-- Жаль... -- помолчав с минуту, процедил сквозь зубы комиссар и
добавил, -- если это так на самом деле, то жаль... Если не хотите этого
сказать, то значит вы ничего не поняли и весь наш разговор впустую, и тогда
обидно вдвойне, за вас и за весь род человеческий.
Комиссар встал со стола, подошел к двери, -- я следом за ним, -- он
распахнул ее передо мною и сказал подчеркнуто вежливо и сухо.
-- Мсье де Санс, надеюсь, излишне говорить вам о конфиденциальности
нашей беседы. Прощайте! И если наши пути разойдутся, буду только рад.
Я вышел, а комиссар Кориме, захлопнув за мной дверь, остался в
кабинете. Я все еще находился под прессом услышанного, и вдруг голос Карла:
-- Здравствуйте, Морис, вам обо всем известно?
-- Да, -- выдавил из себя я, и, взглянув на Карла, увидел, что на грудь
его наложена повязка.
-- Куда тебя?
-- Ничего серьезного...
Карл, раненный в грудь двумя пулями, тем не менее держался так, словно
получил две царапины. Он как-то виновато стал объяснять мне, что был ранен
одной из первых автоматных очередей и потому с самого начала изменить уже
что-либо не мог.
-- Перестань оправдываться, Крал, твоей вины в том нет, ты ведь не
должен был охранять ее от друзей, -- сказал я.
-- Но я видел, в последний момент видел, как ее силой вытащили из
палаты, не думаю, что Пат хотела идти с ними, -- с сомнением в голосе
возразил он.
-- Карл, отправляйся вниз, найдешь мою машину, подожди в ней, а я хочу
еще кое-что для себя выяснить...
Я искал молоденького лейтенанта, да, да, -- все того же, и, когда
нашел, попросил его показать мне убитого террориста.
-- Я знаю в лицо некоторых друзей дочери, -- пояснил я ему свою
просьбу.
-- Мне придется доложить комиссару, -- отвечал мне лейтенант; скоро он
пришел и принес разрешение:
-- Пойдемте.
А через пятнадцать минут я уже садился за руль. Карл с заднего сидения,
внимательно изучив мое лицо, заметил:
-- Морис, вы выглядите так, словно увидели призрак.
-- Призрак?! Вот уж верно, -- пробормотал я, работая как автомат. Вывел
машину на автостраду, набрав скорость, перестроился в крайний левый ряд, и
уже тогда сказал, то ли Карлу, то ли разговаривая с самим собой:
-- Только что я видел едва остывшее тело человека, труп которого я
осматривал еще две недели назад...
Да, вы не ошиблись... Убитым террористом был Анри Росток...
29.
Я отвез Карла домой. Филидора на месте не оказалось, я напрасно прождал
его, наверное, с час, а после отправился в Сен-Клу. Почему не в замок? --
возможно, спросите вы, но мог ли я быть уверен, что за мной не следит
полиция, это во-первых, и во-вторых -- я не поехал по той простой причине,
что не надеялся найти там Патрицию.
Уже около родных стен, в машине замурлыкал телефон.
-- Морис, я был у Куена, -- услышал я в трубке голос Рейна.
-- Какого черта! -- меня почти взбесил его поступок, -- в этом не было
необходимости! Мы же договорились, Рейн!
-- Я подумал, что будет лучше, если... К тому же Куен дал слово, его
интересует только архив Томашевского, даже если Скотт причастен к убийству
моего отца, он обещал ни во что не вмешиваться и ничего не сообщать
полиции...
-- И ты полагаешь, Скотт отдаст архив?!
-- Морис, здесь со мной рядом Андрэ Пани, это человек Куена, он хочет с
тобой поговорить.
-- Месье де Санс, -- произнес в трубку сильный мужской голос, -- если
вы и в самом деле радеете за друга, тогда о чем мы спорим. Этот архив. Вы
знаете его цену и знаете, чем это может обернуться для господина Скотта...
Вы должны помочь и нам, и ему.
"Увы, он прав", -- подумал я.
-- Хорошо, я еду, где вы?
-- В ста метрах от его виллы.
