рытие сильным аргументом легло на чашу весов, колебавшихся от противоре-
чивых, двойственных чувств, которые он к ней испытывал.
- Удивился? То-то же!
- Но каким образом?
- Он позвонил. Я говорила, где работаю, запомнил, нашел телефон,
пригласил... А вышли из кино, чувствую, ему стало плохо, хоть вида не
показывает, я говорю - что-то устала, давай возьмем такси. Доехали до
его дома, он отошел, зайдем, просит, и смотрит жалобно так... Зашла. С
родителями познакомились, милые люди, старенькие, как они бегали вокруг
меня, как хлопотали, чаем поили, на кухне с матерью слово за слово - и
выяснилось все.
- Что? - резко спросил Колпаков.
- Успокойся, Генчик. Поздний ребенок, родовая травма. Так что ты ни
при чем. Старики себя клянут, всю жизнь ему подчинили, но толку... Тя-
гость, жуть... Ушла под впечатлением, два дня не могла в себя прийти...
Тон Лены не соответствовал смыслу слов - веселая скороговорка девоч-
ки-болтушки.
- Учти, из-за тебя страдала! Ты доволен, что все выяснилось?
- Доволен? Странное представление о довольстве... История тяже-
ленькая...
- Не цепляйся к словам. Тебе легче? Спокойней?
- Легче? А почему он ходит в ДФК?
- Еще сомневаешься? Перестань, Генчик! Новая волна, общий интерес, он
и приходит, смотрит, где-то завидует - комплекс неполноценности и все
такое, отсюда странности поведения. А остальное ты сам домыслил - взгля-
ды, преследование, усмешки.
- Жаль парня.
- Самое смешное, что он, кажется, в меня влюбился.
- Очень смешно.
Колпаков попытался представить Лену идущей с инвалидом в кино, пьющей
чай на скромной кухне...
- А где он живет?
- Господи, какая разница! Он много раз звонил, звал в кино, в гости,
куда он еще, бедняга, может пригласить. С трудом удалось отговориться!
- Причины-то придумывала правдоподобные?
- Обижаешь.
- Ну-ну.
- Что с тобой, Генчик? Ты чем-то расстроен?
Действительно, что с ним? Вроде и ничего. Просто накатила волна разд-
ражения, стерла, как мокрой шершавой губкой, теплые чувства к яркой без-
заботной хозяйке, осталось лишь недоумение: зачем он здесь, почему ведет
пустой бессмысленный разговор то ли с дорогой фарфоровой статуэткой, то
ли с роскошной ангорской кошкой, заведомо непонимающей человеческую
речь, но умело реагирующей на интонации и прищуром глаз, мягким мурлыка-
ньем, подергиванием хвоста создающей иллюзию диалога.
Через мгновение он пришел в себя, отчуждение исчезло, мягкая рука
гладила его шею, душистые волосы щекотали лицо, под грубыми железными
пальцами кожа казалась еще нежнее, и он боялся причинить Лене боль. А
все остальное не имело значения.
Когда они прощались, Лена вдруг спохватилась:
- Ты знаешь, у Тамары Евгеньевны несчастье! Сыну на тренировке слома-
ли ногу.
- Этого еще не хватало!
- Хорошо, что у них в секции занимается врач, такой крепкий, предста-
вительный, с бородой - интересный мужчина. Он отвез Виктора в больницу,
сделал все, что надо, и привез домой. Я как раз у нее гостила, они и за-
являются, а Витька на костыле, нога в гипсе... Представляешь? Хомутова
чуть в обморок не упала, но врач ее успокоил. Очень любезный доктор...
Колпакову стало ясно, чем вызвана такая любезность, - Кулаков сам
сломал Витьке ногу. И это бы еще полбеды, но он совмещал и шинировал пе-
релом - любезность могла выйти боком... Плохо дело! Куда смотрел Николай
- он оставался за тренера!
- ...И Тамара Евгеньевна к нему расположилась. А вначале хотела жало-
ваться самому Габаеву!
- Кому?
- Габаеву! Разве ты его не знаешь?
- А кто он такой, этот "сам Габаев"?
- Ну, ты даешь! Это же главный по карате!
Колпаков недоумевающе смотрел на Лену.
- Откуда ты взяла?
- Да все это знают, Генчик!
Лена широко раскрыла удивленные глаза.
