не связывался, потому что у него были другие интересы и другие источники
дохода, к тому же все, кто занимался этим делом, плохо кончали: в лучшем
случае увольнением, в худшем - сроком, а в самом худшем - непонятной
скоропостижной смертью. Баксов он отродясь в руках не держал и испытывал
к ним некоторую опаску еще с тех времен, когда за валюту вполне можно
было загреметь на шесть-восемь лет. Всеобщая долларизация его поселок не
затронула: здесь во взаиморасчетах по-прежнему применялись прицепы ком-
бикорма, свиные ляжки и сладкий грушевый самогон.
Поэтому предложение его никоим образом не заинтересовало. Обычно те,
кто пытается проложить "дорогу", знают, к кому с этим обращаться. Но ко-
ренастый бандит обратился к нему, его сверлил оловянными глазами-бурав-
чиками, именно его заставлял сделать то, чего он не делал всю жизнь, и
его собирался застрелить в случае отказа. Делал он все это не в глухом
лесу, не темной ночью - напротив, на многолюдной улице, рядом с городс-
ким отделом милиции, и форма Тимшина его нимало не смущала. Дружок бан-
дита - высокий, с вытянутой и сплющенной по бокам головой - стоял чуть
сбоку и зловеще улыбался.
Старшине предстояло сделать выбор. Или выхватить пистолет, уложить
нападающих мордами на асфальт, как любят проделывать лихие оперативники,
вызвать подмогу и сдать их куда положено. Но пистолета у старшины никог-
да не было, да и на подобные кинематографические подвиги он не был спо-
собен. К тому же еще десять лет назад такая акция могла дать результат,
а сейчас получится пшик - выпустят этих "быков" через трое суток, а то и
через три часа, за недоказанностью состава преступления.
Или взять записку и сделать вид, что собирается ее передать.
Или геройски погибнуть на боевом посту.
Тимшин выбрал второй вариант, как наименее безобидный.
- Выйдешь с ответом к обеду прямо сюда, - приказал крепыш и засунул
старшине в карман две бумажки.
Словно во сне Тимшин добрел до работы, невнимательно выслушал
инструктаж и принялся заполнять журнал перемещения задержанных. Сегодня
в тюрьму отправляли двенадцать человек, выпускали троих, оставались си-
деть двадцать два.
О случившемся следовало доложить начальству, но Тимшин чувствовал,
что ничего путного из этого не выйдет - сам же окажется виноватым. Зачем
брал малевку? Да еще и деньги получил! Вначале согласился, потом испу-
гался и передумал? Вряд ли начальство поспешит его защищать, скорее нач-
нет о себе заботиться, как обычно...
Конечно, самое простое передать послание по назначению. Пишут там
всегда одинаковое: "не колись, мы тебя отмажем", или "бери все на себя,
дадут условно", или еще какую-нибудь ерунду. А в ответ тоже гонят одно и
то же: "спрячь вещи", "скажи Галке, что я был у нее", "Крыса, сука, всех
сдает"...
Передать письмо, забрать ответ - ничего сложного здесь нет. Но только
на этом они не успокоятся. Потребуют что-нибудь еще, потом еще... Кого-
ток увяз - всей птичке пропасть!
Проведя заскорузлым пальцем со стершимся от сельскохозяйственного
труда плоским ногтем по графам журнала, старшина отыскал так стремитель-
но ворвавшуюся в его жизнь фамилию. Печенков находился в восьмой камере.
Вместе с ним содержался Колеров...
Увидев, кто находится в соседях у адресата малевки, Тимшин донял, что
передать ее не удастся. Хотя он и не вникал в тонкости милицейской рабо-
ты, но знал, что Колеров попадает сюда не так, как все. Его привозит
подполковник Коренев, и он же освобождает через трое суток. Значит, Ко-
леров не обычный арестант, а человек Коренева. Если отдать Печенкову за-
писку, Коренев узнает об этом очень быстро, и тогда его, Тимшина, пос-
тигнет печальная судьба многочисленных предшественников.
Старшина перевел дух. Это для него даже лучше. Те узнают, в чем дело,
и сразу отвяжутся.
Придумав какой-то предлог, он отпросился у дежурного на полчаса и в
назначенное время подошел к условленному месту. Там стоял один узкоголо-
вый.
