как раз красила эдакая интригующая азиатчинка. Лицо Светланы было куда
правильней - и носик аккуратный, и овал почти идеальный, но было в нем
нечто безжизненное, не в лице, вернее, а, конечно, в глазах - бледноѕсе-
рых, чуть навыкате, малоподвижных, но не от задумчивости или флегмы, а
от какогоѕто скрытого истового упрямства. Ее всегда напряженный взгляд
априори заявлял всем и каждому: что бы вы ни говорили, как бы ни умнича-
ли, а истину знаю я и возражений не потерплю... Бог мой, чего только не
натерпелись мы с ней за последние десятьѕдвенадцать лет! Вкусив со Свет-
ланой прелестей отцовства, я категорически отказался от мысли о втором
ребенке - втором, разумеется, для Нины, которая, впрочем, и не настаива-
ла на продолжении фамильной династии Ходоровых.
- Ну, что, пора, видать, и посвятить супруга в наши планы? - Николай
Петрович подмигнул Нине и снова наполнил хрустальные стопочки водкой.
Жена и Светлана так и не прикоснулись к пахучему молдавскому, рюмки их
были полны.
- Может, пусть сначала Света все расскажет? - Нина с сомнением пос-
мотрела на на дочь и вздохнула. - Нет, она слишком переволновалась, луч-
ше я.
- Но сначала - уипьем уодки! - отставной полковник коротко хохотнул,
приглаживая ладошкой сверкающую лысину и поднимая над головой стопку. -
Догоняй нас, Феликс Михайлович! - почемуѕто переходя на "ты", воскликнул
он и бравым жестом выплеснул водку в рот.
Что ж, догоню, за мной, как говорится, не заржавеет. И все же, куда
они меня хотят затянуть? Что может быть общего у меня с ними - хоть с
моей падчерицей с ее челночным бизнесом, хоть с этим огородным гением?
- Феликс, - проникновенно, глубоким грудным голосом, каким не обраща-
лась ко мне уж года три, произнесла Нина, - в нашей семье случилась бе-
да. И мы все вместе, с помощью Николая Петровича, должны найти выход из
ситуации... Из ситуации тяжелейшей...
Николай Петрович, с достоинством потупив белесые глаза, старательно
выбирал вилкой грибочек покрупнее. Светлана неподвижно смотрела кудаѕто
под потолок. Я отодвинул тарелку с салатом и приготовился слушать.
А произошло вот что. Выполняя заказ известной у нас в Самаре оптовой
фирмы ООО "Тарас", Светлана закупила под Стамбулом партию французских
духов "Пуасон" по цене десять долларов за флакон. Ровно тысячу штук, то
есть на десять тысяч долларов, взятых ею в том же "Тарасе". Фирме она
должна была сдать товар, как условились, по двенадцать баксов, навар по-
лучался неплохой. За вычетом всех расходов на поездку приблизительно
полторы тысячи "зеленых". Две коробки с духами она отвезла на базу "Та-
раса", но тутѕто и случилось неожиданное. По чьейѕто наводке торговая
инспекция как раз в этот день проверяла здесь не только сертификаты, но
и вообще качество импорта. Взяли на экспертизу и одну коробочку с "Пуа-
соном". И оказалось, что духи имеют к Франции такое же отношение, как и
одесская шипучка "Лярошель" к вину провинции Шампань.
Изготовлены они в Малайзии. Но и это не самое худшее, так сказать,
полбеды.
Беда же том, что в составе лжефранцузского парфюма обнаружен метило-
вый спирт, который ядовит, от него слепнут. В тот же день ушлые "Тарасы"
узнали об этом заключении экспертов. Товар Светлане фирмачи не медля
вернули - вчера вечером привезли обе коробки к нам домой. Теперь требуют
возврата денег, угрожают завтра же "включить счетчик" - два процента в
день, то есть станут плюсовать по двести баксов ежесуточно. Вышибать
долги эта фирма умеет, возглавляет ее недавний уголовник из бывших бок-
серов. Что делать с девятьсот девяносто девятью флаконами фальшивого, к
тому же запрещенного к продаже "Пуасона", ясно
- их надо сбыть, хотя бы по дешевке, пусть даже и за свою цену.
Сверхзадача в другом - сделать это необходимо в течение ближайших
двухѕтрех дней, пока инспекция раскачивается, экономическая полиция не в
курсе, а информация о ядовитой пахучей смеси не предана гласности.
