жуткими ушибами?.. И если вы виноваты, то будете платить! По суду ли, по
совести ли, но я добьюсь - будете! Она же просто погибнет, я не допу-
щу!..
- Я же вам сказал, что...
Договаривать не стал, не было смысла. Я искоса рассматривал ее уже не
матовое, а порозовевшее и оттого еще более нежное лицо и ощущал, как
чтоѕто остро и приятно щемит у меня внутри, то ли в области сердца, то
ли под горлом. Бог мой, как же давно со мной не было такого... Вдруг
вспомнились сегодняшние теледевицы, такие юные и ногастые, но в сравне-
нии с этой женщиной с морщинками у глаз такие же пресные, как маца, ко-
торую однажды мне пришлось попробовать у друзей. Сейчас мы сядем в трам-
вай, и уже через десять минут я буду знать, где живет Марьяна.
Ворвавшаяся в вагон толпа прижала нас лицом друг к другу. Сделав было
джентльменскую попытку хоть чуть отслониться, я понял, что противиться
судьбе бесполезно - на следующей остановке между нашими телами нельзя
было бы протиснуть и лезвие. Марьяна никак не реагировала на это - не
пыталась стать ко мне хотя бы немного боком, бисеринки пота выступили на
ее невысоком чистом лбу, и я сквозь рубашку и брюки чувствовал разгоря-
ченную женскую плоть. Не мной, увы, не мной, каким ни есть, но мужчиной,
разгоряченную, а всего лишь жестоким июльским солнцем и душной трамвай-
ной теснотой. Лицо ее словно застыло, глаза выражали готовность вытер-
петь все. Точьѕвѕточь такие непроницаемые маски были не столь уж давно
привычными для наших женщин, простаивавших в многочасовых обувных очере-
дях ГУМа или колбасных - "Елисея". И всеѕтаки - черт побери! - каким бы
пустым ни казался сейчас взгляд, тело Марьяны жило нашей близостью. Я не
чувствовал в нем отвращения к себе, напротив, я был почти уверен, что
слышу, как все учащеннее бьется ее сердце, как на какиеѕто микроны еще
теснее приникают ее бедра к моим. Видно, сама матушкаѕприрода, плюнув на
наши умственные разногласия, властно распорядилась:
кончайте с притворством, раз уж суждено вам тянуться друг к другу.
Нет, не скажу, чтоб голова у меня закружилась, но мыслей в ней не было
никаких.
19
Отделение ГАИ, куда мы зашли, оказалось принадлежащим к Железнодорож-
ному райотделу МВД, а дорожное ЧП произошло на территории соседнего ра-
йона.
Дежурный при нас связался по телефону с коллегами и, уточнив у них,
что данное происшествие на Советской Армии таки было, рекомендовал нам,
свидетелям ЧП, обратиться строго по адресу, а именно - к дежурному сле-
дователю Октябрьского райотдела милиции. Это совсем недалеко - на прос-
пекте Ленина. Прямого транспорта туда нет, проще всего пешком.
Мы вышли из ГАИ, и мимолетный взгляд, который Марьяна бросила на кир-
пичную десятиэтажку, подсказал мне, что это, видимо, дом, где она живет.
Тем более, других домов напротив и не было - лишь унылые ряды гаражей.
- Недавно здесь поселились? - спросил я, чтобы только не молчать.
Она промолчала. Мы шли рядом, однако Марьяна уже не держала меня под
руку.
Видимо, какоеѕто доверие я успел заслужить.
- Вам не кажется забавным, - сказал я, легонько беря ее под локоть и
чуть умеривая шаги, - что мы с вами незаметно для себя превратились в
союзников?
Дружно идем к единой цели... На привод задержанного какѕто не очень
похоже, верно?
- Прошу вас...
- Меня зовут Феликс.
- Хорошо, пусть будет Феликс... Так вот, Феликс, забавного, конечно,
во всем этом мало. - Она высвободила локоть и перевесила сумку на правое
плечо, словно бы устанавливая барьер между нами. - Вы, как мне кажется,
человек порядочный.
А если так, то...
- То что?
- Вы тоже попали в беду, я все понимаю, - быстро заговорила она, и на
сей раз в голосе у нее куда меньше холода, чем раньше. - Но в жизни за
все приходится платить. Надо платить...
- Расплачиваться за порядочность?
Она остановилась и взглянула мне в лицо. В глазах ее была боль.
