. Хотя я не сразу определил, в чем же состо-
ит эта перемена.
- Вижу - плохо дело: хватает за разные места, платье срывает, выдра-
лась кое-как, отскочила к стенке, там этот ножик висит... Схватила, выс-
тавила - не подходи! А он налетел с разбегу...
Составляя протокол, я незаметно наблюдал за обвиняемой. Она снова за-
курила, на этот раз не спросив разрешения, и, раздумчиво выпуская дым
сквозь плотно сжатые губы, остановившимся взглядом словно бы продавлива-
ла неровную шероховатую стену.
Внимательно прочитала протокол, спокойно, с заметной удовлетворен-
ностью подписала, по-хозяйски убрала сигареты в крохотный, с кнопочкой,
нагрудный карман и, подчиняясь короткому жесту возникшей в дверях женщи-
ны в зеленой форме, вышла не попрощавшись.
Я наконец понял, что изменилось: она держалась очень уверенно, как
человек, принявший трудное решение и готовый следовать ему при любых
обстоятельствах.
Возвращаясь в прокуратуру, я обдумывал результаты допроса. Многое в
нем мне не понравилось.
Не понравилось запоздавшее на два дня расчетливое признание.
Не понравилось, как Вершикова говорила: слишком напористо и зло, буд-
