одной неясной статье древнейшей краткой ее редакции. Эта статья гласит,
что, если побитый явится в суд со знаками побоев, ранами или синяками,
жалоба его принимается и без свидетеля; если же знаков битья не окажет-
ся, необходим свидетель; иначе дело кончается ничем, "ту тому конец".
Если же, добавляет статья, побитый не в состоянии мстить за себя, взыс-
кать с обидчика 3 гривны "за обиду" да "лечцу мзда", вознаграждение ле-
карю за лечение. Эти последние слова дают понять, что статья разумеет
случай, когда побитый являлся в суд с признаками, очевидно, указывавшими
на необходимость лечения, т.е. когда жалоба его удовлетворялась судом и
удовлетворение состояло в судебном разрешении обиженному мстить за себя
обидчику. Но что такое месть, т.е. личная расправа по приговору суда?
Если она соединялась с лишением обвиненного возможности защищаться, это
было телесное наказание, исполни гелем которого являлся сам обиженный;
если же у обидчика оставалась возможность дать отпор мстителю, выходила
драка сторон по приговору суда, т.е. нечто вроде судебного поединка. Во
всяком случае пространная редакция Правды, воспроизводя этот юридический
случай, устраняет всякий намек на личную расправу по приговору суда. До-
казавший свою обиду знаками или свидетелем получал по суду денежное воз-
награждение; если же на суде оказывалось, что он был
зачинщиком драки, ему не присуждалось вознаграждения, хотя бы он был
изранен: ответчику не вменялось нанесение ран, как дело необходимой обо-
роны. Та же тенденция пространной редакции устранить частную расправу
сказалась и в другом случае. Краткая редакция допускает месть детей за
изувеченного отца: "чада смирят". Пространная редакция заменяет месть
детей пеней в половину штрафа за убийство и вознаграждением изувеченного
в четверть этого штрафа. Так, церковный суд в первое время делал значи-
тельные уступки местному юридическому обычаю, но потом, постепенно ук-
репляясь, стал решительнее проводить в свою практику усвоенные им юриди-
ческие начала.
Русская Правда не знает смертной казни. Но из одного произведения на-
чала XIII в., вошедшего в состав Печерско-го патерика, знаем, что в кон-
це XI в. за тяжкие преступления осуждали на повешение, если осужденный
не был в состоянии заплатить назначенной за такое преступление пени.
Молчание Правды в этом случае можно объяснить двояко. Во-первых, самые
тяжкие преступления, как душегубство и татьба с поличным, церковный суд
разбирал с участием княжеского судьи, который, вероятно, и произносил в
подлежащем случае смертный приговор. Притом христианский взгляд на чело-
века непримирим с мыслью о смертной казни, и Мономах понимал его, когда
в своем Поучении давал детям настойчивое наставление не убивать ни пра-
вого, ни виноватого, хотя бы кто был повинен в смерти. Тем же побуждени-
ем можно объяснить молчание Правды о невменении господину смерти его хо-
лопа, умершего от его побоев. Эклога и Прохирон формулировали это, как
бы сказать, право или привилегию безнаказанности с ограничениями, имев-
шими целью отделить неумышленное убийство раба от умышленного, которое
подлежало обычному наказанию. Наше право, по-видимому, не признавало
этих ограничений; по крайней мере. Двинская уставная грамота 1397 г. го-
ворит кратко, без оговорок, что, если господарь "огрешится", ударит сво-
его холопа или рабу и случится смерть, он за то не судится; также гово-
рит об этом и одна старинная компиляция, носящая заглавие "О правосудии
митрополичем" и составленная по Русской Правде и церковному уставу Ярос-
лава, но с некоторыми дополнениями из судебной практики: в случае
убийства господарем челядина полного "несть ему душегубства, но вина
есть ему от бога". Церковное правосудие не могло признать такой привиле-
гии, но не могло и отнять ее у рабовладельцев. Церковь могла только ка-
рать их на духу церковной карой, епитимьей, и устав о церковных наказа-
ни-
ЛЕКЦИЯ XIV
В. О. КЛЮЧЕВСКИЙ
ях, приписываемый русскому митрополиту XI в. Георгию, решительно
предписывает: "... аще кто челядина убиет, яко разбойник эпитемию прии-
мет". В упомянутой сейчас статье Печерского патерика есть рассказ о пыт-
ке, какой сын великого князя Святополка подверг двух монахов Печерского
монастыря, чтобы дознаться о месте, где был зарыт варяжский клад в их
пещере. Может быть, это было только проявлением княжеского произвола. Но
если бы пытка была даже обычным следственным приемом тогдашнего княжес-
кого суда, понятно, почему Правда о ней умалчивает.
