играете на бильярде, вы натираете эту впадинку мелом, чтобы кий
не скользил у вас в руке; в-третьих, вы играете на бильярде
только с Сэрстоном; в-четвертых, месяц назад вы мне сказали,
что Сэрстон предложил вам приобрести совместно с ним
южноафриканские ценные бумаги, которые поступят в продажу через
месяц; в-пятых, ваша чековая книжка заперта в ящике моего
письменного стола, и вы не попросили у меня ключа;
в-шестых, вы не собираетесь вкладывать свои деньги в
южноафриканские бумаги. -- До чего просто! -- воскликнул я. --
Конечно, -- сказал он, слегка уязвленный, -- всякая задача
оказывается очень простой после того, как вам ее растолкуют. А
вот вам задача, еще не решенная. Посмотрим, друг Уотсон, как
вам удастся с ней справиться.
Он взял со стола листок бумаги, подал его мне и вернулся к
своему химическому анализу.
Я с изумлением увидел, что на листке начерчены какие-то
бессмысленные иероглифы.
-- Позвольте, Холме, да ведь это рисовал ребенок! --
воскликнул я. -- Вот каково ваше мнение! -- Что же это, в таком
случае?
-- Мистер Хилтон Кьюбитт из Ридлинг-Торп-Мэнора в Норфолке
как раз и хотел бы знать, что это такое. Этот маленький ребус
он послал нам с первой почтой, а сам выехал сюда ближайшим
поездом. Слышите звонок, Уотсон? Это, вероятно, он.
На лестнице раздались тяжелые шаги, и через минуту к нам
вошел высокий румяный, чисто выбритый джентльмен. По его ясным
глазам и цветущим щекам сразу было видно, что жизнь его
протекала вдали от туманов Бейкер-стрит. Казалось, он принес с
собой дуновение крепкого, свежего ветра с восточного берега.
Пожав нам руки, он уже собирался усесться, как вдруг взор его
упал на листок с забавными значками, который я только что
рассматривал и оставил на столе.
-- Что вы об этом думаете, мистер Холме? -- воскликнул он.
-- Мне рассказывали, что вы большой любитель всяких
таинственных случаев, и я решил, что уж страннее этого вам
ничего не найти. Я вам заранее выслал эту бумажку, чтобы у вас
было время изучить ее до моего приезда.
-- Это действительно в высшей степени любопытный рисунок,
-- сказал Холме. -- С первого взгляда его можно принять за
детскую шалость. Кто, казалось бы, кроме детей, мог нарисовать
этих крошечных танцующих человечков? Почему вы придали столь
важное значение такому причудливому пустяку?
-- Да я не придал бы ему никакого значения, если бы не
жена. Она смертельно перепугалась. Она ничего не говорит мне,
но я вижу в глазах у нее ужас. Вот почему я принял это так
близко к сердцу.
Холме приподнял бумажку, и лучи солнца озарили ее. Это был
листок, вырванный из записной книжки. На нем были начерчены
карандашом вот такие фигурки:
^УА^^Х^^^А^^
Внимательно рассмотрев листок. Холме бережно сложил его и
спрятал в бумажник.
-- Это дело обещает много любопытного и необычайного, --
сказал он. -- Вы уже кое-что рассказали мне в своем письме,
мистер Хилтон Кьюбитт, но я был бы очень вам признателен, если
бы вы любезно согласились повторить свой рассказ, чтобы дать
возможность послушать его моему другу, доктору Уотсону.
-- Я плохой рассказчик, -- сказал наш гость, нервно сжимая
и разжимая свои большие сильные руки. -- Если в моем рассказе
вам что-нибудь покажется неясным, задавайте мне, пожалуйста,
вопросы. Начну с того, что в прошлом году я женился... Но
предварительно я должен сказать, что хотя я человек небогатый,
наш род живет в Ридлинг-Торпе уже в течение пяти столетий и
считается самым знатным родом во всем Норфолкском графстве. В
прошлом году я приехал в Лондон на праздники и остановился в
меблированных комнатах на Рэссел-сквере, потому что там
остановился Паркер, священник нашего прихода. В этих
меблированных комнатах жила молодая американская леди, по
фамилии Патрик, Илей Патрик. Мы с ней скоро подружились. Не
прошло и месяца, как я полюбил ее самой пылкой любовью. Мы
тихонько повенчались и уехали ко мне в Норфолк.
