писала на чистой странице "ХОДОРОВ, писатель" и поинтересовалась, предс-
тавляю ли я себе свою роль в женском токѕшоу?
Я представлял, поскольку однажды случайно углядел эту передачу. Нес-
колько довольно симпатичных и острых на язык дам полчаса измывались над
косноязычным подполковником, начальником городской милиции нравов. Пред-
мет разговора был достаточно щекотливым - порнопродукция, проститутки,
"салоны отдыха", то бишь почти легальные бордели, которых в городе раз-
велось видимоѕневидимо. Но если бы речь шла только о его обыденной служ-
бе!.. Дамы - среди них я узнал двух знакомых по Дому печати журналисток
- лупили милиционера вопросами, что называется, ниже пояса. Интересова-
лись его сугубо личным отношением к интимным встречам с женщинами на
стороне, расспрашивали о его мужских вкусах, выпытывали, силен ли он в
теории секса, изучал ли он "Кама Сутру", предлагали ему выбрать из при-
сутствующих ту, с которой он охотнее всего изменил бы жене... В общем,
как говорит нынче молодежь, оттягивались вовсю. Бедный страж нравствен-
ности, багровея и то и дело утирая со лба пот, неуклюже пытался увили-
вать от прямых ответов, злился и - уж это я подметил безошибочно - едва
удерживал готовые сорваться с губ матерки. Тогда я посмеялся над ним, а
теперь вот в его роли мне предстояло выступить самому. Я сразу решил,
что отказываться не буду. Попасть на телеэкран и к тому же рассказать о
новом романе сейчас для меня коеѕчто значило. Былая популярность писате-
ля Ходорова имела шанс если не выплеснуться снова, так напомнить о себе,
а общественный интерес к новой книге в какойѕто мере мог подхлестнуть
парфеноновцев - чего ж это мы такую книгу не издаем?.. И всеѕтаки предс-
тоящий стриптиз перед резвящимися дамочками меня не на шутку смущал.
12
- Вы напрасно волнуетесь! - успокоила меня худосочная Рената Петров-
на, быстроѕбыстро делая какиеѕто пометки в блокнотеѕальбоме. - Естест-
венно, что с полицией нравов можно и нужно было беседовать исключительно
о сексе. А о чем еще? Но вы, Феликс Михайлович, выѕто совсем другое де-
ло! Неужели вы думаете, что женщину интересует в любви только постельные
страсти? Мужики судят, к сожалению, по себе. Я уверена, что ваше токѕшоу
будет украшением месяца. Вы же писатель, знаток человеческих сердец...
- Агроном человеческих душ, - подхватил я иронически. - Но писатель -
существо не бесполое, и слезть с мужской колокольни трудно и ему.
- Но ведь говорил же Флобер, что "мадам Бовари - это я"! - возразила
Лидия Викторовна, разливая кипяток по чашечкам. - Вам одну, две ложки?
Это крепкий, предупреждаю, настоящий "голд". С сахаром?
- Надо подумать, как ненавязчиво перейти к вашим песням, Феликс Ми-
хайлович, - редактор наморщила тоненький носик и, как ей, наверно, каза-
лось, игриво заглянула мне в глаза. - Даѕда, мы рассчитываем на них, вы
же конспиративный бард, не отпирайтесь! Гитара у нас неплохая, но вы,
конечно, предпочитаете свою?
Я ничего не предпочитал, мне было все равно. Те несколько аккордов, с
которыми я с грехом пополам управлялся, подгонялись под любую мелодию и
любую гитару, будь в ней хоть семь, хоть шесть струн, и даже пять. Одна-
ко перспектива спеть несколько собственных романсов была весьма соблаз-
нительной. Втайне я немножко страдал от несправедливой, как мне каза-
лось, узости аудитории своих слушателей. Мои друзьяѕзнакомые знали мои
творения почти наизусть, и иногда мне чудилось, что слушают их только из
вежливости. А тут такая возможность...
- Давайте выберем, что спеть, - предложил я. - Где ваш инструмент?