- Принес ответ? - хищно ощерился он, обнажая мелкие острые зубы.
- Не выйдет у вас ничего, братцы, - печально вздохнул Тимшин. - С ним
"утка" сидит. Все, что в этой камере делается, опер тут же знает.
Острые мелкие зубы хищно заблестели. Казалось, что их в два раза
больше, чем у нормального человека.
- Что за "утка"? Как фамилия?
Тимшин оглянулся по сторонам.
- Колеров. Сегодня его выводят, может, другую подсадят.
- Сегодня? - насторожился мелкозубый - Во сколько?
- Через час. Может, через два.
- А сколько всего выходить будут?
- Трое.
- Значит, так. Чтоб этот первым вышел. Ты понял?
- Его опер встречает.
- Не твоя забота.
Расставшись со старшиной, Сережка Фитиль прошел квартал и нырнул в
подворотню. Здесь в неприметном замызганном "Москвиче" его ждал напарник
- крепкоплечий Самсон. Фитиль быстро ввел его в курс дела.
- Точно. Надо этого гада выпотрошить.
- Старшина сказал, его опер встречает.
- Не пойдет же он с ним. Сдоит и отпустит. А мы его заманим в машину,
отвезем за город и потолкуем.
На этот раз Лис не встретил Лешего, и он, переполненный информацией,
вышел из калитки в зеленых железных воротах в квадратный, изрядно заму-
соренный и мрачноватый двор. Пройдя двор насквозь, он вышел на широкий
проспект, привычно осмотрелся и сразу увидел двоих парней, приметы одно-
го оказались знакомыми: высокий, вытянутая и сплюснутая голова. Второй
пониже, но широкий в плечах и очень сильный. Они явно наблюдали за под-
воротней и, увидев освобожденного, переглянулись. Не фиксируя на них
взгляда. Леший с безразличным видом прошел мимо. Словно самонаводящиеся
торпеды, парни синхронно двинулись за ним.
По спине прошел холодок. Как и все опытные люди, особенно те из них,
которые балансируют на грани жизни и смерти, он не верил в совпадения и
очень остро чувствовал опасность. Связи Печенкова вполне могли сшиваться
в районе ИВС, но знать его и интересоваться им при нормальном раскладе
никак не могли. Значит...
Двойная жизнь рано или поздно приводит к тому, что можно потерять ос-
новную. Несколько раз Леший уже бывал на грани разоблачения. Однажды на
"малине" в Новороссийске он столкнулся с двумя блатарями, которые знали
его под разными фамилиями. Еще хуже, что и биографии его не совпадали. С
фамилиями как-то можно отмазаться, но правдоподобно объяснить раздвоение
жизни очень трудно. Потому что первая мысль, которая приходит в голову
битому жизнью урке, - о ментовских штучках: "легендах", с помощью кото-
рых стукача внедряют в разрабатываемую среду.
Тогда он попер нахрапом - забожился самой страшной воровской божбой:
"Век свободы не видать, буду я козел и блядь...", а потом схватил пику и
пообещал на месте пришить каждого, кто усомнится в его кристальной во-
ровской честности. Играл он очень убедительно, потому что другого выхода
не было: если бы кто-то продолжал настаивать на своем - пришлось бы его
резать, иначе кранты. Тут прав не тот, кто прав, а кто смелей и наг-
лей...
Леший не оборачивался, но чувствовал, как враждебные взгляды буравят
ему спину. На улице многолюдно, но это ровным счетом ничего не значит:
что захотят, то и сделают. Помешать им мог только один человек - он сам.
Леший прикинул свои возможности. Он был крученым, жилистым и умелым в
драках, но против двух молодых парней вряд ли сможет устоять, тем более
- один такой бугай. Если бы еще знать, что они пустые... Но нет, сейчас
пустым никто не ходит - либо с пером, либо с "БОЛЬШОЙ"... А у него само-
го в карманах, кроме пятидесяти тысяч, поломанной расчески и ключа от
квартиры, ничего не было.
Времени в запасе оставалось немного... Если ничего не придумать, че-
рез несколько минут наступит развязка... Впереди располагался небольшой
универсальный магазин. Леший лихорадочно прокручивал в голове варианты и
кое-что придумал. Хоть бы эти "быки" не потащились следом...