Андрэ Пани был циклопом. Над переносицей в основании высокого лба под
косматой зависшей козырьком бровью, почему-то рыжей, в отличие от его
попорченных сединами волос, как смоль, черных и с таким же матовым блеском,
под бровью, взлетевшей высокой дугой, одиноко пронзительно смотрел его
единственный черный глаз. Однако в выражении его прямоугольного и плоского
лица с широким вдавленным в череп носом, не было звериной тупости известного
мифологического героя, поверите ли -- оно казалось даже добрым и только
морщины делали его таким. Голова могла бы представляться большой, но при его
данных в два с лишним метра роста и почти столько же в плечах -- отнюдь нет,
под ослепительно белой сорочкой с короткими рукавами без труда угадывался
могучий торс. Что за силища! -- невольно вызывал он всем своим видом вздох
восхищения. Одно слово -- циклоп.
Был с нами и некто Гоне, тоже в штатском, но невысокий, коренастый, лет
пятидесяти от роду и СВОЙ...
У ворот виллы мы задержались ненадолго. Нас встретили двое охранников,
одного из них звали Филип Конс, другого -- Клод...
-- Полиция! Отдел по борьбе с наркотиками, -- предъявил Гоне ордер на
обыск.
Я понял, что это лишь прикрытие.
-- Нам нужен доктор Скотт, он дома? -- говорил Гоне.
-- Да, мсье.
-- Доложите ему о нашем визите.
В течение пяти минут охранник тщетно пытался связаться со Скоттом,
затем обратился к нам.
-- Мсье, вероятно, хозяин отдыхает... Но Клод (это был второй охранник)
проводит вас.
Очень скоро мы входили в дом. Один лишь Андрэ Пани весьма живо
отозвался на примечательный интерьер гостиной: вращая головой во все
стороны, он несколько раз повторил: "Однако, однако", -- но затем спросил:
-- Клод, вы уверены, что хозяин не покидал виллы?
-- Нет, мсье, он никуда не уезжал с утра.
Такой ответ и удивил, и насторожил меня -- не уезжал? Он же собирался в
клинику! Или кейс Томашевского где-то здесь?
-- Д-р Скотт не может быть в парке? -- спросил Пани, прохаживаясь по
гостиной, словно заглянув в некий музей.
-- Обычно у хозяина нет подобной привычки, он домосед, хотя кто знает.
-- Клод, где спальня д-ра Скотта? -- вдруг сказал я, почему-то подумал
о спальне -- и, к сожалению, оказался прав...
Охранник, по-видимому интуитивно почувствовав в Пани старшего,
вопросительно на него посмотрел; как, впрочем, и я на него.
" Пожалуйста, Клод, покажите нам дом,-- верно уловив обеспокоенность в
моем взгляде, принял решение Пани, -- А Вы, Гоне, проверьте парк, а после
давайте сюда всю прислугу, если не ошибаюсь, она расположена в том небольшом
домике, за оранжереей..."
Мы бегло осмотрели первые два этажа, однако ничто не привлекло нашего
внимания, и только на третьем...
" Здесь рабочий кабинет, библиотека, спальня,.."-- едва мы вышли из
лифта в коридор, объяснил Клод.
В доме Скотта полы всюду были из красного дерева, и потому мы не сразу
заметили потемневшие капли крови рядом с кабинетом.
Пани присел на одно колено:
"Совсем свежая..."
Я заглянул за приоткрытые двери -- никого. Следы крови вели в спальню.
Пани скрылся за ее дверью и тотчас позвал нас.
Когда мы вбежали, Пани стоял посреди комнаты, а на кровати лицом вниз
лежал Скотт, на его сорочке рдели алые пятна...
"Мсье де Санс, вы ведь, кажется, врач... не смогли бы вы осмотреть
тело?" -- произнес Пани.
Чтобы исполнить его просьбу, мне не понадобилось много времени, вот
только далось это нелегко... Смерть Скотта наступила примерно за два-три
часа до нашего прихода, а пули попали в область сердца и живота, -- обо всем
этом я и сказал Пани.
" Благодарю вас, мсье, -- кивнул мне Циклоп, -- пойдемте, господа, надо
дождаться приезда полиции, ему мы все равно уже ничем не поможем."
В гостиной он звонил по телефону, сообщал об убийстве, когда вместе со
служанкой вернулся Гоне. Служанка, полная обаятельная женщина средних лет,
услышав, что ее хозяин мертв, изменившись в лице, тихонько вскрикнула
-- Это все, Гоне? -- положив трубку, спросил Пани.
