так!.. Аѕа! - скривился он, выдрав всеѕтаки книгу и разглядев автора. -
Почитай, почитай, но смотри - желчью мочиться будешь, ты это учти! Как
он, подлец, Ахмадуллину с этим... как его?... Окуджавой приделал - ну,
полный отпад!.. Если мне позвонят, скажи, появлюсь через час... Нет, че-
рез полтора. Ну, дуй, дуй, служивый классик!..
Неѕеѕт, чтоб такое везение - это уж, знаете ли, слишком! Если что и
портило мне сегодня настроение - хотя полученный гонорар и держал его
планку непривычно высоко - так это перспектива предстоящего объяснения с
Карповичем, директором и соучредителем АО "Издательство "Парфенон"", в
просторечии - "главарем", под началом которого я имею счастье служить
ведущим, но далеко не главным редактором. В десять тридцать мне надлежа-
ло быть на планерке, в одиннадцать тридцать меня ждали в редакции об-
ластного телевидения. Успеть туда я никак не мог. Предстояло отпраши-
ваться у Карповича, а не будь того на месте
- у главного редактора Махнева, он же "полупахан". Клички - иногда
удачные, чаще не очень - Зяма напридумывал всем, вплоть до корректорш.
Но прижились немногие, в частности - эти. Впрочем, прилипло и ко мне:
"служивый классик".
Вроде и безобидное это прозвище имеет, увы, достаточно обидные осно-
вания.
Некогда, а если точнее - лет пятьѕсемьѕдевять назад - я не без удо-
вольствия ощущал себя писателем, больше того - популярнейшим в области
прозаиком. Мои книги можно было купить лишь по крепкому книготорговому
блату либо на партийных пленумах никак не ниже городского уровня. Помню,
как приятно было мне однажды подслушать умственный разговор шедших впе-
реди меня по тротуару подростков. "Она, дура, даже "Длинное облако" не
читала!" - громко возмущалась тонконогая девчонка с портфельчиком. И эта
уничижительная интонация по отношению к неведомой мне невежде прозвучала
даже для моего избалованного в те времена авторского слуха райской музы-
кой. Народное признание - это вам не реверансы дежурных критиков. Воз-
можно, мои романы и повести по большому счету и не были так уж хороши, в
условиях дефицита и вареный рак, известно, сходит за красную рыбу. Но
писательское существование "на вольных хлебах" делало мою жизнь, воѕпер-
вых, осмысленно оправданной, а воѕвторых, вполне удовлетворительной ма-
териально. Машину я так и не купил, но зато и поездил по европам изряд-
но, что было тогда не всякому дано. И проблемы мебелиѕремонта решил, и
даже замахнулся на строительство дачи. Однако рука, к сожалению, так и
повисла в воздухе: что теперь делать с недоложенной кирпичной коробкой,
не знаю ни я, ни подрядившиеся дачевозводители братья Бубенковы, которым
я задолжал столько, что в пору расплатиться с ними самим недостроем. Вот
уже три с половиной года я полирую тренированным писательским задом не
дубовое кресло в домашнем своем кабинете (он же по совместительству -
гостиная ), а расшатанный казенный стул с инвентарным номером хозуправ-
ления Дома печати, а может, и издательства "Парфенон", отвалившегося от
него как траченная тлями почка. Почему не пишу книги как прежде? Пишу.
Даже написал уже, и не одну, а две с половиной. Но заканчивать третью
повесть охоты нет, потому что нет смысла. Презираемый мною книжный по-
ток, словно мутная вода из ведра уборщицы, хлынув на прилавки, не одну
щепку вроде меня смыл с современной литературной поверхности. Книгоизда-
ние неожиданно оказалось сверхприбыльным бизнесом, почти как крими-
нальный вывоз нефти. Ну а где быстрые деньги... понятное дело.
Наиболее хваткая часть моих современников не преминула воспользо-
ваться этим.
Что термин "хорошая книга" утратил свое классическое значение, я по-
нял, когда год назад возвращался из Москвы в одном купе с оптовыми кни-
готорговцами.
Узнав, кто я есть такой, они расхвалили мои книги и тут же выразили
свое искреннее соболезнование почившему во мне писателю. По их словам,
"те, ранишние "книги обречены на забвение. Новый читатель, покупающий
только "свою серию" про секс или про убийства, уже сформировался, а на
него, массового, только и следует рассчитывать, если не хочешь прого-
реть.