НЕСОВЕРШЕНСТВА КОДИФИКАЦИИ. Перечисленные умолчания Русской Правды
можно признать глухим протестом христианского юриста против старого язы-
ческого обычая или нововымышленной жестокости. Но в ней заметны опущения
и недомолвки, которых нельзя объяснить этим побуждением. Их надобно при-
писать несовершенству тогдашней кодификации: затруднялись брать юриди-
ческую норму во всей полноте заключавшихся в ней отношений, предусматри-
вать все житейские видоизменения юридического казуса. Так, Правда не
указывает, что священник по размеру пени, ограждавшей его жизнь, прирав-
нивался к княжим мужам, членам старшей дружины, боярам. Говоря, что раба
с детьми, прижитыми от господина, по смерти его выходила на волю, Правда
не договаривает, что при этом ей с детьми "по указу" выделялась "прелю-
бодейная часть" из движимого имущества господина. Кроме этого Правда не
указывает других случаев обязательного освобождения подневольных людей.
В Законе Судном помещалась статья, предписывавшая отпускать на волю ра-
ба, которому хозяин выколол глаз или выбил зуб. Из других источников
знаем, что обязательно освобождались подневольные люди, потерпевшие
увечья по вине своих господ; также получала свободу осрамленная раба.
Впрочем, достаточно вспомнить, как составлялась Правда, чтобы не ис-
кать в ней систематической полноты и стройности. Она не была плодом од-
ной цельной мысли, а мозаически слепилась из разновременных частей, ко-
торые составлялись по нуждам церковно-судебной практики. В конце прост-
ранной редакции в статьях о холопстве отмечены только три источника
обельного, полного холопства: продажа в неволю при свидетелях, женитьба
на рабе "без ряду", без договора с господином рабы, ограждающего свободу
жениха, и поступление в домашнее услужение без
такого же договора. Между тем из других статей той же Правды видим,
что неволя возникала и из других источников, из некоторых преступлений
(разбоя, конокрадства), из торговой несостоятельности, а из других па-
мятников знаем, что холопство создавалось еще пленом и княжеской опалой,
не говоря уже о происхождении от холопа. Эти статьи о холопстве-особый
отдел, один из позднейших, внесенных в Правду, частичное уложение о хо-
лопстве, составленное без соображения с целым, в состав которого оно по-
пало: составитель его по нуждам практики хотел формулировать только важ-
нейшие источники холопства, возникавшего из частных сделок, не касаясь
источников уголовных и политических.
