Судьей. Прокурором. Свидетелем. И, наконец, исполнившим приговор па-
лачом.
4
* * * ...Лязгнула дверь.
- Сидоров! Давай выходи!
На допрос? Наконецѕто! Вот и дождался.
- Ну, быстро, быстро на выход!
Перебьешься, комарик, ядовито подумал он, обождешь. С тобойѕто можно
без церемоний. Хотя нет, опасно, надо, чтоб всеѕвсе типѕтоп, чтоб чис-
тенько и в мелочах.
- Нога... - хрипит Сидоров. - Не сымацца с койки...
- Какая еще нога?
Не один ли тебе хрен, какая? Он натужно кашляет. Уж это Сидоров уме-
ет, умеет.
Тренирован прямоѕтаки замечательно. Виснет на железной спинке, хри-
пит, захлебывается кашлем. Но правую ногу с одеяла не снимает. Краем
глаза следит за конвоиром - не шарахнул бы кованым своим ботинищем. А
что? Может.
Сопливенький еще мальчишка, тощенький, угреватый. Небось первогодок.
Да ведь и такому хочется выглядеть хоть когоѕто сильнее. Хотя бы такого,
как он, бомжа вонючего. Три недели он не видел себя в зеркале, образину
свою сейчасную знает только на ощупь. Бугристый череп с плешинкой - вы-
лезла, подлая, после "нулевки". Узкие скулы, обтянутые нездоровой кожей,
скелетистые впадины на щеках. И щетина мерзопакостная, уже не колючая,
правда, помягчевшая, цветом наверняка пегая. А уши, уши!.. Вот не думал,
что после стрижки наголо они так забавно раскрылатятся. Подзабыл, что
стеснялся в детстве своей лопоухости.
- Кончай ты! - уже не приказывает, а просит конвоир.
Погоди, говорит ему мысленно он, вот захочу - и перестану, а пока не
хочу.
Сидоров снова кашляет - с глухим хрипом, изображая муки адовы, с кле-
котом бьется хребтом о спинку койки, раскачивается, как правоверный ев-
рей на молитве. А парень, бедняга, мельком замечает он, перепугался,
совсем новичок, видно, в охране... Ведь с сочувствием смотрит, даже с
испугом, вон как губы дрожат...
Усмехнувшись, Сидоров с неожиданной легкостью сбрасывает ногу с койки
на пол, рывком встает и корчит брезгливую гримасу. И мысленно представ-
ляет, насколько омерзительной смотрится сейчас его рожа.
- Ладно, гражданин начальник, так и быть, потопали.
Конвоир розовеет от злости, но Сидоров уже и не глядит на него, надо-
ел.
Заложив руки за спину, идет к двери и выходит из камеры...
5
* * *
- Садитесь!
Ларина кивком отпустила конвоира. Придвинула поближе бланк протокола
допроса подозреваемого, попробовала на откидном календаре, хорошо ли хо-
дит шарик в авторучке, и только потом уже подняла глаза на человека,
мешком плюхнувшегося на табуретку напротив нее.
Нет, не самого приятного собеседника заполучила она на этот раз. Он
не произнес еще и слова, а следователь уже знала, интуитивно поняла, что
разговор предстоит непростой. Взгляд - острый, лишь на мгновенье полых-
нувший откровенной неприязнью и тотчас угасший, словно выключенная лам-
почка фонарика, ставший стеклянно безразличным, - такой взгляд был ей
хорошо знаком. Этот человек лишь прикидывается опустившимся, обезличив-
шимся бомжем, сказала она себе. Он умеет владеть собой, он настроен на
жестокую борьбу. Значит, и мне надо быть готовой к тому, что передо мной
вероятный преступник, быть может, изворотливый, многоопытный и умный.
Как ни старается он сейчас натянуть на физиономию маску дебила, первый
же взгляд выдал его с головой. Но пусть он не догадывается об этом. По-
ка.
Ларина быстро, крупным, размашистым почерком заполнила первые строки
протокола, касающиеся ее самой, даты и места допроса, и оторвала ручку
от бумаги.
- Фамилия, имя, отчество?
- Мое?
- Ваше, разумеется. Меня зовут Ларина Анна Сергеевна. А вас?
- Ну, Иванов... Петр... Сидорович.
