горьковатой.
- Мне скоро тридцать два, а сыну только четыре.
- Почему "только"? Четыре и четыре.
- Потому, что слишком долго еще он будет беззащитным. Молюсь, чтобы
рос скорее. Не знаю, будут ли через пять лет суворовские училища, отдала
бы не задумываясь. Тогда бы и успокоилась.
Надо полагать, мужа у нее нет. А может, и не было.
- Сейчас офицерская карьера не из популярных. А вырастет, опять му-
читься будете. В принципе ведь профессия военного - убивать, значит, и
самому идти на смерть. С мамой рядышком всеѕтаки расти лучше. И возмож-
ность выбора будет впоследствии. А вы мечтаете о том, чтобы пожизненную
лямку накинуть на безответное существо. Да к тому же в нежном возрасте.
- Это безопасней, чем с мамой рядышком, - непроизвольно вырвалось у
нее, и я заметил, что Марьяна тотчас пожалела о сказанном.
- Ваша работа связана с риском? Вы пожарник? Испытываете самолеты?
Марьяна никак не была расположена отвечать на шутку шуткой.
- Жизнь наша сегодня гроша ломаного не стоит, это вы и сами знаете, -
сказала она и вздохнула, совсем не деланно, не рисуясь. - Вы уж простите
меня, в подробности о себе я вдаваться не буду, вам они ни к чему. Прос-
то поверьте, что есть у меня основания думать так, как думаю.
- Тогда я непременно провожу вас домой! - с пафосом воскликнул я и
осторожно, но крепко взял ее за локоть. - Тем более это совсем рядом,
как заверил нас гаишник.
- Ни в коем случае! - Она рывком выдернула локоть из моих пальцев. В
продолговатых, разом расширившихся глазах метнулся неподдельный испуг. -
Садитесь, пожалуйста, в трамвай... Все равно я в детсад... Пора брать
Ванечку и... И давайте попрощаемся, Феликс Михайлович, прошу, прошу вас!
Странно, что Марьяну напугала моя вполне невинная фраза!.. Я ведь да-
же не предложил ей пригласить меня в гости. Хотя и в этом не было бы ни-
чего подозрительного, тем более, если уже знаешь, что не бандит, а писа-
тель. Другим одиночкам было бы лестно. А не хочешь, откажи и все.
- Хорошо! - я не стал прятать прорезавшуюся в голосе обиду. - Могу
вам только сообщить, Марьяна, что мне зверски неохота вот так просто с
вами расставаться.
У вас есть дома телефон?
- Да... То есть нет... Не имеет значения, - она умоляюще смотрела на
меня. - Мне тоже было с вами... Вы... Я читала ваши книги... Для меня
встреча с вами... Нет, не встреча... А вот какой вы, увидела... И услы-
шала вас, и знаю теперь, что не ошиблась. Вы в Доме печати... Я сама
позвоню, Феликс!..
Садитесь же, ваш трамвай!.. До встречи... Я найду вас, найду!..
Я успел поцеловать ее в лоб. Вышло слишком уж поѕотечески, да чего
там... В глазах ее - прекрасных, теперь я разглядел их как следует -
блестели слезы.
Проехав три остановки, я пересел на автобус, который шел по Московс-
кому проспекту мимо Дома печати. Объявление о пропавшей белой болонке я
прилеплю на столб непременно сегодня - на кой ляд мне играть с
судьбой...
21
Глава 3. Дело спасения утопающих На работе, где я появился за час до
отбоя, никого из начальства застать не удалось. Хотя я к этому, приз-
наться, и не стремился, скорей напротив. Однако помаячить надо было.
Впрочем, Люся, которая, казалось, так и не отрывалась с тех пор от
компьютера, сообщила, что ни "главарь", ни "полупахан" - прилежная де-
вочка, разумеется, называла их почтительнее, по имениѕотчеству - моей
особой за день так ни разу и не поинтересовались. По ее словам, в "Пар-
феноне" вотѕвот грядет какаяѕто принципиальная пертурбация. В голоске
Люси явственно прозвучала тревога: со школьной скамьи все мы знаем, что
никакая революция не обходится без жертв. С утра руководство "Парфенона"
в мыле - то заседает, то кудаѕто срочно выезжает. И сейчас его нет на
месте, так что мои опасения были напрасными.