ТРУДНОСТЬ ЕЕ УСЛОВИЙ. Изучая отношение Русской Правды к современному
ей русскому праву, не следует забывать положения тогдашнего русского ко-
дификатора. Он имел дело с неупорядоченной судебной практикой, в которой
старый обычай боролся с новыми юридическими понятиями и требованиями, и
людские отношения являлись перед судом в сочетаниях, не предусмотренных
ни законом, ни судебной практикой, и судья поочередно переходил от недо-
умения к усмотрению, т.е. к произволу и обратно. При таком состоянии
правосудия многие нормы даже трудно было уловить и формулировать. Приве-
ду один пример, чтобы пояснить дело. Главное внимание Правды обращено на
основные, элементарные определения материального права, какие наиболее
настойчиво спрашивались жизнью, ее господствующими интересами, на нака-
зания и возмездия, княжие пени II частные вознаграждения за правонаруше-
ния. В судебном процессе Правды наиболее обстоятельно обработан порядок
иска пропавшей или украденной вещи, особенно бежавшего или украденного
холопа. Но в Правде не находим прямых указаний, которые отвечали бы на
вопрос очень важный для характеристики общественного порядка и правового
сознания ее времени: всегда ли преследование преступления вчинялось
частным обвинением, или при отсутствии истца сама общественная власть
брала на себя это дело? Надобно предполагать последнее, потому что су-
дебное обличение всякого правонарушения соединялось с пеней, доходом в
пользу судебной власти. Обратимся к памятникам, современным Правде или
близким к ней по времени. В древнем повествовании о киево-печерских ино-
ках, на которое я уже не раз ссылался, есть рассказ об ученике преподоб-
ного Феодосия иноке Григории. Воры
ЛЕКЦИЯ XIV
В. О. КЛЮЧЕВСКИЙ
собирались обокрасть его; но это им не удалось: Григорий задержал их,
простил и отпустил. Городской "властелин", узнав об этом, посадил воров
в тюрьму. Григорий, жалея, что они из-за него страдали, заплатил за них
городскому тиуну, а их отпустил, "татие же отпусти - не судья, а Григо-
рий: это может значить только то, что Григорий отказался от частного
взыскания за свою "обиду", которое могло задержать воров в заключении, а
судья, получив свою "продажу", пеню за покушение на татьбу, не имел при-
чин их более задерживать. Из истории русской литературы вам известен лю-
бопытный памятник XII в., содержащий в себе вопросы Кирика и других ду-
ховных лиц с ответами на них новгородского епископа Нифонта и других ие-
рархов. Между прочим, Кирик спрашивал, можно ли ставить в священнослужи-
тели человека, совершившего кражу, и получил ответ: если кража велика, а
ее не уладят без огласки, "а не уложат ее отай, но сильну прю составят
перед князем и перед людьми", того человека не подобает ставить в дьяко-
ны; если же кража улажена без огласки, то можно ставить. Епископ не счи-
тал предосудительным и находил возможным, т.е. обычным делом предупре-
дить тяжбу даже о большой татьбе мировой сделкой с истцом втихомолку.
Если принять еще во внимание, что по Русской Правде выигравшая сторона,
будь то истец или ответчик, платила судье "помочное" за содействие, то
правосудие времен Правды получает такой вид: во всяком правонарушении
сталкивались три стороны, истец, ответчик и судья; каждая сторона была
враждебна обеим остальным, но союз двух решал дело насчет третьей.
ОБЩИЙ ХАРАКТЕР ПАМЯТНИКА. Теперь наконец мы можем ответить на вопрос,
для разрешения которого предприняли довольно подробный разбор Русской
Правды: насколько полно и верно отразился в ней действовавший на Руси
юридический порядок? В ней можно заметить следы несочувствия некоторым
юридическим обычаям Руси, слишком отзывавшимся языческой стариной. Но,
воспроизводя порядок, действовавший в княжеском суде, она не отмечает
отступлений от этого порядка, какие допускал церковный суд по нецерков-
ным делам, не исправляет местного юридического обычая введением новых
норм взамен действовавших. У нее другие средства исправления. Она,
во-первых, просто умалчивает о том, что считает необходимым устранить из
судебной практики и чего не применял церковный суд, как поступила она с
судебным поединком и частной расправой, а
во-вторых, может быть, она пополняет действовавшее право, формулируя
такие юридические случаи и отношения, на которые это право не давало
прямых ответов, что можно предположить о статьях ее, касающихся наследо-
вания и холопства. Многого в действовавшем праве она не захватила или
потому, что не было практической надобности это формулировать, или пото-
му, что при неупорядоченном состоянии княжеского судопроизводства трудно
было формулировать. Поэтому Русскую Правду можно признать довольно вер-
ным, но не цельным отражением юридического порядка ее времени. Она не
вводила нового права взамен действовавшего; но в ней воспроизведены не
все части действовавшего права, а части воспроизведенные пополнены и
развиты, обработаны и изложены так отчетливо, как, может быть, не сумел
бы сделать этого тогдашний княжеский судья. Русская Правда-хорошее, но
