что стоял по соседству с тем, где жили Симпсоны, а потом взыграл каприз...
Кирпичи, рамы, решетки, листы крыши, мебель, тряпье, вещи и тела людей --
все взлетело, зависая в одетом в траур небе, совершив акробатические финты,
опало на газоны, мостовую, тротуары, на соседние дома... И сразу замелькали
зловещие тени. Рассыпаясь, словно муравьи, устремились люди туда, где
непроглядная темень, но, возвращаясь на свет пожарища, иные из них, рыская,
напоминали уже волков.
Я выбежал на балкон. Что-то темное размером с теннисный мяч пронеслось
совсем близко, едва не задев голову. Инстинктивно я пригнулся; оказалось,
камень, но за ним вдогонку летели уже другие; звон бьющегося стекла донесся
снизу -- били окна первого этажа. Под градом камней мне ничего не
оставалось, как поспешно ретироваться в комнату.
Затишье наступило минуты через две, и я наивно подумал, что, быть
может, этим все и закончится.
-- Надо сходить вниз, узнать, что там...
-- Я с тобой! -- воскликнула Элен.
-- Иди один, будет лучше, если она останется, наверху безопаснее, --
неожиданно вмешалась Пат: -- так или иначе, а сейчас мы все на одном тонущем
корабле...
Вот только могла ли на то согласиться Элен?! И потому, как она
метнулась ко мне, словно прячась за моей спиной от Патриции, что-либо
говорить было излишне.
Мы едва спустились в гостиную, как в окна, разбиваясь об их решетки,
полетели бутылки с бензином, затем снаружи позаботились о факелах, и тогда
подоконники, портьеры вспыхнули бесцветным и алым пламенем.
Какие иной раз нелепые мысли посещают нас в критические моменты жизни.
"Мне бы подвизаться пожарником, кажется, всю свою жизнь я только и
делаю, что спасаюсь от огня", -- подумал в ту минуту Ваш покорный слуга.
-- Кэтти! -- закричал я, вместе с Элен принимая бой.
-- Кэтти! -- звал я, срывая на пол карнизы, помогая себе, чем только
можно, чтобы погасить пламя.
Кэтти наконец появилась; с рукой на сердце, она, кажется, едва
удерживалась от того, чтобы не упасть в обморок; увы, мне некогда было
интересоваться ее здоровьем;
-- В доме есть огнетушители?!
-- Они... Я сейчас, мсье! -- выпалил выскочивший из-за спины бабушки
Бобби и кинулся куда-то к кухне. Тем временем в окна полетели еще две или
три бутылки, на лестнице показалась Пат и сообщила, что огонь в двух
спальнях. Слава Богу, Бобби, проявивший в ту ночь настоящее мужество, не
заставил себя ждать...
-- Пат! Второй этаж твой! -- крикнул я, указывая на один из двух
тяжелых баллонов, что принес юноша, и овладевая другим.
Патриция же упрямо покачала головой и будто нашла более рациональное
средство, уверенно пересекла гостиную, бросив на ходу непонятную фразу:
"Сосунки!", распахнула дверь, но сделала лишь шаг, как, оглушенная
бейсбольной битой, медленно сползла вниз по стене и осталась сидеть на
пороге. Тот, кто ее бил, пятясь и ухмыляясь, отступал -- ребенок лет
двенадцати, ОБЫЧНЫЙ циклоп. Я подбежал к дочери и, удостоверившись, что это
лишь нокаут, встал рядом с ней.
Нашими врагами были однокашники Бобби, только их стало на десяток
больше. Проклятые, несчастные в своем уродстве, отвратительные в поглотившей
их ненависти, 12-13-летние мальчишки, вооруженные главным образом
бейсбольными битами, встречали каждую свою удачу, будь то точное попадание
камнем или бутылкой, оглушительными криками восторга, прыжками, сопровождая
все это неприличными телодвижениями, выглядевшими тем более гадко и
омерзительно, когда это были дети. Я видел их глаза и понимал, что, улыбнись
им удача, они убьют без раздумий и сожаления. Но мог ли я ответить им тем
же?! И, мне кажется, они чувствовали мое бессилие перед ними, и потому вид
пистолета, выглядывающего из-за пояса, ничуть не внушал им страх. Однако я
все еще не расстался с огнетушителем, а уж применить его, как говорится, сам
черт велел. Я было подумал об этом, как почувствовал удар сзади по икрам. Я
охнул, упал на одно колено и тут же, оборачиваясь, вовремя поставил руку под
биту, метившую мне в голову, а затем той же рукой схватил оказавшегося за
моей спиной циклопа повыше ступни, потянул на себя -- он испуганно, цепляясь
за воздух, взмахнул своими недоруками и повалился на спину уже в дом.