- У Зверевой есть список, ну... людей, которые решают вопросы в раз-
ных сферах. Так по карате на первом месте Габаев. Ты тоже там есть, но
идешь после него... Он вроде председатель.
Колпаков с трудом сдержал ругательство.
- Гришка Габаев - рядовой тренер. Он не председатель федерации, даже
не заместитель. Кстати, заместитель - я, хотя хвастаться этим и в голову
никогда не приходило. Как спортсмен он тоже мне уступает. Я тебе это го-
ворю, чтобы ты не верила слепо всякой Зверевой и ей подобным.
Лена простодушно захлопала ресницами и потупилась.
- Генчик, ты такой непрактичный... Неважно, кто там официальный пред-
седатель, важно, что Габаев решает любой вопрос, для людей этого доста-
точно.
- Да ничего он не решает и решать не может!
- Ты просто не в курсе, Генчик. Зверева выходила на него, чтобы выде-
лили зал одной группе, - он все сделал!
- Ясно, - нехорошим голосом сказал Колпаков и повернулся к двери, но
задержался. - А какое отношение имеет косметичка Зверева к выделению
спортивных залов?
- О-о-о! Хозяйка модного салона, клиентки тщательно отобраны, она ко
всему на свете имеет отношение! В прошлом году одного мальчика в инсти-
тут международных отношений устраивала... У красивых ухоженных женщин
если не муж начальник, так влиятельные друзья. А она массажик делает
не-еежно, ла-а-асково и шепчет: "Марья Сергеевна, милая, родственница
сына в институт определяет, мне, конечно, неудобно, но, может, ваш суп-
руг подстрахует..." Кто откажет?
- Ну, ладно! - Колпаков не дослушал.
Габаева дома не оказалось, а к утру злость прошла. Люди все разные,
каждый живет, как считает правильным. Черт с ним!
Зашел к Колодину узнать новости. Он редко бывал у председателя феде-
рации на работе и каждый раз удивлялся бешеному ритму производственной
жизни главного инженера.
Разбросав посетителей и отключив телефон, Сергей Павлович перевел
дух.
- Наверное, скоро сойду с ума, - сообщил он. - И здесь голова кругом
идет, и там добавляют. Впору бросить к черту это председательство! Чем
дальше - тем хуже!
- А что случилось?
Колодин с досадой махнул рукой.
- Хомутову ногу сломали, в группе Зимина два перелома пальцев, у Сля-
мина еще похлеще... - Он сокрушенно покрутил головой. - Изготовили нун-
чаки, стали отрабатывать с ними упражнения, один сам себе попал по за-
тылку, сейчас в больнице с тяжелым сотрясением мозга. А нунчаки, между
прочим, признаются холодным оружием, за изготовление и ношение можно под
суд угодить!
- Мы же предупреждали, объясняли про всякие орудия и про технику бе-
зопасности...
- Что толку от объяснений? Результаты-то налицо! Я часто вспоминаю
Стукалова - стихия действительно выходит из-под контроля! "Дикие" секции
плодятся как грибы...
- Да, с этим надо кончать.
- Как? Сейчас обстановка прояснилась, официальных тренеров двое - ты
и Габаев. Всем остальным надо запретить проводить занятия, группы рас-
пустить. Но принять такое решение легче, чем исполнить.
Колодин вздохнул.
- И все же это частности, главное в другом... Не туда идет карате,
совсем не туда... Иногда я даже думаю, что зря мы бросили зерна, зря
пестовали, лелеяли - всходы получились чужими, страшненькими. Того и
гляди задушат.
То же самое говорил Зимин, а раньше - Гончаров.
- Не надо сгущать краски, Сергей Павлович. Временные трудности, слож-
ности становления - где их нет? Усилим контроль, ужесточим требования,
все войдет в норму!
- Будем надеяться. В четверг соберемся, обсудим, примем решение, а до
тех пор подумай, как обеспечить его выполнение.
Колпаков не стал ждать четверга и вечером отправился в "Колос". Он
уже все обдумал и имел четкий план действий.
В секции Котова как раз случился принципиальный спор между новичком -
округло-крепким, как голыш, коротко стриженным боксером-перворазрядником
и пластичным резким парнем по прозвищу Никодимус.