...Я проторчал на телевидении еще не меньше часа. Гитарные переборы
имели призывный эффект пастушеской свирели - двери не закрывались, и
скоро комната была набита битком. И поскольку среди сбежавшихся овечек
были оѕочень даже завлекательные экземпляры, не распустить хвост я прос-
то не мог. Тем более, что в моем репертуаре было несколько песенок, ко-
торые не могли не растрогать женские сердца. Многозначительно поглядывая
на длинноволосую юную блондинку в сокрушительном миниѕплатьице, я с вы-
ражением пел:
Мне, красавица, с тобою очень трудно будет жить:
В сторожа к тебе податься? То ль в темницу посадить?
У тебя ума палата, а глаза полны огня...
Это, братцы, многовато, скажем прямо, для меня.
Для меня твоя повадка, словно для корыта шторм, Не по Сеньке эта шап-
ка. Не в коня, ей Богу, корм!..
В такой аудитории я, как правило, теряю не только чувство меры, но и
чувство ответственности. Мне пора было в издательство - ненароком вер-
нется "главарь" чуть раньше, и тогда жди неприятностей: отсиживание от
сих до сих он считал наиважнейшим долгом подчиненных. Я отчетливо созна-
вал, что кадрить никого из этих милых длинноногих ягнят не буду - не
время, не место да и башка забита совсем другим. К тому же моим рыжым
дамам пора было обедать - обе они к двум часам должны быть гдеѕто еще.
Но себя не переделаешь, тем паче на ходу, тем более в запале. Я прекра-
тил свое "а вот еще одна о любви", лишь заметив краем глаза, как, перег-
лянувшись с кемѕто, выскользнуло за дверь то самое златоволосое соз-
данье, которому я непроизвольно адресовал свои канцонетты.
Разочарование чуть кольнуло сердце, настроение петь пропало и...
И опять, правда, всего лишь на считанные мгновенья, предо мной с
пронзительной отчетливостью появилась заставившая внутренне содрогнуться
картинка:
молодящийся хмырь с гитарой, с ироническим интересом слушающие и
разглядывающие его девицы, ровесницы его дочери, тоскливое нетерпение в
глазах двух рыжих дамочек, в душе проклинающих этого бестактного писате-
ля Ходорова, который не хочет понять, что у них есть еще и другие дела и
заботы...
- Почему вы не выступаете со своими концертами? - наивно таращась,
чирикнула маленькая брюнетка, похожая на симпатичную обезьянку в очках.
- Знаете, когдаѕто я отказался вступать в Союз кинематографистов
только потому, что быть членом сразу трех творческих союзов просто по-
дозрительно, - пояснил я. - Есть основное дело твоей жизни, твоя профес-
сия и призвание, остальное же - хобби, увлечение, слабость - как ни на-
зови. Правда, сейчас все кому не лень стали писать книги - даже пискля-
вые певички делятся своей мудростью. Не хочу уподобляться им, только и
всего.
- И зря! У вас просто чуѕуѕдные песенки! Вам бы аккомпаниатора...
- Зачем? - возразила Рената Петровна вставая. - А Высоцкий? Всего
пять аккордов - и сотни песен.
- Да, но у Высоцкого был такой голос, что...
"Так, все правильно, - подумал я. - На гитаре играть не можешь, голо-
са нет, а песенки чуѕуѕдные. Спасибо и на этом".
Но обиды в глубине души, как ни странно, не было. Наверное, я нас-
только изголодался по успеху у публики, уж какой бы она ни была, что да-
же фальшивые комплименты готов глотать не морщась. И все же, и все же...
Готов руку отсечь
- девицы западали искренне, особенно когда пел это: "Но как мне быть
с тобой счастливым? Тебе ж всего двадцатый год...". Романс бронебойный,
проверено.
Спускаясь по лестнице в вестибюль в сопровождении торопившейся в сто-
ловую редакторши, я договорился с ней о встрече через триѕчетыре дня, на
записи передачи. Из здания студии я вышел в состоянии легкой, словно об-
лачко, медленно рассеивающейся эйфории. Из головы не шла длинноволосая
блондинка: она не могла не заметить моего к ней внимания. И вроде бы ей
это нравилось. Но вот ушла она с улыбочкой несколько двусмысленной. Что
она должна означать? Ох уж эти наши средневолжские джоконды...
За два часа, которые я провел в студии, июльское солнце поработало на
славу.