- Ты прекрасно знаешь, Феликс, - печально закончила Нина свое душе-
раздирающее повествование, - что десяти тысяч долларов у нас нет и в по-
мине. Даже тысячи нет. Светлане, нашей дочери... - она с особым нажимом
произнесла "нашей", - угрожают криминальные элементы. Каждый потерянный
день - это гвоздь в крышку гроба. Поэтому мы решили...
- Маленько поторговать ядом! - захохотал, будто никогда в жизни не
острил так удачно, отставной полковник. Его загорелое, в грубых складках
лицо лоснилось, смешливые глазки помаргивали изѕпод кустиков бровей. Он
казался весьма довольным ситуацией - может, не той, в какую мы попали, а
той, что сложилась сейчас за столом. - Ты же не знаешь, Феликс, ты ж не
знаешь наверняка, что "пуасон" поѕфранцузски - это поѕнашему, поѕрусски
- "яд"! Да, представь - яд!
Надо ж было жизни такую шутку сыграть с вами!
23
Мне не показалось это смешным.
- Что значит - поторговать, и - кому?
Наверное, мой голос прозвучал чересчур резко: Нина вздрогнула и заку-
сила губу, полковник оборвал смех и пристально взглянул на меня.
- Всем нам, - сказал он негромко. - Вам троим как семье. И мне как
вашему другу, потому что вы для меня вроде почти родственники. Мой Виту-
сик и ваша Светлана какѕникак...
- Да вы что, осатанели?! - я отшвырнул вилку. - Мне, писателю, стать
на углу с этой пакостью? С поганой отравой?! Да если бы и парижские они
были, то...
- Замолчи! - взвизгнула Нина. - Нахлебник, захребетник несчастный!
Писатель, тоже мне! Кому нужны твои шедевры?! Жрать небось хочешь каждый
день? Дочь спасай, ничтожество, пусть не родную, пусть! Но неужели ты не
понимаешь, что если мы сейчас...
Она захлебнулась слезами и села, закрыв ладонями лицо. Николай Петро-
вич укоризненно покачал головой, вынул из кармана платок, вытер лысину.
Светлана, подбежав к матери, чтоѕто зло и взволнованно шептала ей на
ухо, та не реагировала, ее трясло.
- Успокойтесь, Нина Сергеевна. - Полковник вылил в наши с ним емкости
остатки "Самарской" и откашлялся. - Вранье это, что метиловый спирт ядо-
витый, наши зэки хлебали его втихаря, и никто не помер. Да кто ж духи
станет хлебать, спрашивается? Глаза ими тоже не прыскают, не туалетная
водичка после бритья. А реализовать их надо немедленно, тут у матросов
нет вопросов. - Он подумал и, закатив глаза, быстро опрокинул стопку,
причмокнул, похрустел грибком. - Придется, Феликс Михайлович, никуда не
денешься. Писатель - не писатель. Я вот полковник, ордена имею за выслу-
гу, а ведь не брезгую. Ради вас, не ради себя!
- Бред собачий... Надо искать гдеѕто деньги. - Я тоже выпил, закусы-
вать не стал. - Я попрошу аванс под книгу...
- Да брось ты! - неожиданно свежим, полным презрения голосом оборвала
меня Нина. Ее крутые щеки пылали, в черных глазищах, прекрасных даже и
сейчас, несмотря на годы, а когдаѕто сводивших меня с ума глазищах све-
тилось жаркое презрение. - Ты врешь все время - не только нам, ты привык
уже врать самому себе. Ты знаешь, что твой роман - пусть он даже гени-
альный - никто сегодня издавать не будет, а значит, не даст за него и
гроша ломаного! Аванс попросит!.. Боже ты мой, не мужик, а тряпочка, ко-
торой только пыль вытирать!..
И вытирают!
- Прекрати!
Нет, не надо мне сегодня этих сцен, ради Марьяны сдержись!
- Хорошо! - глаза Нины свирепо сверкнули. - Ты завтра же приносишь
домой тысячу долларов! Нет, полторы тысячи! Потому что мы будем гор-
биться и за тебя, чистоплюя! Попробуй не принеси - вышвырну! С бомжами
будешь жить на вокзале, бабам ты уже не нужен, нищий классик!
Я чувствовал, что бледнею. Прикрыв веками глаза, начал мысленно отс-
чет:
двадцать... девятнадцать... восемнадцать... семнадцать...