- Платить... Расплачиваться... Не играйте словами, Феликс. Какая же
она тогда порядочность, если уходит от расплаты за чужое горе? Тогда
снимите с себя это бремя, подлецом жить легче.
Я не нашелся с ответом. Вернее, и не пытался продолжать разговор, ме-
ня сбила с мысли сама нелепость ситуации: немолодой бородатый писатель,
душезнатец и для читателей как бы мудрый наперсник, покорно бредет за
маленькой норовистой дамочкой, которая моложе его лет на пятнадцать и
которая назидательно втолковывает ему нравственные азы, учит умуѕразу-
му... И настороженно ждет, что вотѕвот сейчас он, того и гляди, даст от
нее деру.
- Давайтеѕка ухватим машину, - предложил я, так и оставив без ответа
ее сентенции. - Полчаса по такой жаре - это вовсе не кайф, даже в вашем
обществе, Марьяна.
Я поднял руку и открыл дверцу тотчас тормознувшего возле нас "жигу-
ленка".
Минут через семьѕвосемь мы уже были на месте. Расплачиваясь, я вынул
из кармана влажный комок купюр и не мог не заметить, как иронически пок-
ривились поѕдетски припухлые губки. "Даѕда, - зло подумал я, - миллио-
нер, типичный "новый русский". Такие вот и давят несчастных старушек".
Мы прошли дворами и вышли к кирпичному пятиэтажному строению, возле
которого стояли две темноѕсиние милицейские легковушки с погашенными ми-
галками и фургон с зарешеченным окошком. Входя в подъезд, я вдруг по-
чувствовал холодок меж лопаток: а вдруг да и не скоро отсюда выберусь?
Дежурный следователь оказался совсем молоденьким парнем с редкими
черными усиками над вывернутыми, как у негра, губами. И загорелый он был
до чертиков - мулат и мулат. Он невнимательно выслушал Марьяну - разгля-
дывал ее саму куда с большим тщанием, порылся в стопке протоколов и об-
радованно чмокнул, найдя нужную бумажку.
- Так, есть... Уже возбуждено по факту наезда... - Он не произносил
"ж", и его "узе возбуздено" заставило меня непроизвольно улыбнуться: ну
ведь дитя, такого и бояться неловко. - Так вы, говорите, соседка постра-
давшей гразданки? - Он покивал Марьяне. - А этот гразданин, подозревае-
те, виновник дорозного происшествия, так?
Да, именно такую версию представила ему моя милая дамочка, увы.
- Я не настаиваю. - Ее хрипотца сейчас не казалась мне милой. - Я
сказала вам, что, возможно, он. Потому что его появление в больнице...
- Ага, ага... Вы узе говорили. А что скажете вы, гразданин? Давайтеѕ-
ка, кстати, сразу ваши фамилии запишем... И адреса. Как? Азарина Мариан-
на Вадимовна...Таѕаѕк... Магнитогорская... Так... Дом... Квартира... Та-
ѕаѕк... А вы, значит, Хоѕдоѕров...Феликс Михайлович... Э! Подождите! Хо-
доров, говорите?
Следователь нырнул носом в какойѕто протокол или дело, кто его знает,
и тотчас поднял на меня ликующий взор.
- А мы вас ищем, Ходоров! Часа два узе названиваем - и все впустую. А
тут вы сами - красота!
Они меня ищут?!
- Вот такѕто! - со злорадством и - мне почудилось, что ли? - с непод-
дельной грустью сказала Марьяна. - Вы отметьте, пожалуйста, что он как
бы сам с повинной... Даже не пытался убежать.
- Ой, да чего зе вы говорите такое! - улыбаясь во весь губастый свой
рот, воскликнул следователь. - Мы узе хотели дело открывать о похищении
писателя Ходорова! Это зе вас насильно увезли с места происшествия, так
зе? - веселясь, обратился он ко мне. - Вот и рассказите теперь подроб-
ненько.
Марьяна в изумлении переводила взгляд с него на меня. Следователь за-
метил это и тотчас пояснил:
- Господин Ходоров был в районе тринадцати часов на телестудии, мы
там узнали... На его глазах машина сбила зенщину. Нарушители зе насильно
затолкали его в машину и увезли. Это видела морозенщица и еще гразданка
одна... Понятно, Азарина? Так я слушаю вас, Феликс Михайлович, как
дальше былоѕто?
