действовало, как и обещал доктор. Теперь Бену лишь оставалось надеяться,
что и он сможет так же безмятежно заснуть.
Маленький Джои спал спокойно, проснувшись за все это время лишь
однажды, когда в комнате поднялся шум, да и то ненадолго: похлопав
глазенками, он тут же заснул опять.
Бен снял брюки, подержал их в руках с сильным желанием зашвырнуть
куда подальше, но потом передумал и аккуратно повесил на спинку стула.
Надо, чтобы "Фэй утром проснулась в хорошем настроении, и ее ничего не
расстраивало. В том числе вид его одежды, разбросанной по всей квартире
где ни попадя. Теперь ее нельзя беспокоить даже по мелочам, а, наоборот,
надо удвоить свое внимание и заботу и быть предупредительным как
никогда.
Бен шагнул в ванную, наскоро почистил зубы, посмотрелся в зеркало и
покачал головой, оставшись крайне недовольным своим измученным, разбитым
видом. А потом погасил свет и отправился спать.
Постель была мягкая, одеяло теплым. Рядом слышалось тихое и ровное
дыхание Фэй. И еще убаюкивающее тиканье часов. На несколько секунд Бен
даже задержал дыхание, боясь нарушить эту гармонию темноты и тишины.
И тут ему страшно захотелось спать, и он без колебаний закрыл глаза.
"Так что там говорила Фэй? - думал он, погружаясь в сон. - Лучше
всего забыть об этой монахине и оставить ее в покое... Пожалуй, она была
абсолютно права".
Он повернулся на левый бок и, глубоко зевнув, сладко заснул.
Глава 5
Инспектор Бурштейн появился у себя в отделе в одиннадцать утра.
- Вам удалось хоть немного вздремнуть? - завидев своего шефа, первым
делом спросил осунувшийся детектив Уосо.
Бурштейн отрицательно покачал головой и подавил зевок, стараясь не
обращать внимания на головную боль, которая мучила его с половины
пятого, когда он решил все же лечь и заснуть.
Они вошли в кабинет инспектора. Бурштейн повесил шляпу и плащ на
вешалку и сел за письменный стол, заваленный всевозможными бумагами.
Налив себе чашку кофе из термоса, который он предусмотрительно захватил
из дома, Бурштейн мельком взглянул на рабочее расписание сотрудников
отдела, потом посмотрел в потолок и снова зевнул.
- Ну, как у нас обстоят дела на 89-й улице? - спросил он, расстегивая
ворот рубашки и ослабляя галстук.
Уосо откашлялся и поправил на переносице очки в оправе из
черепахового панциря.
- Я тут побеседовал с криминалистами, - доложил он. - Они обшарили
весь подвал в поисках недостающих частей трупа, но, как я и предполагал,
ничего не нашли.
Так что нет никаких отпечатков. Их отчет будет у нас к полудню.
Бурштейн медленно кивнул, одновременно кое-как приводя в порядок
разбросанные по столу бумаги.
- Жильцов в доме проверили?
- Да, осталось разыскать лишь троих. Но двое из них - женщины.
- А кто мужчина? Уосо раскрыл блокнот.
- Его зовут Луис Петросевич. Он тоже, кстати, живет на десятом этаже.
Как раз напротив Бэрдетов, через холл.
Бурштейн потянулся, потом схватил карандаш и начал что-то быстро
писать в своем рабочем журнале.
- Когда его видели последний раз? Уосо перелистал несколько страничек
и только потом ответил:
- Вчера на работе. Он занимается продажей копировальной техники. Мы
позвонили к нему в контору и поговорили с секретаршей. Она сообщила, что
вчера в пять вечера Петросевич ушел на встречу с клиентом. А после этого
собирался ехать прямо домой. Но, насколько нам известно, в квартире он с
тех пор так и не появлялся.
Карандаш сломался. Бурштейн отбросил его в сторону и потер лоб
руками.
- Так, хорошо... - задумчиво произнес он и отпил большой глоток кофе.
- Вполне возможно, что как раз он и есть жертва.
- На всякий случай я собрал о нем кое-какие сведения...
- Правильно, Уосо.
В этот момент зазвонил телефон. Бурштейн поднял трубку, некоторое
время слушал, а потом посоветовал говорившему обратиться к одному из
дежурных детективов. - Ну, а как насчет дела, о котором я говорил тебе
вчера?