Так, сказала себе Анна, понятно: настроился играть в комедийном клю-
че. Она обежала равнодушным взглядом лицо бомжа, исхудавшее, с выпираю-
щими скулами, без какогоѕлибо следа бровей, напоминающее детский рисунок
- точка, точка, два крючочка... Темная, чуть извилистая прорезь рта с
потрескавшимися губами, черные точки ноздрей, обритая голова с грязными
оттопыренными ушами, утолщенный кончик носа, почти кругляш, безвольный,
чуть загнутый подбородок...
И запрятанные под голыми надбровьями синие глаза - сейчас они непод-
вижные, тупые, похоже, он нарочно выпучивает их, чтобы выглядеть закон-
ченным придурком. Не поймай она тот взгляд...
- При задержании вы назвали себя Сидоровым. Как понимать?
- Да хоть как... Один леший.
- И всеѕтаки? Ваша настоящая фамилия?
- Пиши Сидоров, если больше нравится.
- Хорошо, Сидоров так Сидоров. Дата, место рождения?
- Мое?
Анна стиснула губы. Нет, не разозлишь, не старайся.
- Ваше. Перестаньте прикидываться дурачком, Сидоров. Не поможет.
- А я и есть дурачок. Это ты умная.
- Повторяю: год, число, место рождения?
Он задумался. Отквасил губы, поднял глаза на потолок, словно бы с
трудом вспоминая.
- Эта... Как ее? Магаданская область, поселок Барачный... В пятьдесят
вроде первом году... Ага, восьмого марта!.. Или нет?
- Вы что, не помните точно?
- Неѕа... А чо помнитьѕто?.. Старый - и все тут.
- Ладно. Запишем пока это. Проверим. Но, Сидоров, учтите: за дачу
ложных сведений вы несете ответственность перед Законом.
Ах, как это страшно, подумал он, разглядывая склонившуюся над прото-
колом молодую женщину. Надо же - отѕветѕственѕность!.. Тебе, законница
ты моя белокурая, наверняка кажется, что нет в жизни страшнее жупела,
чем дышло ваших замечательных Кодексов, на которые чихать хотели все, у
кого в кармане густо, а уж бомжи и подавно... Сколько ж тебе годков, ми-
лая, небось лет пять всего как с институтской скамьи? Интересно, замужем
ты или еще в девицах? Вот и занятие у меня теперь есть на время допро-
сов: попробуюѕка раскусить тебя самое, как ты меня пытаешься. У тебя,
бедняжки, вряд ли что путное выйдет, а яѕто тебя так и сяк пощупаю. Как
и положено мужику с вашей сестрой.
- Да, ознакомьтесь с вашими правами, - Ларина протянула через стол
бланк протокола. - Вот с этим пунктом. Возьмите же!
- Неѕа, - Сидоров мотнул головой, заслоняя глаза ладонью. - Не пойму
я, сама прочитай, слышь?
- Обращайтесь ко мне на "вы", Сидоров, - В голосе Анны Лариной впер-
вые промелькнуло раздражение. - Хорошо, слушайте. - Она медленно, акцен-
тируя каждое слово, прочитала ссылку на статью 51-ю Конституции Российс-
кой Федерации, оставляющую за допрашиваемым право не давать показаний,
которые могут быть использованы ему во вред. По лицу Сидорова нельзя бы-
ло определить, понял ли он услышанное. Округлив глаза, он невидяще смот-
рел на шевелящиеся губы следователя и молчал.
- Поняли? Нет? Тогда скажу проще: вы можете не говорить о том, что
вам, как вы считаете, может повредить.
Шелушащиеся губы Сидорова растянулись в длинной ухмылке.
- Ух ты!.. Зачем мне вредить? Не буду!.. Что я, чокнутый, что ль?
"Слава, трижды слава демократии! - злорадно подумал он. - Попляшешь
ты у меня, девонька, с этой идиотской статьей Конституции".
- Продолжим, - сказала Ларина, расправляя листок протокола. - Сообщи-
те о своем постоянном местожительстве...
Сидоров весело хрюкнул и даже зажмурился от удовольствия.
- Третья помойка слева от пятого чердака... Я путешествовать люблю,
гражданин следовательница... Не задерживаюсь нигде.
- Семейное положение?
Какая невозмутимость, смотриѕка!.. Ну и нервы у барышни! Надобно бы
ее расшевелить.
- Холостяшничаю... Гдеѕто детки, может, плачут по мне, а жен своих я
успел в дым позабыть. У васѕто, небось, муженек начальник, любит вас,
красавицу такую, а я вот одинѕодинешенек...
Он с удовлетворением отметил, как досадливо порозовели напрягшиеся
скулы, как нервозно дернулась авторучка в пальцах. Попал! И кажется, в
больное место.
