Советского Союза и прогрессивных партий стран новой демократии является
просто-напросто вассальной зависимостью. Может быть кто-либо из Ваших партийных
товарищей будет высказывать мнение, что лучше было-бы проводить в жизнь идеи
социализма самостоятельно силами германского народа. Вы должны понимать, что
подобные ревизионистские высказывания являются не чем иным, как маскировкой
реставрации фашизма..."
"О, да! Таким людям место в Сибири, герр капитан!" - убежденно соглашается
бывший нацист.
"В Сибири места для многих хватит," - двусмысленно замечает голос капитана МВД.
- "Мы умеем карать тех, кто против нас. Но мы умеем и вознаграждать преданных
нам людей. Если Вы с честью будете выполнять все наши поручения, то мы
позаботимся о Вашем дальнейшем повышении по службе. В следующую пятницу Вы
принесете очередной материал ко мне на квартиру. Не следует, чтобы Вас видели
здесь..."
Андрей выключает диктофон и, водя глазами по актам, зачитывает: "Шпик Гестапо с
1934 года. С мая 1945 года сотрудничает с нами. По его материалам произведено
129 арестов. По нашей рекомендации принят в члены СЕД."
За столом напротив меня сидит майор Государственной Безопасности при исполнении
служебных обязанностей. Он увлекся и деловито роется в бумагах. Из стального
сейфа, стоящего у стены за его спиной, он вытаскивает ящик картотеки. Вынув
оттуда карточку с номером, он находит по этому номеру объемистую папку.
"Ага! Любовь на службе государства," - произносит Андрей, раскрывая папку, -
"Баронесса фон... С 1923 года патронесса института для заключения браков в
высшем обществе и по совместительству содержательница публичных домов. С 1936
года - штатный агент Гестапо. С июля 1945 года зарегистрирована у нас. Два сына
- военнопленные в СССР. Приказ начальнику Управления Лагерей о запрещении
освобождать их без особого указания МВД. Интересуешься красивыми девочками?
Посмотри!"
Андрей протягивает мне папку и карточку через стол. На обложке папки жирными
буквами выведены номер по картотеке и кличка. Таким образом охраняется тайна
идентичности агента. Карточка картотеки содержит персональные данные. В левом
верхнем углу карточки прикреплена фотография седоволосой благообразной женщины в
кружевном воротничке.
Я раскрываю папку. Она заполнена стандартными типографскими бланками с
прикрепленными к ним фотографиями молодых красивых женщин. Это поднадзорные
баронессы. Все женщины, как на подбор, красавицы и делают честь человеколюбивому
заведению благообразной старухи. На каждом листке, помимо персональных данных,
имеется рубрика - "Компрометирующие данные." Под фотографией жизнерадостной
улыбающейся блондинки в этой рубрике значится: "Жених служил в СС. С 1944 года в
плену в СССР. 1946 г. - сифилис." Следующая фотография, девушка с глазами
газели, имеет пометку: "Отец - член НСДАП. Интернирован в СССР. 1944 г. -
внебрачный ребенок." На следующем листе жгучая брюнетка итальянского типа и
внизу запись: "Зарегистрирована в полиции за проституцию. 1946 - ребенок от
негра." Все записи снабжены точными датами и фактическими данными.
"Пансион баронессы находится в американском секторе," - поясняет Андрей. -
"Соответственно этому и поле деятельности." Он берет из моих рук лист с
фотографией девушки с глазами газели, смотрит на контрольный номер вверху, затем
вынимает из стола другую папку с этим-же номером и протягивает мне: "Посмотри!"
Эта папка содержит агентурные материалы, поступившие от девушки с глазами
газели. Фотографии американских солдат в форме. Цифры. Даты. Любовные записки в
качестве образцов почерка. Характеристики с указанием места службы и должности,
образа личной жизни, политического образа мыслей, домашнего адреса в Америке.
"К чему американский адрес?" - спрашиваю я.
"В случае необходимости мы всегда имеем возможность войти в контакт с
интересующим нас лицом," - отвечает Андрей. - "Там это для нас даже легче, чем
здесь."
Майор Государственной Безопасности указывает пальцем на один из отделов папки.