Что ж, мне оставалось констатировать, что полоса везения в этот день
пока что не прервалась. Конечно, трудно назвать большой жизненной удачей
то, что произошло со мной у ворот телевидения. Последовавшее затем зна-
комство с Джигой тоже вряд ли меня осчастливило. Но, воѕпервых, я мог бы
и сам угодить под колеса. А воѕвторых, не метнись от меня "ауди", не
сбей старушку - и я бы наверняка никогда бы не встретился с Марьяной.
Почемуѕто - скорей всего по природному своему легкомыслию - знакомство с
этой женщиной представлялось мне куда более важным, чем неизбежные жи-
тейские сложности, связанные с предстоящим ремонтом "ауди". Неприятные
мысли о том, где взять столь дикие деньжищи, я поѕстраусиному гнал от
себя. Что будет, то будет. Потом. Я давно дал себе слово не поддаваться
"синдрому автоинспектора". Выезжая из гаража, не стоит думать о том, что
гдеѕто за десять кварталов тебя непременно ущучит "крючок" с гаишной
бляхой, твой давний недруг. Вспомнить о нем стоит за квартал до встречи,
никак не раньше. Машины у меня нет, но это правило для всех.
Неизбежное все равно случится, так что загодя терзаться бессмысленно.
Дело, конечно, было не в принципах. В голове у меня была Марьяна, и
только она. Я просто не мог сейчас думать ни о чем другом. Я влюбчив с
раннего детства и мог бы припомнить не один эпизод, когда вот так же,
как сейчас, на крылышках летел домой после знакомства с милой девочкой,
девушкой, женщиной - в зависимости от соответствующего этапа жизни. Но,
как правило, уже наутро, вспоминая о вчерашних восторгах, искренне удив-
лялся себе. Но сейчас со мной чтоѕто было не то, совсем не то... Пронзи-
тельно щемящее чувство жалости, даже нет, не жалости, а ноющей тревоги
не отпускало меня и тогда, когда я наспех писал в редакции объявление о
пропавшей собаке и искал в ящиках рулончик скотча, и когда я добирался в
переполненном троллейбусе до телестудии, и когда, прилепив бумажку, брел
назад к остановке. Хотелось, поскуливая, плакать, хотя за мной такого не
водится давнымѕдавно, со школьных лет, пожалуй... Марьяна поселила во
мне неутихающее ни на миг беспокойство, и, только входя в подъезд своей
девятиэтажки, я заставил себя изо всей силы зажмуриться, встряхнуть го-
ловой и мысленно прикрикнуть: довольно, опомнись, уже через минуту ты
окажешься в ином мире... В нем нет места сантиментам, в нем "всяѕто наша
жизнь есть борьба, борьба!..".
Вставляя ключ в замочную скважину, я уже был другим человеком - по-
добранным, словно сжалась внутри какаяѕто пружина, готовым нарочито бод-
ро выскочить на ринг, приветственно поднять над головой руки в пухлых
перчатках и одарить болельщиков уверенной улыбкой будущего победителя.
Знали бы они, как на самом деле трепещет в эти секунды душа боксера!.. В
университете я боксировал всего лишь год, но забыть этот мандраж, маски-
руемый фальшивой бравадой, не смогу, наверное, до конца своих дней.
Ночные страсти моих домашних, вызванные таинственным телефонным звон-
ком, да и отложенное объяснение с женой насчет моего очень уж позднего
возвращения домой накануне не сулили мне спокойного вечера. Скандалить
же сегодня не хотелось, как никогда. Марьяна, трогательная в своей неж-
ной беззащитности, с повлажневшими глазами, которые смотрели на меня в
миг прощания с такой печальной надеждой, все еще была осязаемо рядом,
хотя я и уверял себя, что уже подлез под канаты и принял бойцовскую
стойку. Поэтому, услышав донесшийся из гостиной веселый возглас Нины -
"а вот и сам хозяин пожаловал!" - я от неожиданности опешил. Но уже в
следующую секунду сообразил: у нас гости... И не привычные - не ее двою-
родная сестра Катерина, не соседка по лестничной площадке, при которых
жена нимало не деликатничала в выборе эпитетов для моей характеристики.
Сейчас у нас в гостиной находится некто, для кого специально разыгрыва-
ется давно разученная домашняя пьеска под названием "Благополучная
семья".