-- Да, мсье.
-- Повара Жака хозяин на сегодня отпустил, а Луиза уехала в деревню и
будет только послезавтра, -- выпалила на одном дыхании служанка и притихла,
словно испугавшись собственной смелости.
-- Ваше имя? -- посмотрел на нее Пани.
-- Мария... Мария Кантера, -- уже иным, дрожащим от волнения голосом
произнесла женщина.
-- Когда Вы в последний раз видели д-ра Скотта?
-- Он проводил этого мсье, -- она покосилась на меня, -- затем попросил
позвать Жака... Мсье приезжал сразу после завтрака... значит, было около
десяти утра.
-- И больше вы его не видели?
-- Нет, мсье. Когда Жак вернулся от хозяина, то сказал, что уходит на
весь день, что до хозяина, то он у нас строгий и не позволяет беспокоить
попусту...
-- Вам не известно, у д-ра Скотта в доме было оружие?
-- ...Да, пистолет, обычно он лежал в ящике стола, в кабинете...
-- Мэм, вы ничего необычного не заметили? Может быть, за завтраком? Или
в последние дни?
-- Наш хозяин всегда словно лед, он вида-то никогда не подаст, хоть все
плохо, хоть все хорошо. Вот с дочкой они последнее время не ладили, это
точно.
-- У них были ссоры?
-- Нет, но я видела: отношения у них испорчены.
-- Вы можете объяснить .в чем это проявлялось?
-- Да нет же, испорчены были и все тут...
Андрэ Пани еще долго терзал горничную, затем Клода, затем Филиппа Конс
-- второго охранника, и его ответы Циклопу я не могу не передать...
-- Скажите, Конс, кто-нибудь сегодня приезжал на виллу?
-- Этот месье, утром (естественно, речь шла обо мне).
-- Кто-нибудь еще?
-- Нет... Впрочем, после него приехала мадемуазель Элен, ее все утро не
было дома.
-- Вы все время находились в дежурке?
-- Я, да...
-- А Клод?
-- Да его-то и не было с час... но он наверняка был у Марии, он,
бывает, заходит к ней.
-- В котором часу?
-- С трех до четырех...
-- Элен Скотт уехала в это время?
-- Да.
-- Вам ничего не показалось странным?
-- Пожалуй, мсье... мадемуазель едва не снесла ворота, притормозив от
них в каких-то сантиметрах...
-- Она ничего не сказала?
-- Мсье, у хозяев нет привычки докладывать нам.
-- Конс, скажите, а можно ли проникнуть в парк, на виллу, минуя вас?
-- Хм... если я скажу "да" -- меня надо уволить... Не думаю, мсье...
здесь столько аппаратуры за каждым деревом, а вдоль забора -- собаки на
привязи, любого разорвут...
В этот момент их беседа прервалась -- приехала полиция...
Меня и Рейна Пани довел до ворот, сам он пока не собирался покидать
виллу. Я шел и думал об Элен. Где она? Что с ней? Думал о ней и Пани.
-- Мсье де Санс, кстати, как складывались отношения отца и дочери, у
них не имелось причин для вражды?
-- Послушайте, вы!!! -- возмутился я собственной догадке, -- к чему вы
клоните?
-- Во всяком случае, этого нельзя исключить... -- мягко сказал Пани.
-- Бред, -- отказывался верить я.
-- Будем надеяться, что скоро все проясниться...
Я подвез Рейна до города. Расстались мы очень сухо. Только в те минуты
я понял, насколько он мне неприятен, и, вероятно, Рейн это почувствовал.
Слишком многое вместил в себя тот день... Смерть Томашевского,
загнанного в угол собственным гением... Смерть охотников, ставших дичью, и
тех, кто вытянул несчастливый жребий, оказавшись утром в больнице Ретуни...
Смерть Скотта, до конца мной никогда не понятая, и что если справедливая...
но, увидев его мертвым, я не мог избавиться от щемящей сердце тоски...
Когда-то я называл его своим другом и теперь его не стало, совсем...
Вокруг сеяли смерть. Но это была лишь прелюдия к кошмару, который ждал
всех нас впереди...
Уик-энду, пронесшемуся черной тучей, не суждено было уйти мерной