Разведена? Брошена? По крайней мере, матримониальная тема ей небез-
различна.
- Отвечайте на вопросы кратко, без болтовни! Была ли прежде суди-
мость?
- Так за что ж?! - Сидоров помотал головой, сверкнув плешинкой, за-
метной даже на бритом черепе. - Преступлениев не совершал, чистый я...
Зря вы меня сюда засунули, обижаете... Ну что с того, что я ездю по
стране? Кому мешаю? Дали б квартиру, не ездил...
Ларина сделала запись в протоколе, затем, подумав, быстро заполнила
следующую графу и холодно взглянула на Сидорова.
- В соответствии с частью второй сто двадцать третьей статьи Уголов-
ного процессуального кодекса Российской Федерации официально объявляю
вам, Сидоров, что вы подозреваетесь в убийстве гражданина Ходорова Фе-
ликса Михайловича, временно проживавшего в селе Тургаевка, улица Советс-
кая, 22-а. Основания для вашего задержания вполне достаточны, так что
предупреждаю, что только ваши искренние...
Но он уже не слышал ее... Потрясение было слишком сильным, а главное
- настолько неожиданным, что единственным, о чем он сейчас мог думать,
было только это - не выдать себя, ни на миг не сбросить маску опустивше-
гося туповатого бродяги, которая, как ему казалось, так естественно к
нему приросла за эти недели скитаний... Где он промахнулся, чего он не
предусмотрел?! Он был настолько уверен, что жалкого бомжа, задержанного
за нарушение паспортного режима, вернее, за беспаспортность, за ничтож-
ное, по сути, правонарушение, если не отпустят, то в худшем случае отп-
равят в распределитель, удрать откуда ему не составит труда... Но подоз-
рение в убийстве... Неужели у нее в руках какиеѕто улики, неужели пошли
прахом все его старания ликвидировать этого ничтожного Ходорова, не ос-
тавив и малейших следов?.. Голосок следователя монотонно журчал, пере-
числяя его права на адвоката, ходатайства, отводы, но для него это были
всего лишь абстрактные, ничего не значащие звуки, потому что не было
сейчас для него важнее задачи, чем немедленная перестройка всей своей
тактики. От пассивного, почти безразличного ожидания - к предстоящему
жесткому и опасному поединку с этой блондинистой быстроглазой женщиной,
на сегодня его врагом номер один...
6
- ...смягчению вашей вины, - закончила Ларина и, взяв со стола прото-
кол, протянула его вместе с авторучкой закаменевшему Сидорову. - Распи-
шитесь, подозреваемый. Вот здесь...
Он машинально вывел каракульку на бланке и угрюмо пробормотал:
- Какая такая вина?.. Ты брось, гражданин начальница, никаких писате-
лев не знаю и не убивал. - Он засопел, метнул изѕпод голых надбровий
полный злости взгляд. - Нашли на кого мокруху повесить, да? Ничего не
знаю.
В серых глазах следователя зажегся огонек.
- А откуда вам, Сидоров, известно, что убитый гражданин Ходоров - пи-
сатель?
- Сама сказала. Вот и известно.
- Неправда. Даже не упоминала.
- Ну тогда эти... Менты ваши... Когда меня брали...
- Возможно. Скажите, Сидоров, что вы делали в Тургаевке 22-го июля? В
среду, как сегодня, только три недели назад? И что вас привело в Турга-
евку? Где вы там останавливались?
Ему вдруг стало смешно. Шок, слава Богу, миновал, и сейчас он
чувствовал себя, как боксер, поднявшийся на ноги после нокдауна и услы-
шавший гонг, который даст ему минуту, чтоб опомниться. Только не надо
спешить с ответами, амплуа придурковатого бродяжки себя еще не исчерпа-
ло. Итак, почему оказался в Тургаевке? Милая ты моя, слишком долго приш-
лось бы объяснять. Да и не поняла бы, пожалуй, хоть с виду ты и не дура.
Что ж, сказать тебе, что в этой занюханной Тургаевке я поставил послед-
нюю точку, сделал то, что заказано мне было давно?.. Нетушки, не рассчи-
тывай. Ты ведь не сможешь понять, как ни напрягай свои симпатичные изви-
линки, что я уже не мог откладывать дело. Увы, время вышло, оттягивать
приговор было нельзя, и каждый лишний день жизни - нет, существования
Ходорова отсчитывался зловещим метрономом. Я должен был раньше уничто-
жить его, зря я тянул, зря... Мне так не хочется верить, что ты, белоку-