Способность моей супруги мгновенно переключать тональность голоса в
зависимости от того, с кем она говорит, - по телефону ли, при встречах
со знакомыми на улице или, скажем, с потеснившим ее в трамвае пассажиром
- меня поражала только в первые годы нашей совместной жизни. Сейчас я
понимаю, что этот ее симфонизм - не двуличие, не перманентное прит-
ворство, а сама сущность человека, который мгновенно и точно определяет
для себя житейскую ценность всего окружающего. Не столь важно, соот-
ветствуют ли люди на самом деле ее раз и навсегда утвердившемуся прейс-
куранту. Их истинная значимость для Нины не имеет никакого веса, и приди
к нам, к примеру, гениальный, но непризнанный художник или живущий на
пенсию мудрейший философ, они были бы выброшены за дверь одной лишь ин-
тонацией, в которой металла хватило бы на дюжину полководцев. Но сколько
переливчатой женской певучести слышится в нем, когда она говорит с теми,
кто ей действительно нужен! Пусть даже и по мелочам, но - нужен, ну-
жен!..
Кто же это у нас сегодня?
- Мой руки - и за стол! - шутливая строгость Нины была прямоѕтаки об-
ворожительна. - Ждать тебя мы, извини, не стали, побоялись с голоду по-
мереть. В темпе, в темпе!
- Значит, выживете! - подхватил я, направляясь в ванную и на ходу
заглядывая в комнату, где сверкал хрусталем и разноцветными бутылками
стол, накрытый белоснежной скатертью.
Ах, вот он кто, наш дражайший гость!.. По блестящей загорелой лысине
и мощной шее цвета мореного дуба, исчерченной ромбиками морщин, я со
спины узнал нашего соседа по дачному участку - отставного полковника
внутренних войск Николая Петровича. Фамилию его я не знал. Да и зачем
было знать, если за четыре года фазендного соседства я перекинулся с ним
от силы десятком незначащих фраз?
Жена - другое дело, для нее он - кладезь не только огородных, но и
житейских премудростей. Но если судить по тем банальностям, которые она
цитирует мне в пику, поѕмоему, этот пятидесятилетний вдовец просто зау-
рядный пошляк.
22
- А мы без вас, Феликс Михайлович, уже того, причастились слегка, но
только единожды, по махонькой... - бывший конвойный начальник, широко
улыбаясь, покивал мне и протянул руку к початой бутылке "Самарской". - Я
вот говорю Нине Сергеевне, - он ловко наполнил рюмки, сначала себе, за-
тем моей жене и потом уже мне, - что под такой закусон не захмелеешь,
сколько ни прими. А она, понимаешь, боится, на трезвую голову, говорит,
надо такие проблемы решать.
Неѕеѕт! Мозги надо сначала сорокоградусной чуть почистить, тогда и
шестеренки работают быстрее. Но в меру, понятно. Все хорошо только в ме-
ру.
Я сел на диван рядом с дочерью и оглядел стол. Нина постаралась: шам-
пиньоны, селедочка под луком, мой любимый салат "София", два, даже нет -
три сорта копченостей... И еще паштет какойѕто... "Букет Молдавии", гре-
ческий коньяк, паршивый, конечно, и не коньяк, а все же... Вчера за
завтраком - каша овсяная, колбаса вареная и дешевый, ничем не пахнущий
чай - жена исходила сарказмом, проклиная наше безденежье и, разумеется,
меня, безынициативного рохлю, бездельника, которого время выдавило из
себя, как дерьмо. Сколько же она потратила сегодня в честь этого подер-
жанного вохровца? Откуда деньги? Выгорело дельце у Светланы? Рановато,
всего три дня прошло, как падчерица вернулась из челночного вояжа в Тур-
цию... А впрочем, не один ли мне черт?
- За успех нашего общего дела! - почти торжественно провозгласил Ни-
колай Петрович и почемуѕто со значением взглянул на меня.
Выпили, закусили. "Что за дело такое, что и для меня "общее"", - по-
думал я, приглядываясь к Светлане, запудренной, как мим, и все же не су-
мевшей спрятать синеву под глазами. Чутье подсказывало мне, что какаяѕто
беда у нее случилась, и нешуточная. Ее и без того тонкие губы казались
сейчас красными ниточками, приклеенными между щек. Она совсем не была
похожа на свою крепенькую скуластую мать, которую ничуть не портила, а