Закрепощенный мышцами боксер не мог сделать шпагат, поднять ногу до
уровня головы или, согнувшись, прижаться лицом к коленям. Он считал, что
это и не очень-то важно, оглушительно бил по мешку и ждал, когда ему
откроют секреты непобедимости.
Котов заставил заниматься растяжками, упражнения не получались, бок-
сер раздражался. Когда Никодимус показал, как надо делать, раздражение
прорвалось.
- Балерун, ножка влево, ручка вправо! Ты когда-нибудь был на ринге?
Никодимус спокойно вернулся к своим занятиям.
- Там эти твои танцы ничего не стоят!
Никодимус, не обращая внимания, продолжал выпрыгивать с ударом в уро-
вень головы. Зрелище было впечатляющим, но лишенный воображения крепыш
сказал, что уложит его за три минуты, никакие фортели не спасут и выкри-
ки тоже не помогут.
- Ты сколько классов кончил? - спросил Никодимус, приводя в порядок
дыхание. - Учился, наверное, неважно?
Судя по невыразительным глазкам крепыша-голыша, вопрос попал в точку.
- А вот давай попробуем в спарринге, узнаешь! - недобро засопел он,
придвигаясь.
Никодимус пожал плечами и отвернулся.
- Боишься, умник? Сам небось отличником был? Привык за словами от де-
ла прятаться?
Все перестали тренироваться и собрались полукругом, ожидая, чем за-
кончится спор. В зале установилась напряженная тишина.
- Ну так как, Никодимус? - спросил Котов. Дерзость новичка его заде-
ла, хотелось, чтобы ученик проучил наглеца и отстоял честь секции.
Никодимус снова пожал плечами. Ему все было ясно: нравится бокс - за-
нимайся боксом, пришел сюда - осваивай новое дело. При чем здесь спар-
ринг, который будет напоминать выяснение детского вопроса: кто сильнее -
слон или кит?
По его мнению, тренер должен поставить на место задиру, а то и выста-
вить вон, чтобы неповадно было затевать глупые ссоры.
Но тренер смотрел выжидающе, да и остальные тоже, похоже, у них такой
ясности нет и они, чего доброго, подозревают его в трусости, как и этот
крепыш с лицом дебила.
- Так как, выйдешь на спарринг? - В голосе Котова проявилось нетерпе-
ние.
Никодимус третий раз пожал плечами и начал надевать протекторы. Нови-
чок, ухмыляясь, достал боксерские перчатки.
Они стали друг против друга, Котов подал команду, Никодимус поклонил-
ся, боксер - нет. Котов скомандовал отставить, грубо сделал замечание и
вновь приказал начать бой.
Боксер ринулся в атаку, бешено меся воздух, Никодимус отпрыгнул,
обозначил удар ногой в бок, отпрыгнул еще, спасаясь от неумолимо надви-
гающихся шатунов, взмахнул ногой второй раз и снова был вынужден отско-
чить. Он привык к бесконтактному ведению боя, боксер, напротив, наносить
сокрушительные удары и принимать такие же - на руки, плечи, если надо -
держать их корпусом, головой. Нереальные отмашки противника могли бы его
насторожить, если бы у него было чуть больше ума, но он просто не обра-
щал внимания, подумаешь, укус комара, и пер вперед, стремясь достать
жалкого беспомощного умника хоть один раз. Он очень не любил умников и
знал, что одного раза тому вполне хватит.
Никодимус не мог остановить шквал ударов, он только отпрыгивал от них
и еще пытался что-то сделать, возможно, правильно, и на соревнованиях
судьи присудили бы ему высокие баллы, а может, и победу, но зрителям он
казался железнодорожным рабочим, который условными знаками заводит на
нужную ветку маневровый паровоз, но паровоз почему-то не снижает скорос-
ти и через секунду расплющит его о возникшую за спиной преграду.
Никодимус отпрыгнул очередной раз и, оказавшись у стены, понял, что
проиграл, опустил руки, но стриженый не обращал внимания на мелочи, он
любил полную, ощущаемую мышцами наглядную ясность, голова Никодимуса,
отброшенная мощным ударом, громко стукнулась о стену, глаза закатились,
из носа брызнула кровь, и он кулем упал на пол, неловко отбросив руку с
неиспользованным протектором.
- Зачем ты это сделал? - бросил в пространство Котов, глядя, как ре-
бята переворачивают пострадавшего на спину и обтирают с лица кровь.