Пущенные не чтобы промахнуться, чтобы поражать, три биты, одна за другой,
опрокинули меня, прежде чем я успел переключить свое внимание на что-то еще.
Мои враги не мешкали: сразу окружили, поволокли меня за ноги подальше от
дверей к дороге. Изловчившись, я нажал на кран оказавшегося как никогда
эффективного оружия, направляя струю пены во все стороны. Пены хватило ровно
настолько, чтобы раскидать мальчишек, одолевших было взрослого мужчину.
Освободившись, я увидел, что трое самых крепких и рослых любителей бейсбола
вбегают в мой дом. Вы знаете, кто разделался с ними? -- Бобби! Тем же
способом, что и я, искупав их с головы до пят. Но всего одно неосторожное
движение едва не стоило внуку Кетти жизни, -- наступая, он споткнулся на
ступеньках и оказался на земле. Сверху, ему на поясницу, прыгнул монстр о
двух головах, другой крикнул: "Лови!"-- и бросил небольшую канистру. Уродец,
стоящий на спине Бобби, уже готовился облить его бензином, и лишь я помешал
ему, в прыжке оттолкнув к стене... Уж так получилось, что канистра,
перевернувшись, плеснула ему на одежду, и лежавший, словно выжидая, в траве
факел коснулся адской смеси, рождая факел живой...
Я ужаснулся, как, наверное, ужаснулся и Бобби, -- я уже поднял его, он
схватился за мою руку, в глазах его отразилось пламя, губки задрожали, --
как, наверное, ужаснулись и все наши "друзья"- мутанты, вставшие неподвижно,
покоряясь гипнозу зрелища вдруг объявленной казни, а двухголовый катался по
земле и дико вопил.
-- Беги, парень, -- произнес я, подтолкнув Бобби к дому, наклоняясь за
его баллоном.
Я пытался подавить огонь пеной, но то ли оттого, что несчастный словно
нарочно в каком-то остервенении только мешал всем этим попыткам, беснуясь от
боли, то ли оттого, что делал я это неумело, все, казалось, впустую.
Выбежала Элен с огромным одеялом, набросила на него, на помощь ей пришел я,
а он бился, проявляя невозможную для столь юного возраста силу; и только
вдвоем мы задушили пламя, прежде чем оно превратило ребенка в обугленную
мертвую куклу.
Война, по крайней мере с ними, маленькими убийцами, была окончена. Но
они не позволили перенести их друга в дом, чтобы мы могли оказать
пострадавшему первую помощь.
-- Я врач, -- попытался было образумить их я.
-- Мы отнесем Клода его родителям, -- сказал один за всех и глядя на
меня исподлобья.
-- Но он может умереть...
-- Тогда вы ответите за это...
О чем мне больше всего хотелось спросить у них -- кто родители Клода?
Я не решился.
Я все же вынес им носилки. Они восприняли это как должное и, дружно
подхватив их уже с Клодом, понесли словно знамя.
Только теперь я оглянулся вокруг. Порой так случается -- человек,
спасаясь от ночного кошмара, проснувшись, вдруг осознает, что явь еще более
страшна, нежели сон.
И только теперь, оглянувшись вокруг, я увидел, что стою среди улицы,
где Насилие и Жестокость, на руках в паланкине, принесшие ЗЛО, вселяясь в
души и монстров, и людей вершили черный суд, и ЗЛО, шаман без сердца, бил в
свой громкий бубен -- то размеренно, сотрясая воздух грохотом взрывов бомб
или машин, то часто-часто, срываясь на стрекот автоматных очередей, то почти
замолкая, какими-то одиночными робкими выстрелами, и все завывая воплями
женщин, полными боли и ужаса, то плачем детей, то исступленными ариями
сумасшедших, тех, кто сошел с ума, и тех, кто раболепствовал перед Злом...
