Крайс протянул Стовецки пачку сигарет, затем снова взялся за кий.
Стовецки курил нервно, лицо было сосредоточено, взгляд метался от кия к
разбегающимся шарам, вдруг исчезающим в лузе, и каждый точный удар Крайса
заставлял Ежи глубоко затянуться. Замечу, Артур Крайс не стал испытывать
судьбу и потушил свою сигарету.
Скоро я поймал себя на том, что перестал смотреть на поле, что смотрю
на сигарету Стовецки, и взгляд мой, откровенный до безумия, он не мог не
прочесть. В глазах Ежи отразилось недоумение, он оторвал фильтр от губ, и
глянул на него так, будто увидел змею; потом непонимающе посмотрел на меня,
поднес сигарету ко рту, наверное, не осознавая своей тревоги...
Ужалила ли змея? -- не знаю. Я предоставил это провидению, защелкнув
свою сумочку... Тогда стена обрушилась в устрашающем грохоте, а клуб
провалился во тьму...
Уже на улице меня нагнал Артур, он был зол.
-- Проклятье! Струсили! Почему так рано?
Я отвечал, не взглянув на него, не замедляя шаг:
-- Мне надоело видеть смерть...
Я заканчиваю, дамы и господа... Моя история может показаться Вам
неполной и недосказанной, на многие Ваши вопросы при огромнейшем моем
желании все же не в силах дать ответы... Увы, слишком тесно в ней от
загадок... Каким образом спаслись со станции Артур Крайс и Ежи Стовецки? Или
происшедшее с Анри Ростоком... -- разве не абсурд? И не был ли Крайс сам
мутантом от рождения -- одолевали меня сомнения... Но совсем не для того
заговорил я о тайнах.
Через день, когда я и Элен покидали Париж, на мое имя пришла бандероль.
Это оказалась видеокассета, мне думается, отснятая Симоной. Опуская все
лишнее, скажу лишь: мотоциклисты, привезшие Пат в гостиницу, были...
полагаю, вы догадались... -- циклопами. Но какое значение это имело после
всего случившегося... после второй Варфоломеевской ночи...
42.
Теперь нас стало четверо.
Наша обитель -- уютная пещера, узким хвостом своим потерявшаяся где-то
во чреве скалы; пол устлан, словно роскошной периной, но это сено и сверху
огромные медвежьи шкуры. Здесь очень жарко. Ведь мы на экваторе, и прохлада
только нежна. Вокруг джунгли. Непролазные дикие джунгли, с бесновато
кричащими обезьянами. И всего в ста метрах вечность грохочущий водопад. Мы
оторвались от мира и не жалеем. Мы были здесь счастливы и может быть еще
будем... У нас свое хозяйство: несколько коз, исправно дающих молоко,
небольшой огородик, всегда под рукой лес, где бродит и летает мясо, к тому
же. однажды попробовав удить рыбу, я вошел во вкус... Ну, да ладно об этом.
Порой бывает трудно справляться с накатывающейся депрессией. Это только
так кажется, что жизнь, пусть даже с любимым человеком, на сказочном
необитаемом острове прекрасна и удивительна. Но проходят дни, месяцы, годы
-- и мечта, наверное, едва ли не каждого жителя мегаполиса оборачивается
ловушкой, и можно, если очень захотеть, просто сойти с ума. В такие минуты я
воздаю хвалу Господу, что у меня есть солнечные батареи, вставляю в гнездо
музыкального центра компакт-диск и под заученные мелодии предаюсь
воспоминаниям. Вспоминаю годы дружбы и прощание с Филидором, оставшегося с
безнадежно больной женой, порой Роберто, его незрячие, но полные слез глаза
после смерти Лауры, Патрицию, впрочем всех... и гильотину, и САМУЮ ДОЛГУЮ
НОЧЬ.
Нет! Мы оторвались от всего мира и не жалеем. Мы были здесь счастливы
и, может быть, будем.
Теперь нас стало четверо. Схватки у Элен начались вчера утром. Около
четырех часов дня она родила мальчика, орущего крепыша. А через шесть часов
-- второго ребенка, точную копию младенца, появившегося на свет на борту
"Виктора Гюго". Но жить они будут оба, и вместе. Я и Элен сделаем все, чтобы
они стали братьями, и не только по крови.
y