Видимо, огородный полковник решил, что я всеѕтаки спасовал. Смачно
жуя чтоѕто, судя по хрупанью, огурец, он миролюбиво, почти ласково заго-
ворил. О том, что у него в Сызрани, Новокуйбышевске и в Тольятти есть
деловые дружки, которые чемѕто помогут в реализации, что никого, конеч-
но, просвещать насчет качества "Пуасона" не стоит, однако дорожиться то-
же не стоит, даже по одиннадцати - и то хорошо...
"Продать дачу! - пронеслось у меня в мозгу. - За бесценок. Записана
она, слава богу, на мое имя... Завтра же дать объявление..."
- Так "да" или "нет"?! - услышал я словно издалека звенящий металлом
голос жены.
- Да! Да! Да! - заорал я и с силой ударил кулаком по столу. Рюмка
упала, звякнув о тарелку. - Будут вам проклятые эти баксы! Завтра - не
завтра, а будут, чтоб вы все провалились!
Я выскочил изѕза стола и бросился в прихожую. И именно в эту секунду
там забренчал телефон.
- Да! Ходоров!
- Старик, ты где сегодня валандался, классик наш служивый? - услышал
я дурашливый голос Зямы Краснопольского. - Небось не знаешь - не веда-
ешь, что за новости у нас?
- Говори! - раздраженно буркнул я.
- Полная реорганизация нашего благословенного "Парфенона". Вот так!
- Что это значит?
- Завтра узнаешь. Тебе, кажется, выпадет осоѕоѕбая такая миссия. Ни-
чего конкретного не скажу, сам толком не знаю. Но вроде бы связано с
худлитературой, романы будешь кропать... Чтоѕто в этом духе. Поздравляю,
классик!.. Ну до завтра, телевизор смотрю, а тут рекламная пауза, вот и
позвонить решил, не вытерпел. Покеда!
Я положил трубку на рычаг и вышел на лестничную площадку. Закурил.
Надежда тихонько, но явственно, как ребеночек в чреве, ворохнулась,
отогнав кипящую тоскливую ярость. Романы писать? Чушь какаяѕто... Может,
ктоѕто заказал... И чтобы именно я...
Убедившись, что в пачке осталось всего две сигареты, я тихонько зак-
рыл за собой дверь и быстро спустился по лестнице. До ближайшего киоска,
где можно купить курева, было чуть меньше квартала, но я свернул в про-
тивоположную сторону. Сумерки уже сгустились, было все еще душновато, но
совсем не жарко, почти комфортно. Перейдя через площадь, я опустился в
сквере на скамейку и закинул ногу на ногу. Мимо, косясь на меня и перес-
меиваясь, прошагали три аляповато накрашенные нимфетки, я проводил их
долгим, но вполне безразличным взглядом...
И внезапно увидел, словно на холсте написанную, жанровую картину: от-
дых немолодого жуира... Бородатенький дяденька с сигареточкой, равнодуш-
ненько усталое выражение лица, скрещены ножки, локоток на спинке
скамьи... А ведь ему, этому душезнатцу Ходорову, только что надавали по
мордасам, принудили заняться пес знает чем - не криминальной торговлей,
так тайной продажей чужого имущества... Ведь дача только формально его,
совсем не Ходоровской жизни она кусочек. Какие бы значительные рожи он
сейчас не строил, но этот бородач и на самомѕто деле - тряпочка для пы-
ли. Чужое "надо" - его карма, его удел, а что такое его собственное "на-
до", он позабыл давнымѕдавно... Сегодня наконецѕто сверкнул в бессозна-
тельной его жизни просветик чегоѕто настоящего, нужного именно ему, Хо-
дорову, да ведь уже завтра затолкает, затопчет его чужое "надо", некогда
будет ему искать свое. А там и развеется, расплывется, забудется - то ли
было, то ли не было, почудилось...
Если бы завтра!.. До завтра надо было еще дожить. Ночью, когда я, как
мне показалось, толькоѕтолько уснул на своем диване под шум воды и поз-
вякивание посуды на кухне, чтоѕто тяжелое придавило мне грудь. Спросонок
я чтоѕто крикнул, но маленькая твердая ладонь зажала мне рот. "Тихо, ми-
лый, тихо..." - услышал я в темноте голос Нины... Видит бог, как я не
хотел этого сегодня...
Мы не были близки уже месяц, она никогда не проявляла инициативы,
почти никогда... Я был уверен, что противен, по меньшей мере безразличен
ей как мужчина, что ей, такой сексуально непритязательной и в более мо-
лодые годы, это теперь без надобности, разве что как уздечка для мужа.
Да и какая там уздечка, если за все двадцать лет она не приревновала ме-
