-- именно так он воспринял ее отказ, -- и всю жизнь его хитрый,
коварный ум вынашивал план мщения.
Последние год-два дела его пошатнулись, вероятно, из-за
тайных спекуляций. И в один прекрасный день он понял, что не
выкрутится. Тогда он решил обмануть своих кредиторов и выписал
несколько крупных чеков на имя некоего мистера Корнелиуса,
который, мне думается, и есть сам Олдейкр. Я еще не успел
установить судьбу чеков, но не сомневаюсь, что они переведены
на имя этого самого Корнелиуса в какой-нибудь провинциальный
городок, куда ведущий двойную жизнь Олдейкр время от времени
наезжал. Замысел его в общих чертах, по-моему, таков:
исчезнуть, объявиться где-нибудь под другим именем, получить
деньги и начать новую жизнь.
Он решил одновременно улизнуть от кредиторов и отомстить.
Отличная, непревзойденная по жестокости месть! Его, несчастного
старика, убивает из корыстных мотивов единственный сын его
бывшей возлюбленной. Придумано и исполнено мастерски. Мотив
убийства -- завещание, тайный ночной визит, о котором
неизвестно даже родителям, "забытая" трость, пятна крови,
обгорелые останки какого-то животного, пуговицы в золе -- все
безупречно. Этот паук сплел сеть, которая должна была погубить
Макфарлейна. Я, во всяком случае, еще два часа назад не знал,
как его спасти. Но Олдейкру не хватило чувства меры --
качества, необходимого истинному художнику. Ему захотелось
улучшить уже совершенное произведение. Потуже затянуть веревку
на шее несчастной жертвы. Этим он все испортил. Пойдемте,
Лестрейд, вниз. Я хочу кое о чем спросить его.
Олдейкр сидел в своей гостиной, по обе стороны от его
стула стояли полицейские.
-- Дорогой сэр, это была всего лишь шутка, -- скулил он
умоляюще, не переставая. -- Уверяю вас, сэр, я спрятался только
затем, чтобы посмотреть, как мои друзья будут реагировать на
мое исчезновение. Вы же прекрасно понимаете, я бы никогда не
допустил, чтобы с бедным дорогим Макфарлейном что-нибудь
случилось.
-- Это будет решать суд, -- сказал Лестрейд. -- А пока вы
арестованы по обвинению в заговоре и в попытке преднамеренного
убийства.
-- Что касается ваших кредиторов, они, вероятно, потребуют
конфискации банковского счета мистера Корнелиуса, -- добавил
Холмс.
Человечек вздрогнул и впился злобным взглядом в Холмса.
-- Я вижу, что многим обязан вам, -- прошипел он. --
Когда-нибудь я с вами еще рассчитаюсь.
Холмс улыбнулся.
-- Боюсь, в ближайшие годы вы будете очень заняты. Кстати,
что вы такое положили в штабель вместе со старыми брюками?
Дохлого пса, кроликов или еще что-
ниоудь? Не хотите говорить? Как нелюбезно с вашей стороны.
Думаю, что пары кроликов хватило. Будете писать о Норвудском
деле, Уотсон, смело пишите о кроликах. Истина где-то недалеко.
Перевод Ю. Жуковой
Артур Конан Дойл.
Пропавший регбист
Из множества загадочных телеграмм, приходивших на
Бейкер-стрит, мне особенно запомнилась одна, которую принесли
хмурым февральским утром лет семь или восемь назад. Телеграмма
была адресована Шерлоку Холмсу, и в ней говорилось: "Подождите
меня. Ужасное несчастье. Исчез правый трехчетвертной. Крайне
необходим завтра. Овертон". Целый час просидел Холмс, размышляя
над ней в недоумении.
-- Почтовый штемпель Стэнда, отправлена в десять тридцать
шесть, -- сказал Холмс, снова и снова перечитывая телеграмму.
-- Должно быть, мистер Овертон очень волновался, и телеграмма
получилась не совсем понятной. Ну что ж, мы подождем его и
тогда все узнаем. А пока я почитаю сегодняшний "Тайме". Со
скуки я готов взяться за самое пустячное дело.
Мы действительно переживали один из периодов бездействия.