- Его нет, - смущенно пробормотал помощник.
- Что?!
- Я проверил везде, где только возможно, - пытался оправдаться
сержант. - Под каждым именем, которые вы мне дали. Но такого дела нигде
нет.
- И что, о нем нет даже упоминаний в каталоге?
- Как раз в каталоге оно есть. Название занесено в компьютер. Но
самого дела нет. Или его по ошибке переложили куда-то, или оно просто
украдено. Я на всякий случай проверил, не осталось ли копий каких-нибудь
материалов... Но здесь тоже тупик.
- Черт побери! - Бурштейн с досадой стукнул кулаком по столу. -
Только этого еще не хватало! Проверь еще раз все, что можно. - Он нервно
зашагал по кабинету. - А что слышно с ордером на обыск?
Уосо торопливо положил в рот пластинку жевательной резинки.
- Я говорил с прокурором округа. Но для тог, чтобы получить такой
ордер, надо представить что-то более убедительное, чем догадки...
- Ясное дело!.. - Бурштейн тоскливо посмотрел на улицу через
зарешеченное окно. Вид из окна был на редкость унылый. Край
замусоренного двора и стена соседнего дома мышиного цвета. Он снова
повернулся к сержанту, - Мне надо еще раз тщательно все обдумать.
- Хорошо, я буду рядом, - ответил Уосо и вышел из кабинета.
Бурштейн достал новый карандаш, сделал какие-то записи, потом резко
схватил телефонную трубку и стал медленно набирать номер. Сперва
слышались громкие помехи на линии, а потом раздались длинные гудки.
***
- Для меня, конечно, твой звонок был приятной неожиданностью, -
врастяжку говорил бывший старший инспектор Томас Гатц знакомым низким
гнусавым голосом, который слегка раздражал Бурштейна. - Так сколько же
мы с тобой не виделись? - Внимание Гатца было целиком сосредоточено на,
бесстрастном лице его собеседника.
- Год, - тут же ответил Бурштейн, не обращая внимания на шум в
переполненной закусочной, куда они зашли Побеседовать. - А может, и
больше.
Гатц посмотрел в тарелку куриного бульона, которую ему только что
принесли, и шумно вздохнул. Он был крепким коренастым мужчиной
невысокого роста с резкими чертами лица. Отличали бывшего сыщика чуть
припухшие внимательные карие глаза, длинный нос с шишкой на переносице и
неестественно тонкие, почти бесцветные губы. А еще он постоянно носил
старый фетровый котелок, который удивительно шел к его плотной, слегка
сутулой фигуре. На рубашке Томаса Бурштейн сразу же заметил
многочисленные сальные и кофейные пятна, К тому же Гатц умудрялся
просыпать на нее пепел с сигары, которую беспрерывно держал во рту.
- Год - это слишком много для таких старых друзей, как мы, -
саркастически хмыкнул и покачал головой Гатц. - Значит, у тебя, сукин
сын, опять возникла проблема, которая тебе не по зубам, раз ты
удосужился вспомнить обо мне. Я угадал?
- Можно сказать и так, - обезоруживающе улыбнулся Бурштейн.
- Как? После всего, чему я тебя научил, у тебя еще бывают проблемы? -
удивленно поднял брови отставной детектив. В ответ Бурштейн лишь
двусмысленно усмехнулся. А действительно, научился ли он чему-нибудь у
этого придирчивого старого дурака? Бурштейн улыбнулся, а потом откусил
кусочек бутерброда с грудинкой.
- Конечно, вы научили меня многому, и я вам за это весьма
признателен... Но в нашей практике бывали случаи, которые даже вас
ставили в тупик, помните?
- Ну, таких было совсем немного! - хвастливо отмахнулся Гатц.
Бурштейн с сомнением хмыкнул.
- Ну, а как у вас вообще дела? - поинтересовался он. - Чего вы
достигли с тех пор, как перестали ловить убийц?
- Очень немногого, - вздохнул Гатц. - Но я ведь, по совести, никогда
и не был готов к отставке... Конечно, в мире много интересных занятий и
хороших профессий, но мне всегда хотелось работать только в полиции. Ты
знаешь, временами мне даже снится, что я опять работаю в нашем отделе...