С беззаботным видом Леший нырнул в стеклянную дверь, подошел к перво-
му же прилавку, косанул назад. Преследователи остались на улице. Не то-
ропясь, он обошел торговые залы, в скобяном отделе остановился у прилав-
ка с ножами и внимательно осмотрел представленный ассортимент. Под толс-
тым стеклом лежало не менее трех десятков образцов. Кухонные, разделоч-
ные, столовые... Разных форм и размеров. С волнообразным лезвием для
резки хлеба, похожие на пилочку - для сыра и лимона, с раздвоенным кон-
цом - для потрошения рыбы... По одному и наборами, наши и импортные, от
пятнадцати до пятисот тысяч.
- Вам для рыбы или для мяса? - симпатичная девушка в аккуратном фир-
менном халатике подошла помочь потенциальному покупателю, несмотря на
его затрапезный вид.
- Вот этот покажи... И этот...
Перебрав несколько штук, он выбрал универсальный нож подходящей дли-
ны, с крепким клинком и отверстием в верхней части массивной пластмассо-
вой ручки. Он удобно сидел в руке, режущую кромку лезвия образовывали
сотни проточек с одной стороны клинка.
- Это лазерная заточка, - пояснила девушка. - Он очень острый и не
тупится много лет.
Леший заплатил двадцать пять тысяч, девушка хотела завернуть покупку,
но он отказался и сунул нож в карман.
- Где у вас второй выход?
Девушка покачала головой.
- У нас его нет. Где вход, там и выход. И товар оттуда заносим.
В другом отделе Леший купил толстые ботиночные шнурки, отойдя в угол,
продел один в отверстие рукоятки и сделал петлю. Петлю он надел на запя-
стье, а нож засунул в рукав. Потом купил сигарет и демонстративно прику-
рил на выходе.
Почти сразу подошел высокий.
- Слышь, ты Колеров?
Этот вопрос расставил все на свои места. Потому что "Колеров" - это
псевдоним, под которым он объявлялся только в ИВС. И больше нигде. Зна-
чит, его кто-то сдал.
- С чего ты взял? Обознался, парень! - грубо буркнув в ответ, Леший
быстро пошел вперед.
Но у ближайшей подворотни его догнали.
- А ну иди сюда, сука! - сильная рука вцепилась в предплечье и рвану-
ла его в сторону. Высокий наседал с другой стороны, держа руку под курт-
кой, на уровне пояса.
В вытянутом, как колодец, дворе никого не было. Железные лестницы
опутывали по периметру обшарпанные стены. Воняло помойкой.
- Что тебе Мишка сказал? - длинноголовый вынул из-под куртки руку с
"БОЛЬШОЙ" и приставил ствол к голове Лешего. "ТТ", - определил тот. -
Курок не взведен". На все про все у него было меньше минуты. Рывком ос-
вободив руку, он писанул коренастого по шее, тот сразу отпустил его,
схватился за рану и, страшно хрипя, опрокинулся навзничь. Длинный дернул
пальцем, безуспешно пытаясь нажать спуск. Его он ударил в распахнутый
вырез куртки. Как он и предполагал, пластмассовая ручка взмокрела, стала
скользкой и, если бы не петля, выскользнула бы из рук.
Нагнувшись, Леший вытер руки и нож о землю и тут же загреб это место
ботинком. В подворотне послышались голоса. Он бросил нож в сторону му-
сорных баков и неторопливым шагом пошел на улицу, разминувшись с двумя
толстыми тетками: Одна впилась в него цепким, запоминающим взглядом; Он
втянул голову в плечи и отвернулся: Через минуту сзади раздался отчаян-
ный женский Визг.
Не ускоряя движения, Леший перешел улицу, свернул за угол, сел в ав-
тобус и, проехав три остановки, вышел; его била нервная дрожь, и хотя он
понимал, что привлекать постороннего внимания нельзя, но непроизвольно
оглядывался, отряхивал одежду. Потирал руки; будто пытаясь стереть то,
что может на них оказаться. Так не избавишься от улик: надо раздеться,
сжечь все вещи, выкупаться, постричь ногти, потереть пальцы щеткой.
Он впервые заделал "мокруху", да еще двойную, хотя пару раз в молодые
годы приходилось резать оборзевших рогометов, но сейчас спрос будет сов-
сем другой... И надо же было вляпаться: баба его срисовала и наверняка