Это всегда доставляло мне немало беспокойства, ибо я по опыту
знал, как опасно оставлять без работы его чрезвычайно активный
мозг. Много лет я боролся с его пристрастием к наркотикам,
которое одно время чуть было не погубило его поразительный
талант. И теперь, даже в состоянии безделья, он не испытывал
влечения к этому искусственному возбудителю. Но я понимал, что
опасная привычка не уничтожена совсем, она дремлет; и всякий
раз, как я замечал его осунувшееся аскетическое лицо и
беспокойный блеск в глубоко посаженных глазах, я чувствовал,
что сон неглубок и пробуждение близко. И я благословлял этого
мистера Овертона, кто бы он ни был, нарушившего своей
загадочной телеграммой покои моего друга, который грозил ему
большими бедствиями, чем все опасности его беспокойной жизни.
Как мы и предполагали, вскоре за телеграммой появился и ее
отправитель. О его прибытии возвестила визитная карточка, на
которой стояло: мистер Сирил Овертон, Тринити-колледж
(Кембридж).
Задевая плечами косяки двери, в комнату вошел человек
богатырского телосложения -- не меньше двухсот фунтов крепких
мускулов и костей. Он остановился, переводя взгляд с меня на
Холмса; его красивое лицо выражало крайнюю озабоченность.
-- Мистер Шерлок Холмс?
Мой друг поклонился.
-- Я к вам прямо из Скотленд-Ярда, мистер Холмс. Я видел
там инспектора Стэнли Хопкинса. Он посоветовал мне обратиться к
вам, сказав, что это дело скорее по вашей части.
Прошу вас, садитесь и расскажите, что случилось.
-- Это ужасная история, мистер Холмс. Удивляюсь, как я еще
не поседел. Вы, конечно, слышали о Годфри Стонтоне. На нем
держится вся команда. Я готов отдать за него двух лучших
игроков. Как он ведет мяч, пасует, какие применяет захваты! И
при этом у него отличная голова: его слово для ребят закон! Без
него нам нельзя, мистер Холмс. У нас, правда, есть Мурхаус,
первый запасной. Но он полузащитник и всегда лезет в свалку, а
не стоит, где ему положено, у боковой линии. Он отлично бьет по
воротам, ничего не скажешь. Но поля он не видит. И бегает
плохо. За оксфордскими нападающими, за Мортоном или Джонсоном
ему не угнаться! У Стивенсона быстрые ноги, но он не может бить
с двадцати пяти ярдов, а кому нужен такой трехчетвертной, даже
если он хорошо бегает? Короче говоря, мистер Холмс, если вы не
поможете мне найти Годфри Стонтона, мы пропали.
Мой друг с живым интересом выслушал эту длинную горячую
речь, каждое положение которой подкреплялось энергичным ударом
мускулистой руки по колену. Когда посетитель умолк, Холмс
дотянулся рукой до картотеки и положил на колени ящичек на
букву "С". Но на сей раз это вместилище разнообразных сведений
обмануло его надежды.
-- Здесь значится Артур X. Стонтон, приобретающий
известность мошенник, -- сказал он. -- Есть также Генри
Стонтон, которого вздернули на виселицу не без моей помощи. Но
имя Годфри Стонтона я слышу впервые.
Теперь пришла очередь удивиться посетителю.
-- Как, вам, всеведущему Шерлоку Холмсу, неизвестно это
имя?! -- воскликнул он. -- В таком случае, надо полагать, что
имя Сирила Овертона вам также ни о чем не говорит?
Холмс с добродушной улыбкой покачал головой.
-- О боже! -- вскричал атлет. -- Ведь я был первым
запасным в матче Англия -- Уэльс, а с этого года капитан
университетской команды. Но это неважно. Не думал я, что в
Англии найдется хоть один человек, который не слышал о Годфри
Стонтоне. Ведь это знаменитый трехчетвертной -- гордость
Кембриджа и Блэкхита, участник пяти международных встреч! Боже
мой! Мистер Холмс, где вы были все это время?
Холмс рассмеялся наивности молодого гиганта.