Вам, вероятно, кажется странным, мистер Холме, что человек
хорошего старинного рода вступает в брак с женщиной, ничего не
зная о ее прошлом и о ее семье.
Но если бы вы увидели ее и узнали, вам нетрудно было бы
меня понять. Она была очень прямодушна со мной, моя Илей, она
предоставляла мне полную возможность отказаться от свадьбы,
если я захочу. "У меня в моей прежней жизни были очень
неприятные знакомства, -- говорила она, -- я хочу позабыть о
них. Я не желаю возвращаться к своему прошлому, потому что
всякое воспоминание причиняет мне боль. Если ты на мне
женишься, Хилтон, ты женишься на женщине, которая сама ничего
постыдного не совершила, но ты должен поверить мне на слово и
позволить умолчать обо всем, что было со мною до того, как я
стала твоей. Если это условие кажется тебе слишком тяжелым,
возвращайся в Норфолк и предоставь мне продолжать ту одинокую
жизнь, которую я вела до встречи с тобой".
Она сказала мне это за день до свадьбы. Я ответил ей, что
готов подчиниться ее желанию, и сдержал свое слово. Теперь мы
женаты уже год и прожили этот год очень счастливо. Но месяц
назад, в конце июня, я заметил первые признаки надвигающейся
беды. Моя жена получила письмо из Америки -- на конверте была
американская марка. Жена смертельно побледнела, прочла письмо и
швырнула в огонь. Она ни разу о нем не упомянула, и я ничего не
спросил, ибо обещание есть обещание. Но с этого часа она ни
одного мгновения не была спокойна. У нее теперь всегда
испуганное лицо, и по всему видно, что она ожидает чего-то.
Теперь перейду к самой странной части моей истории. Около
недели назад, кажется, во вторник, я увидел на одном из
подоконников пляшущих человечков, таких же самых, как на этой
бумажке. Они были нацарапаны мелом. Я думал, что их нарисовал
мальчишка, работавший в конюшне, но он поклялся, что ничего о
них не знает. Появились они ночью. Я смыл их и случайно
упомянул о них в разговоре с Илей. К моему удивлению, она
приняла мои слова близко к сердцу и попросила меня, если я
опять замечу таких человечков, дать ей взглянуть на них. В
течение недели они не появлялись, но вчера утром я нашел в саду
на солнечных часах этот листок. Я показал его Илей, и она
тотчас же потеряла сознание. С тех пор она живет как во сне, и
глаза ее постоянно полны ужаса. Вот почему я написал вам
письмо, мистер Холме, и послал этот листок. Я не мог обратиться
к полиции, потому что там несомненно стали бы смеяться надо
мной, а вы скажете мне, что делать. Я человек небогатый, но
если моей жене угрожает опасность, я готов истратить последний
грош, чтобы защитить ее.
Славный он был, этот простодушный гигант с большими
голубыми глазами! Любовь и преданность к жене были написаны в
каждой черточке его лица. Холме выслушал его историю с глубоким
вниманием, а потом задумался и долго молчал.
-- Не думаете ли вы, мистер Кьюбитт, -- сказал он наконец,
-- что лучше всего было бы вам напрямик обратиться к жене и
попросить ее поделиться с вами своей тайной?
Хилтон Кьюбитт покачал своей большой головой: -- Обещание
есть обещание, мистер Холме. Если Илей захочет, она сама мне
расскажет все. Если же она не захочет, я не стану насильно
добиваться признания. Но у меня есть право все узнавать самому,
и я этим правом воспользуюсь.
-- В таком случае, я от всего сердца стану вам помогать.
Скажите, не появлялись ли по соседству с вами какие-нибудь
приезжие? -- Нет.
-- Насколько я понимаю, вы живете в очень глухом
захолустье. Появление всякого нового лица, вероятно, не может
пройти незамеченным.
-- Если бы новое лицо появилось в самом ближайшем
соседстве, я, конечно, о нем услыхал бы. Но неподалеку от нас
есть несколько прибрежных деревушек с хорошими пляжами, и
фермеры сдают комнаты приезжающим дачникам.