Всеѕтаки я продолжаю рассчитывать, что увижу напечатанным свой пос-
ледний роман, лучший, как мне кажется, из всех моих опусов. И в изда-
тельстве, пожалуй, меня удерживает только эта трепетная надежда: всеѕта-
ки рядом с кухней! Карпович очень расплывчато, но все ж таки обещал - к
концу года, мол, так и быть, рискнет. Ни он, ни "полупахан" роман не чи-
тали, как я им его ни навязывал. Оба выразили полную уверенность в высо-
ких достоинствах моего заслуженного пера, но рукопись так и лежит у меня
в столе. Сколько ей там еще томиться? И чего они, олухи, боятся? Ведь
роман о любви, а любовь - тема вечная, инфляции неподвластная. Хотя...
Кто знает? Глядишь, пройдет еще несколько лет, и наглотавшиеся сексѕро-
манов читатели будут, зевая, на десятой странице захлопывать книжку о
непонятных переживаниях двуногих бронтозавров.
10
- Феликс Михайлович, с телевидения снова звонили, - сообщила мне, ед-
ва я переступил порог редакции, Люся, наимладшая наша редакторша, приня-
тая месяц назад на полставки. - Спрашивали, вы точно у них будете или
как? Просили перезвонить обяѕзаѕтельѕно!
Субтильное созданье в доверчиво открытой маечке опять склонилось над
компьютером, а я набрал номер и подтвердил: даѕда, как и договаривались,
в половине одиннадцатого и ни минутой позже. Как возвышает тебя в
собственных глазах эта независимость в отсутствие начальства!.. Разложив
листы корректуры "Зеленого доктора в каждой семье" и придав таким обра-
зом столу вполне рабочий вид, я прикинул, что в моем распоряжении есть
еще четверть часа - как раз на чашку кофе в забегаловке рядом со студи-
ей. Сегодняѕто можно ведь и с коньячкомѕс! А коли светит такая перспек-
тива, время терять - грех.
11
* * * ...Примерно час спустя в уютной редакции развлекательных пере-
дач местного телевидения можно было увидеть небольшого человека в дымча-
тых очках, со светлорусой бородкой и плешинкой, чуть проклюнувшейся пос-
реди мягких седеющих кудрей. Человек в очках, одетый несколько молодеж-
ней своих сорока с хвостиком лет - американская футболочка с загадочным
числом 88, очень потертые светлые джинсы, не первой белизны спортивные
туфли, - любезно общался с двумя довольно еще молодыми, но не так уж,
сотрудницами - редактором и режиссером ежемесячной телепрограммы "Между
нами, женщинами". Русобородый посетитель рассказывал им чтоѕто смешное,
раздвигая в улыбке безвольный, припрятанный за волнистой растительностью
рот, крутил головой, поддакивал, мягко возражал, угощал собеседниц сига-
ретами и курил сам.
Это был очень светский человек.
Он все время чтоѕнибудь делал. Вставал с кресла и подходил к окну,
касаясь пальцами восковых листьев чахнущей на подоконнике герани. Живо
откликался на просьбу костлявенькой рыжеволосой редакторши и говорил ей,
который час, а потом, деланно хмурясь, скорбно качал головой: вот, мол,
попусту уходит время... Режиссер, тоже рыженькая, но полная, кинула ему
реплику - он поймал ее, ответил, почти не думая, но довольно удачно,
улыбкой обозначил шутку, подыграл интонацией. Когда рядом с ним на столе
запищал телефон, он снял трубку и заговорил в нее совсем не так, как
только что: он, видно, настраивался на тональность того, который звонил.
- У аппарата? - веско переспросил он. - Ходоров, писатель... А вот
Каретникова нет, ждем.
Ходоров. Феликс Михайлович Ходоров. Это я. Вернее, так зовут челове-
ка, который вовсю пользуется моим именем, этого суетливого бородача. Хо-
тя, скорее всего, онѕто и есть истинный Ходоров. А я? Вряд ли кто дога-
дывается, что я существую.