-- Мистер Овертон, вы живете в своем мире, чистом и
здоровом, я живу в своем. Моя профессия сталкивала меня с
людьми из разных слоев общества, но, слава богу, ни разу со
спортсменами-любителями, этой самой лучшей и самой здоровой
частью населения Англии. Однако ваш неожиданный приход говорит
о том, что в этом мире свежего воздуха и честной игры есть
работа и для меня. Итак, дорогой сэр, прошу вас сесть и
рассказать мне не спеша и возможно более подробно, что
произошло и чем я могу вам помочь.
Молодое лицо Овертона приняло напряженное выражение, как
бывает у людей, привыкших действовать силой, а не умом. Но
мало-помалу с многочисленными повторениями и неясными местами,
которые я опущу, он поведал нам свою странную историю.
-- Как я уже говорил, -- начал Овертон, -- я капитан
команды Кембриджского университета, и Годфри Стонтон -- мой
лучший игрок. Завтра у нас матч с Оксфордским университетом.
Вчера мы приехали в Лондон и остановились в гостинице "Бентли".
В десять часов вечера я обошел все комнаты и лично убедился,
что все ребята на месте; я считаю, что успех команды зависит не
только от усиленных тренировок, но и от крепкого многочасового
сна. Я поговорил с Годфри, и мне показалось, что он бледен и
как будто чем-то обеспокоен. Я спросил, что с ним, он ответил,
что все в порядке, -- просто немного болит голова, и я пожелал
ему спокойной ночи. А спустя полчаса ко мне в номер зашел
портье и сказал, что в гостиницу только что приходил какой-то
бородатый человек, по виду из простых, и попросил передать
Годфри записку. Годфри еще не спал. Прочитав записку, он,
словно пораженный громом, откинулся на спинку кресла.
Перепуганный портье хотел позвать меня, но Годфри остановил
его, потом выпил стакан воды и немного пришел в себя. Затем он
спустился вниз, сказал несколько слов человеку, дожидавшемуся
ответа, и они оба покинули гостиницу. Портье видел, как они
чуть не бегом бросились к Стрэнду. Утром я зашел в комнату
Годфри: его там не было, и, судя по нетронутой постели, не было
всю ночь; вещи все оставались на тех же местах, как я их видел
накануне вечером. Годфри ушел неизвестно куда и неизвестно с
кем, и мне почему-то кажется, что он никогда больше не
вернется. Годфри -- спортсмен до мозга костей, он не мог бы
из-за пустяков бросить тренировки. Не в его правилах подводить
команду и капитана. Да, у меня такое предчувствие, что он исчез
навсегда и мы никогда больше его не увидим.
Шерлок Холмс с глубоким вниманием выслушал этот рассказ.
-- Вы что-нибудь предприняли? -- спросил он.
-- Я отправил телеграмму в Кембридж, чтобы узнать, не
появлялся ли он там. Мне ответили, что в Кембридже его нет.
-- Мог ли он вчера попасть в Кембридж?
-- Да, ночным поездом одиннадцать часов пятнадцать минут.
-- Но, насколько вы можете судить, он не воспользовался
этим поездом?
-- На вокзале его не видели.
-- Что вы стали делать дальше?
-- Я послал телеграмму лорду Маунт-Джеймсу.
-- Почему именно ему?
-- Годфри -- сирота. Лорд Маунт-Джеймс -- его близкий
родственник, кажется, дядя.
-- Вот как. Это по-новому освещает дело. Ведь лорд
Маунт-Джеймс -- один из самых богатых людей в Англии.
-- Да, Годфри как-то вскользь говорил об этом.
-- У лорда есть еще родственники?
-- Нет, Годфри -- его единственный наследник. Старику уже
около восьмидесяти, он страдает подагрой. Говорят, он мог бы
суставами мелить бильярдный кий. Он ужасный скряга, никогда не
давал Годфри ни шиллинга. Но со временем все так или иначе
перейдет к Годфри.
-- Вы получили ответ от лорда?
-- Нет.
-- Что могло заставить вашего друга обратиться к лорду?
-- Вчера вечером он был чем-то озабочен. Если из-за денег,
то, возможно, он и обратился к старику. Ведь у того их куры не
клюют. Но, по-моему, это дело безнадежное. И Годфри это знал,
он почти никогда ни за чем не обращался к старику.
-- Ну, это скоро выяснится. А теперь допустим, что он
поехал к лорду. Тогда как вы объясните появление этого субъекта
в столь поздний час, и почему оно так подействовало на Годфри.