Такой свирепой жары, какая стоит уже неделю, я не припомню. Ярко бе-
лесое небо, размытые очертания слепящего диска, густо парящий мокрый
проспект... Поливалка еще не скрылась из глаз, а на асфальте уже просту-
пали и на глазах расширялись бледные проплешины. Прохожих на раскаленных
тротуарах мало - в большинстве магазинов перерыв, до автобусной останов-
ки два квартала, а прогуливаться сегодня в полдень отважился бы разве
что безумный. Даже автомобильный поток, обычно почти непрерывный на этом
спускающемся к Волге проспекте, был сейчас какойѕто вялый, словно машины
побаивались надорвать свои бензиновые сердца.
Рассеянно посмотрев налево, я без какойѕлибо опаски вступил на проез-
жую часть и, воспользовавшись паузой в движении по моей стороне улицы,
быстро, почти бегом попытался проскочить к разделительной полосе. Я ни-
как не мог ожидать, что изѕза большого телевизионного автобуса - кажет-
ся, их называют лихтвагенами, - который стоял у тротуара метрах в пяти
от меня, вдруг вынырнет несущаяся на большой скорости машина. Но именно
так и случилось: запыленная красная "ауди" с тонированными стеклами мча-
лась прямо на меня. По инерции я сделал еще дваѕтри шага вперед, пересек
полосу и тут же, чуть было не оказавшись под колесами "волги" из встреч-
ного потока, рванулся назад. Завизжав тормозами, шикарная иномарка
вильнула к обочине, крутанулась вокруг оси и с размаху ударила задним
крылом о фонарный столб, возле которого то ли пережидала движение, то ли
читала объявление немолодая женщина с зонтиком и хозяйственной сумкой.
Сшибла ее машина или только задела, я не разглядел - увидел уже лежавшее
боком на бордюре тело с неестественно, "блошкой" подогнутыми ногами, вы-
сыпавшиеся из сумки пестрые пакетики печенья и кочанчик капусты. Раскры-
тый выцветший зонтик отлетел в сторону метра на четыре и еще покачивал-
ся, словно большая выдыхающаяся юла. Почемуѕто именно эту деталь отмети-
ло в тот злополучный миг мое сознание, видимо, изо всех сил противившее-
ся воспринимать жуткую реальность того, что только что произошло.
13
Дальнейшее развитие событий запечатлелось в моей памяти кадрами немо-
го синематографа - какимиѕто рваными, нервно дергающимися фрагментами.
Широко раскрытый рот перепуганной мороженщицы - крика не слышу...
Мальчишка, оглядываясь на бегу, машет рукой, когоѕто зовет... Вот и я...
Ватными ногами я шагаю к этой несчастной... Вот распахивается дверца
заднего салона "ауди"... Я наклоняюсь... Чьиѕто могучие руки обхватывают
меня сзади за поясницу... Я инстинктивно вырываюсь, от сильного удара по
шее темнеет в глазах, сознание на какоеѕто мгновенье отключается... Но
только на мгновенье: когда меня грубо запихивают в машину, я уже в сос-
тоянии какѕто контролировать себя и потому не предпринимаю никаких попы-
ток к сопротивлению...Автомобиль, словно на старте ралли, с рыком срыва-
ется с места, я болезненно ударяюсь затылком о чтоѕто металлическое, ус-
тановленное у заднего окна, и, слабенько охнув, окончательно прихожу в
себя. Вернее, обретаю способность реально оценить ситуацию и, выражаясь
языком редактируемых мною наукообразных брошюр, назвать ее составляющие
адекватными их сущности именами.
Я ощущаю, как лихорадочно пульсирует мой мозг. Да, да, я - виновник
дорожного ЧП, которое, похоже, стало трагедией для незнакомой мне женщи-
ны с зонтиком.
Сейчас я убегаю с места происшествия, хоть и не по своей воле, меня
насильно увозят они. Кто - они? Их трое - двое впереди, третий рядом со
мной. Я вдвое старше любого из них, этих загорелых мордоворотов с одина-
ково подбритыми затылками, однотипно одетых. Мой мускулистый сосед в уз-
кой черной майке и пестрых "бермудах", на его корешах - расстегнутые до
пупа расписные рубашонки.
Желтая цепь на бычьей, мокрой от пота шее водителя мутно отсвечивает,
нахально лезет в глаза. В машине невыносимо душно, но стекла опущены
только на два пальца - люди, подхватившие меня словно худого котенка с
тротуара, предпочитают быть невидимками для водителей и пешеходов. Я
слышу, как время от времени они обмениваются отрывистыми репликами,