Изредка, когда я отслаиваюсь от Феликса Ходорова, он предстает предо
мною весь, нагишом, даже бурые печенки просвечивают сквозь кожу. Я наб-
людаю за ним без какойѕлибо родственной симпатии, с жалостливой брезгли-
востью. Я не принимаю его таким, каков он есть, я мечтаю, чтобы он изме-
нился хоть чуть. Но я знаю, что помочь ему невозможно. Для этого надо
каждодневно, а не раз в полгода, в квартал или в месяц, выходить из его
оболочки.Только тогда очеловечивается этот несложный разговорный авто-
мат, запрограммированный на типовые житейские ситуации. Если бы я мог
выныривать из небытия почаще!.. И не на горсточку секунд, не на жалкую
минуту прозрения! Что эта минута, если все остальное время говорящее,
передвигающееся, обнимающее, "думающее" и "творящее" нечто, известное
людям под именем писателя Феликса Ходорова, действует так, как велят ему
дырочки на трансцендентной перфокарте, пробитой невесть кем.
Вот и сейчас, как всегда внезапно, я с перископическим приближением
увидел себя. Нет - его. Этого. Ходорова. Я разглядывал его отстраненно,
будто из тьмы кинозала.
- Черт знает что, - сердито пробормотал Ходоров и забарабанил ногтями
по нечистому от следов клея столу. - Еще полчаса, и я - уж простите, ра-
ди Бога! - пошлю куда подале и нашего с вами Каретникова, и саму переда-
чу, как она ни мила.
Вот паяц! Ведь будет ждать, сколько нужно!
- Теперь уже скоро, - сочувственно причмокнув, вздохнула редакторша и
поправила высветленную прядку в прическе. - Председатель задержал... От
него не уйдешь просто так, вы уж потерпите, Феликс Михайлович.
Онаѕто не знает, что его угрозы - липа.
- Вот именно - "терпите", - с сарказмом повторил Ходоров. Он снова
закурил и движения его были при этом подчеркнуто нервны. - Терпи, покор-
ный россиянин...
- Некрасов? Или импровизация? - вскинула выщипанные брови режиссер.
Щеки ее колыхнулись: молчаливость ей шла куда больше.
- Лидочка, не все ли равно? - Ходоров рубанул рукой воздух. - В нас,
русских, азиатчина неистребима, застряла с времен Батыя, вот и терпим -
надо и не надо.
Что нам время - особенно чужое. Сегодня в России, знаете ли...
...Бог мой, скорей бы пришло затмение! Он невыносим! И ведь не оста-
новишь.
...Зря я гневался на Каретникова: оказалось, шеф развлекательных
программ задержался у председателя телерадиокомитета как раз в моих ин-
тересах.
Кандидатура гостя передачи "Между нами, женщинами", то есть моя, сог-
ласована была с начальством раньше, а сейчас Петр Иванович выдирал у не-
го "добро" на возможность более или менее подробного разговора перед ка-
мерой о моей новой книге. По мнению председателя, это пахло скрытой рек-
ламой, которую издательство и автор хотят протащить на халяву. По словам
Каретникова, ему пришлось побожиться, что роман Ходорова "Не отводи гла-
за!" не включен в издательские планы "Парфенона", так что коммерческие
интересы здесь исключены.
Но поскольку роман о любви - вернее, и о любви, - то затоптать столь
выигрышную для женского токѕшоу почву было бы неразумно. Телезрители,
особенно телезрительницы, устали от политики. Страстиѕмордасти, пусть и
выдуманные, восполняют им дефицит собственных эмоций. Разве бешеная по-
пулярность "мыльных опер" не наглядное тому доказательство?
Короче, онѕтаки убедил начальство. Передача состоится через две неде-
ли, ее включают в программу, а сегодня нужно в общих чертах обговорить
ее содержание и композицию. Но это уже не его, Каретникова, забота - Ре-
ната Петровна и Лидия Викторовна приглашены сюда, в его кабинет, не слу-
чайно. И если они до сих пор ни словом не обмолвились о моем участии в
токѕшоу, так это сделано по его указанию - до разговора с председателем
все было писано вилами на воде.
Похлопав меня по плечу и придав розовощекастой своей физиономии наип-
риветливейшее выражение, Каретников ушел, и медноволосые дамы тотчас
принялись за дело. Режиссер налила в кофеварку воды и сунула штепсель в
розетку, а редактор раскрыла большущий, в полгазеты, блокнот, крупно на-