Я четко выполнил наказ Джиги. Сбил старушку "опель", не из нашей об-
ласти, цифры, там где rus, кажется, то ли 54, то ли 94... В машине были
трое, один моложавый, с виду армянин, два других русские, им явно за со-
рок... Одеты они...
Врал я не слишком уверенно, но молоденькому следователю, разумеется,
и в голову не могло прийти, что солидный писатель пудрит ему мозги.
Правда, его несколько удивило, что нарушители так легко отпустили меня,
простоѕнапросто вышвырнув из машины "гдеѕто в районе дороги на Красную
Глинку". Он пожалел, что я точно не запомнил номера - названные мною
цифры 8 и, "кажется, 5 или 6" немногим помогут в розыске преступников.
На Марьяну он внимания уже не обращал: коеѕчто уточнил насчет пострадав-
шей, дал расписаться и целиком отдал время моей персоне. Порасспрашивав
еще о деталях и записав адрес, служебный и домашний телефоны, он сооб-
щил, что, если преступники будут задержаны, я непременно понадоблюсь при
опознании и меня вызовут.
Когда мы выходили через дворы на проспект Ленина, Марьяна нарушила
молчание, которое меня уже тяготило. Но заговаривать первым не хотелось.
- Феликс Михайлович... Вы должны... Если можете... Простите меня, по-
жалуйста... - Чувствовалось, как трудно дается ей каждое слово. - Я пло-
хо разбираюсь в людях... Ошибаюсь в них... Вот и вам не поверила... А
другим...
20
- Неужто я подозрительно выгляжу? Мне, признаться, странно...
Ах ты старая бородатая кокетка! - полоснуло в мозгу. - Ждешь компли-
мента? А сам нагло врешь?
- Если бы вы только знали, Феликс Михайлович, как хочется верить, что
люди...
Пусть не все, а те, с кем столкнешься, - все они честные, добрые,
бескорыстные... Веришь, а потом... А потом убеждаешься, что всеѕвсе
ложь, что остались на свете одни прагматики, которые заняты только ула-
живанием своих делишек за счет других. Так радостно бывает, когда вдруг
встречаешь человека с искренними чувствами... Пусть самые простые эти
чувства - доброта...
сочувствие... искреннее внимание к чужим бедам... Так это редко...
Слишком редко, к несчастью...
Она замолчала и до трамвайной остановки не произнесла больше ни сло-
ва. О чемѕто сосредоточенно думала, хмурилась, отчего надлом бровей стал
еще резче, острей, почти треугольничком. Когда подошла "двадцатка",
Марьяна сделала было шаг к трамваю, но остановилась и с детской робостью
взглянула на меня.
- Давайте пройдем хотя бы до следующей. Вы не очень спешите?
Разумеется, тратить время попусту мне не следовало бы: я не оставил
намерения показаться на службе. Да и собачье объявление для Джиги надо
было прилепить, а до того - умудриться гдеѕто его написать и добыть
клей. Гдеѕто - то есть в издательстве либо на почте. Но, если честно,
расставаться с Марьяной не хотелось, и это слишком мягко сказано. Я дав-
но уже не испытывал столь щемящего чувства. Мне хотелось взять ее на ру-
ки, как мерзнущего у закрытого подъезда котенка, погладить, прижать к
груди, отнести в теплую квартиру, накормить. И, радуясь чужой радости,
умильно наблюдать, как жадно плещется розовый язычок в блюдечке с моло-
ком. Для меня сделать все это - пустяк, для бедняжки - полная мера
счастья.
- Вам никто не говорил, Феликс Михайлович, что вы похожи на Николая
Второго? - спросила Марьяна без тени улыбки, скорей даже печально.
- Неужели? Может, наши бороды похожи?
- Не только, и не это главное. Наш последний государь был очень доб-
рым человеком. У него такие чистые глаза на портретах. Будто говорят:
знаю, страдаете, хочу помочь вам, да не могу, не могу... Мягкий, доб-
рый...
- После девятого января его, помнится, наградили титулом "кровавый".
- Несправедливо это, - твердо возразила она. - Любая власть защищает
себя от тех, которые потом дают ей подобные клички. И которые сами еще
более жестоки... Примерно в сто раз. Люди хуже зверей, когда доходит
до...
- Вы еще совсем молоды, а послушать вас, кровь в жилах стынет. Неужто
так сильно жизнь била?
- Не так уж и молода. - Марьяна покривила губы, улыбка получилась