но даже ЗЛО было лишь слугой -- СМЕРТИ! И она, поднявшись над улицей черным
клубящимся, утопающим в ночи дымом, размашисто косила жизни... Взмах -- и
две, взмах -- и пять... взмах -- и десять... Капли крови летели с той косы
на холодный камень,-- он раскалялся, питали траву-- она чернела, капли
стекали по листьям, словно был дождь, но, коснувшись огня, возносились в
небо...И мне показалось, что однажды, в далеком прошлом, я уже видел все
это. Когда "Виктор Гюго", подойдя к острову Бапи в Индонезии, оказался в
самом пекле, когда все пассажиры и экипаж стали свидетелями извержения
вулкана Акунг, бедствия, обрушившегося на местную деревеньку. Вокруг был
мрак, огонь, и тот же животный ужас...
Но смех... идиотский и дьявольский, будто пощечина, встряхнул меня,
избавляя от навязчивого воспоминания. В тридцати метрах, у ограды моего
сада, мутант без шеи со страшной головой без лба, вырастающей из туловища и
выдающейся вперед, могучими лапами повалил спиной на землю молодую женщину
и, разорвав на ней платье, насиловал ее, извергая смех, как худшее из
наказаний.
Я выстрелил. На удивление точно. Монстр так и остался на женщине, не
посмевшей даже сбросить его с себя.
-- Морис! -- Элен повисла на моей руке, -- Пойдем же.
-- Элен, ступай, ступай в дом...
Но, почему-то, говоря эти слова, я почти оттолкнул ее, пусть к дому, но
оттолкнул...
И снова выстрелил. В урода с раздвоенной головой, наседавшего на
какого-то парня, тонкого, стройного, в очках, по виду маменькиного сыночка,
переростка, зачахшего за разучиванием гамм. Но пули, словно заколдованные,
ушли в никуда, хотя расстояние было меньшим... Я уже видел как, пересекает
улицу женщина с прижатым к груди младенцем; она в одной нижней сорочке,
простоволосая, а за ней тени чудовищ, еще более чудовищных и огромных в
отблесках танцующего в дикой пляске пламени. И падающую из окна второго
этажа тринадцатилетнюю девушку, мою соседку, и в том же окне ее отца,
осевшего вниз и медленно положившего голову на подоконник, будто уснувшего.
И вставшую на дыбы машину скорой помощи и рухнувшую набок... Она
переворачивается, потом еще дважды, и накрывает толпу монстров, измывающихся
над кем-то, кого они сами определили в "чужаки", и та скорая помощь вдруг
превращается в куски живой и неживой материи...
Где-то завыла полицейская сирена. И так же внезапно стихла.
Зарычал пулемет... То в конце улицы сражался трехэтажный особняк,
который брали штурмом по всем правилам...
С неба упал луч прожектора. Подул ветер. Загудело... То совсем низко
прошел вертолет...
...А двухголовый, с головами, более всего подходящими бегемоту, вышибал
ногой окно дома мадам Симпсон.
В ту секунду я подумал о ней как о самом родном человеке.
Вы, наверное, помните, что наши дома разделяли сто метров, и я словно
бросился вплавь по реке смерти, обманув Харона, непременно собираясь
вернуться, будто бы можно было пренебречь волей богов, нарушив установленный
ими порядок вещей.
Кто-то падал рядом... Кто-то цеплялся за мою одежду... Кто-то звал
меня... или то шептал мой воспаленный мозг. А я сам себе больше напоминал
робота, нежели существо с сердцем, способным чувствовать, воспринимать
желания и боль. В этом роботе в те мгновения работали зрение, охватывающее
все 360 градусов, рука, неустанно сжимающая оружие, наслаждающееся своим
талантом убивать, и ноги, то ли необыкновенно послушные, то ли необыкновенно
упрямые.
Я наконец добежал до дома м-м Симпсон, нырнул в зияющую дыру,
оскалившуюся осколками стекла, где минуту назад скрылся враг, и оказался в
ухнувшей с головой во мрак гостиной. Мрак этот создавали толстые красные
портьеры, волнами опускающиеся к полу, и если бы не стон улицы, врывающийся