- А почему бы вам, в самом деле, не устроиться снова в полицию? Хотя
бы на неполный день...
- Ну уж нет! Я уже нашел свое место. Теперь я работаю ночным
сторожем. Всего три смены в неделю, в фирме "Кон-Эдисон". Работа,
конечно, не пыльная, но, честно говоря, скучноватая. Но ты же знаешь,
что для человека, которому стукнуло шестьдесят пять, большого выбора уже
нет, так что приходится довольствоваться этим.
Бурштейн хотел как-то приободрить старика и начал бормотать всякие
сочувственные слова, но тот сразу же остановил его:
- Закрой клапан! Больно нужно мне твое сострадание!.. Неужели ты
думаешь, что я нуждаюсь в соболезнованиях лысого легавого еврея, у
которого сварливая жена и хронический геморрой?
- А у вас и его нет, старый пердун! - прыснул инспектор.
Гатц показал своему воспитаннику язык, и они оба добродушно
рассмеялись.
- Нет, серьезно, как ваше здоровье? - спросил Бурштейн. - По-моему,
неплохо... Гатц кивнул.
- У меня только артрит, который донимает иногда в плохую погоду. А
кроме этого, все вроде бы в полном порядке. К тому же я ведь занимаюсь
каким-никаким делом, и это помогает мне держать себя в форме. Но
вообще-то теперь у меня много свободного времени... По вечерам, когда
нет дежурства, я частенько хожу в кино на старые фильмы. Кстати,
недалеко отсюда есть кинотеатр, где крутят допотопные ленты. За один
вечер показывают сразу три картины. Сеанс начинается в восемь, а
заканчивается иногда уже за полночь. Вчера, например, показывали
"Крылья", "Горбун собора Парижской Богоматери" и "Детство Цезаря".
- По-моему, я эти фильмы даже не видел. И названия какие-то
незнакомые...
- Ну ты же всегда был бескультурный, ограниченный остолоп, Бурштейн.
Хоть это ты признаешь? - Гатц не стал дожидаться ответа. - И почему я
тебя так любил?.. Никогда не пойму. Это останется для меня загадкой на
всю жизнь.
Бурштейн засмеялся. Подошла официантка и поставила перед ними две
чашки кофе. Инспектор придвинулся к своему бывшему начальнику и сказал:
- А где же я, черт возьми, найду время, чтобы смотреть все эти старые
фильмы? У меня ведь двое сыновей, которым еще надо дать образование. И
жена, сосущая деньги на хозяйство, как пылесос.
Гатц заулыбался, вспомнив о мальчиках Бурштейна.
- Семья в порядке?
- Конечно! - просиял Джейк. Потом достал бумажник и вынул из него три
фотографии.
- Вот они все здесь. Это Майкл, старший, - показал он пальцем. - Вы
его помните? Гатц утвердительно кивнул.
- Он сейчас на третьем курсе в Бостонском колледже. А когда закончит
его, будет поступать на юридический факультет. Он не хочет начинать
работу на вторых ролях, как это пришлось делать нам с вами.
- Да уж... Но если бы не твоя собачья работа, у него была бы сейчас
менее приятная юность, - заметил Гатц и улыбнулся. - Ну, а теперь, раз
уж он станет адвокатом, то непременно разбогатеет.
Бурштейн указал на вторую карточку.
- А это Рикки. Он уже поступил в Сиракузский университет. Сейчас на
первом курсе. Хороший парень. Учится на фармацевта.
Гатц взял фотографию младшего сына Бурштейна.
- Симпатичный парнишка, Джейк. Удивительно, как быстро растут дети!..
А ведь я помню еще то время, когда ты только пришел в наш отдел. Рикки
тогда было два или три года, не больше.
- Верно.
- Когда я смотрю на эти карточки, мне кажется, что я тоже должен
срочно жениться и заиметь своих собственных детей. - Гатц засмеялся. -
Но, впрочем, как ни крути, а два сына у меня все-таки было.., в каком-то
смысле. Ты и Риццо. И я искренне любил вас обоих. Когда Риццо погиб в
этой чертовой катастрофе, он словно унес с собой часть меня самого...
- Я знаю, - тихо сказал Бурштейн.
Этот пожилой человек обнажал душу в поисках доброго собеседника. И