-- В этих странных рисунках бесспорно заключен какой-то
смысл. Но та надпись, которую вы мне прислали, так коротка, что
я ничего не могу с ней поделать, и те факты, которые вы нам
поведали, так неопределенны, что трудно сделать -из них
какой-либо вывод. По-моему, вам следует вернуться в Норфолк и
внимательно следить за всем, что происходит вокруг. Как только
вы обнаружите где-нибудь новых пляшущих человечков, вы должны
самым тщательным образом срисовать их. Какая жалость, что вы не
срисовали тех, которые были начерчены мелом на подоконнике!
Наводите справки обо всех незнакомых лицах, появляющихся по
соседству. Чуть вы заметите что-нибудь новое, сразу приезжайте
ко мне. Вот лучший совет, какой я могу вам дать, мистер Хилтон
Кьюбитт. Если понадобится, я всегда готов выехать к вам и
навестить ваш норфолкский дом.
После этого свидания Шерлок Холме часто глубоко
задумывался. Не раз видел я, как он вытаскивает из бумажника
листок и подолгу разглядывает нарисованные на нем забавные
фигурки. Однако только через две недели он снова заговорил со
мной об этой истории. Когда я собирался уходить, он вдруг
остановил меня: -- Вам бы лучше остаться дома, Уотсон. --
Почему?
-- Потому что сегодня утром я получил телеграмму от
Хилтона Кьюбитта. Помните Хилтона Кьюбитта и его пляшущих
человечков? Он собирается приехать в Лондон в час двадцать.
Каждую минуту он может быть здесь. Из его телеграммы я понял,
что у него есть какие-то чрезвычайно важные новости.
Ждать нам пришлось недолго, так как наш норфолкский сквайр
' примчался с вокзала прямо к нам. Вид у него был озабоченный и
подавленный. Он взглянул на нас усталыми глазами, и лоб его
избороздили морщины.
-- Эта история действует мне на нервы, мистер Холме, --
сказал он, бессильно опускаясь в кресло. -- Отвратительное
состояние -- чувствовать, что ты со всех сторон окружен
какими-то неизвестными, невидимыми людьми, которые пытаются
вовлечь тебя в какую-то беду, но еще нестерпимее видеть при
этом, как изо дня в день постепенно убивают твою жену! Она тает
у меня на глазах.
-- Сказала она вам хоть что-нибудь? -- Нет, мистер Холме,
ничего не сказала. Бывают минуты, когда ей, бедняжке, я вижу,
очень хочется все мне рассказать, но не хватает решимости. Я
пытался помочь ей, но у меня это получалось так неуклюже, что
я только отпугивал ее. Она часто заговаривает со мной о
том, к какому старинному роду мы принадлежим, как нас уважают
во всем графстве, как мы гордимся своей незапятнанной честью, и
я всякий раз чувствую, что ей хочется еще что-то прибавить,
однако она не договаривает и умолкает.
-- А вы сами что-нибудь обнаружили? -- Я многое обнаружил,
мистер Холме. Я привез вам на исследование целую кучу
свеженьких пляшущих человечков. И самое важное, я видел того...
-- Того, кто нарисовал их?
-- Да, я видел его за работой. Но позвольте мне все
рассказать вам по порядку... Вернувшись от вас, я на следующее
же утро нашел новых пляшущих человечков. Они были нарисованы
мелом на черной деревянной двери сарая, находящегося возле
лужайки; сарай отлично виден из окон нашего дома. Я их всех
срисовал. Вот они.
Он достал листок бумаги, развернул его и положил на стол.
Вот какие иероглифы были изображены на нем:
Х ^ ^ А Х Х ^^ ^Х^УАХ
-- Превосходно! -- сказал Холме. -- Превосходно!
Продолжайте, пожалуйста.
-- Срисовав человечков, я стер их с двери, но два дня
спустя на той же двери появилась новая надпись. Вот она:
Х^^^ХХ^АУ^
Холме потер руки и засмеялся от радости. -- Наш материал
быстро разрастается, -- сказал он. -- Через три дня на