Здесь аккуратно рассортированы фотографии девушки с глазами газели, снятой в
обществе американского лейтенанта. Сначала идут любительские фотографии лейкой,
отражающие все этапы развития знакомства. Затем на отдельном листе, тщательно
пронумерованные и снабженные датами, прикреплены фотографии несколько иного
типа. По технике печати видна работа автоматической микрокамеры. По жанру -
порнографические открытки самого откровенного содержания. Они запечатлевают не
только любовь без покров, но к тому же еще и любовь извращенную. Мало кому
доставит удовольствие видеть подобные произведения искусства с собственной
персоной в роли главного действующего лица. Американский лейтенант был ясно
виден на всех компрометирующих снимках.
"Этот мальчик теперь тоже работает у нас", - усмехается Андрей. - "У него в
Америке молодая и богатая невеста. Когда его поставили перед выбором, - или
компрометация в глазах невесты, а следовательно и верное расторжение брачного
контракта и потеря солидного капитала, или незначительная помощь для нас, - то
он предпочел второе. Теперь поставляет нам довольно ценные материалы".
"Это тебе только один образчик из работы баронессы", - продолжает он. - "Всего у
нее двадцать шесть женщин, которые рассчитаны для направленных знакомств, и
тридцать четыре уличных проститутки, поставляющие случайный материал. По типу
баронессы у нас есть специальные инструктора, занимающиеся обработкой
проституток во всех четырех зонах Германии. Как видишь, предприятие поставлено
на широкую ногу".
"Оправдывает-ли это себя?" - интересуюсь я.
"Больше чем это можно предполагать", - отвечает майор Государственной
Безопасности. - "Проституция и шпионаж испокон веков идут рука об руку. Мы
только подвели под эти вещи новую идеологическую базу. В зависимости от каждого
отдельного случая. Вместе с тем почти у каждой из этих женщин имеется заложник в
наших руках. Наша система - самая дешевая в мире".
Стрелка часов перешла за полночь. Когда я поднимаю глаза от ярко освещенного
письменного стола, все кругом теряется в полумраке. Окна задернуты глухими
темными портьерами. Из рамы портрета, висящего на стене за спиной Андрея, на нас
смотрит лицо с низким лбом и тяжелыми усами. Я возвращаюсь глазами к столу.
Маленький мирок, замыкающийся в свете настольной лампы, говорит о человеке в
цепях. Папки на столе сковывают судьбы сотен людей, которые не имеют выбора.
"Зажги, пожалуйста, верхний свет", - прошу я. Когда Андрей нажимает кнопку в
стене и под потолком вспыхивает матовый шар, я спрашиваю: "Тебе, конечно,
приходилось видеть людей, обреченных на смерть. Скажи часто-ли ты видел людей,
умирающих с верой в правоту своего дела?"
"В начале войны я часто видел СС-овцев перед расстрелом", - говорит Андрей в
раздумье и трет лоб. - "Они кричали "Хайль Гитлер!" Когда я был в партизанах, то
мне приходилось видеть как немцы вешали русских. Перед смертью они ругали немцев
матом и кричали "Да здравствует Сталин!" Некоторых из этих смертников я знал
лично. И знал, что за всю свою жизнь они никогда не произносили подобных слов. А
перед смертью вот кричали. По моему тут дело не в вере, а в личной храбрости.
Просто они хотели выразить свое презрение к смерти и к врагу".
"Сейчас ты занимаешься истреблением врагов государства", - продолжаю я. -
"Капиталисты и помещики, говоря языком истории ВКП(б), уже давно истреблены.
Следовательно те, с кем приходиться бороться сегодня, являются выходцами из
нового общества. Если они враги, то что они из себя представляют. Как их можно
классифицировать? Идейные-ли это враги или люди, в силу обстоятельств
совершившие проступки, караемые кодексом МВД?"
"К чему это ты спрашиваешь?" - подозрительно косится Андрей.
"Меня с некоторого времени интересует этот вопрос", - говорю - "Кто на него
может лучше ответить, как не майор МВД?"
"А ты этого сам не знаешь?"
"Мне хотелось бы знать твое мнение..."
"Черт бы тебя побрал, Гриша!" - неожиданно произносит Андрей со вздохом. - "Я
хотел помучить тебя и облегчить собственную душу. А ты вместо этого сидишь как
пень, да еще ковыряешься в моей душе. Ты так, как-будто невзначай, задаешь мне
вопрос, который уже давно висит надо мной, как топор".
Андрей говорит медленно. Слова выходят из его груди с трудом, как будто он не
решается произносить свои мысли вслух. "Если говорить о идеологических врагах,
то нашим идеологическим врагом сегодня является весь народ. Те-же, кто осужден
МВД, - это только жертвы жребия. Из ста обвинительных заключений МВД - девяносто
девять являются чистым вымыслом. Мы исходим из принципа, что каждый - это враг.
В душе, в сердце - он враг. Для того, чтобы поймать врага с поличными, нужно
дать ему совершить вражеское действие. Если мы будем ждать, то тогда будет
поздно. Ведь их - миллионы. Поэтому мы хватаем любого, обвиняем его в любом
преступлении. Он этого не сознает, что в душе он созрел для всех тех
антигосударственных преступлений, в которых мы его обвиняем. Этим мы ликвидируем
некоторую часть потенциальных врагов и одновременно парализуем волю к действию у
остальной массы врагов. Это - превентивный метод. Понимаешь?! Ходом истории мы
были вынуждены прибегнуть к этому. Одновременно обнаружились побочные
положительные факторы подобной системы..."
Майор Государственной Безопасности задумчиво чертит карандашом по полям папки на
столе, затем не поднимая головы, спрашивает: "Как ты думаешь - каково общее
число заключенных в лагерях МВД?"
"Для любого нормального человека эта цифра покажется фантазией", - продолжает
он, не дожидаясь моего ответа. - "Около пятнадцати миллионов. Степень точности
плюс-минус три миллиона. Получается колоссальный резервуар рабочей силы. Почти
одновременно с переходом к превентивному методу работы органов госбезопасности,
развитие промышленности потребовало огромного количества рук в тех местностях,
куда добровольно ни один человек не пойдет. Таким образом превентивный метод
идеально разрешил проблему рабочей силы. Впоследствии потребности лагерей в
рабочей силе стали одним из факторов, определяющих работу следственных органов.
Как видишь - получилась система устойчивого равновесия. Система несколько
аморальная, но жизненно необходимая и, кроме того, рентабельная для государства.
Для высшего командного состава МВД
даются специальные секретные бюллетени, где подо все эти вещи подводится
идеологическая база. Закон и Право исходят из генеральной линии Партии. Число
заключенных диктуется не Законом и Правом, а потребностями лагерей и
политическими соображениями".
"Ты лекции по марксизму-ленинизму еще не забыл?" - спрашиваю я. - "Помнишь
теорию государства в коммунистическом обществе?!"
"А-а-а-а... В коммунистическом обществе государство постепенно отмирает" - криво
усмехается Андрей. - "И как первое отмирают органы принуждения государства -
полиция и прочее..."
"Выходит все в порядке", - говорю я.
"Да, по мою сторону стола - все в порядке" - произносит Андрей, снова
возвращаясь к действительности. - "Если смотреть на проблему с другой стороны
этого стола... Иногда тяжело бывает".
"Ты так и не ответил на мой вопрос", - говорю я. - "Приходилось-ли тебе
встречать настоящих врагов. Таких, чтоб смотрел тебе в глаза и говорил - да, я
против".
Майор Государственной Безопасности смотрит на меня исподлобья: "Почему ты не
пойдешь сам работать в МВД? Из тебя вышел бы идеальный следователь", - ворчит
он. - "Я нарочно старался избегнуть этой темы. У меня сейчас есть живой ответ на
твой вопрос... Только я не хотел тебе его показывать. Боюсь, чтобы это не
повлияло на твои отношения ко мне лично".
Андрей выжидающе смотрит на меня и колеблется. Стрелка часов, когда я поднимаю
голову от стола, маячит где-то вдалеке. Все предметы в комнате расплываются. Уже
далеко за полночь. Здание в глубине сада живет своей ночной жизнью. По коридору
раздаются приглушенные звуки, понятные только людям, знакомым с работой МВД.
Несколько раз в дверь раздается осторожный стук. Тогда Андрей выходит из
