осматривает перспективу зала. Его глаза медленно скользят по огромным окнам,
как-бы оценивая количество световых единиц на рабочее место. Затем они так-же
внимательно прикидывают высоту помещения. Его глаза на минуту задерживаются на
перегородках из армированного стекла, отделяющих работниц друг от друга
наподобие кабинок для чтения в благоустроенном читальном зале.
Инженер-полковника не интересуют рассуждения о принципе отжига радиоламп. Вместо
этого он внимательно осматривает рабочее место одной из работниц. Крупный
министерский работник, начальник одного из Главных Управлений в Министерстве
Судостроительной Промышленности, он без сомнения хорошо знаком с условиями труда
рабочих в Советском Союзе. Теперь он столкнулся с чем-то, что его глубоко
заинтересовало. Я угадываю его мысли. В уме он сравнивает условия труда на
немецком предприятии с соответствующими советскими заводами.
Когда мы собираемся выходить из зала, капитан II останавливает меня: "Григорий
Петрович, как Вам нравится этот стул?"
Капитан II садится на стоящий неподалеку пустой стул, ничем не отличающийся от
сотен других, на которых сидят работницы. Это стандартный стул с пружинной
спинкой и регулируемой высотой сиденья.
"Что Вы в нем особенного нашли, Виктор Степанович?" -спрашиваю я.
"Во-первых, стул удобный", - отвечает он. - "Для рабочих, можно сказать, даже
шикарный стул. А потом обратили Вы внимание какие стулья в заводоуправлении
стоят?"
"Нет. Не смотрел", - признаюсь я.
"Те же самые стулья", - с легкой усмешкой произносит капитан II. - "И директор и
рабочие работают на одинаковых стульях. Стулья, действительно, удобные".
"Здесь это стандарт", - говорю я.
"Хм..." - коротко заключает капитан II, когда мы шагаем вдогонку обогнавшей нас
группе.
Вы входим в вакуумное отделение. Здесь жарко. Поблескивают язычки газового
пламени. Слышится монотонное шипение сжатого воздуха.
"Вот здесь наша основная трудность", - говорит тех. директор. - Мы установили
несколько старых вакуумных агрегатов, но они не соответствуют техническим
требованиям. Этим в основном объясняется масса рекламаций со стороны Управления
Репараций".
"Да, тут что-то не в порядке", - соглашается инженер-полковник оглядываясь
кругом. Работающие вакуумные насосы для откачки воздуха из колб радиоламп взяты,
по-видимому, со свалки железного лома. Рядом виднеются несколько пустующих
бетонных фундаментов. Из фундаментов, наподобие перерезанных артерий, торчат
трубы подводки газа, воздуха и тока.
"А эти агрегаты где?" -спрашивает капитан II.
"Демонтированы и теперь работают на "Светлане", - отвечаю я.
"А-а-а...", - принимает к сведению капитан II.
В ходе объяснений тех. директор жалуется на большую текучесть рабочей силы. Это
отрицательно влияет на качество продукции.
"Мы обучаем рабочего в течение четырех недель", - говорит он. "Многие, из этих
рабочих, проработав неделю, на завод больше не показываются. Кроме того очень
велико количество прогулов".
"Неужели Вы не имеете возможности воспрепятствовать этому?" - спрашивает
инженер-полковник, удивленный беспомощностью директора по отношению к рабочим.
Директор пожимает плечами. "До трех дней рабочий имеет право не выходить на
работу без документального объяснения причин" - говорит он. - "В случае более
продолжительного периода времени рабочий обязан представить справку от врача".
"Что же может предпринять дирекция против прогульщиков и текучести рабочей
силы?" - спрашивает инженер-полковник.
"В случаях, которые я только что упомянул, мы не имеем права уволить рабочего.
Если-же рабочий хочет уволиться, то мы не имеем права его удерживать", -
отвечает директор.
"Я говорю не об увольнении, а о том, чтобы заставить рабочих работать", -
настаивает инженер-полковник.
Директор смотрит непонимающе. "Bitte!" - произносит он, прося повторить вопрос.
Инженер-полковник повторяет.
"Мы не имеем законных прав заставлять рабочих работать. Мы имеем только право
увольнять тех, кто нарушает трудовой кодекс", - отвечает директор.
Возникает неловкая пауза. У немцев самым суровым наказанием является увольнение
рабочего с завода. В СССР увольнение часто является для рабочего недостижимой
мечтой. Советский директор распоряжается рабочим полностью по своему усмотрению
- он может перевести рабочего в порядке приказа на низшую и хуже оплачиваемую
работу, может, или вернее обязан, отдать рабочего под суд за опоздание на работу
на несколько минут. Рабочий, со своей стороны, не имеет права оставить место
работы без разрешения директора. В противном случае суд и тюрьма.
Мы привыкли к этому и для нас непонятна беспомощность немецкого директора. Он, в
свою очередь, удивляется нашим, по его понятиям, диким вопросам. Два мира - две
системы.
"Вы сказали о трудовом кодексе", - продолжает инженер-полковник. - "Скажите
пожалуйста какие законные положения определяют на сегодняшний день
взаимоотношения работодателя и рабочего? Законы гитлеровского времени?"
"В основном германский трудовой кодекс был принят еще во времена Бисмарка", -
отвечает директор. - "Если не считать незначительных изменений, то он останется
в силе и сегодня.
"Во времена Бисмарка?!" - недоверчиво переспрашивает инженер-полковник. - "Ведь
это около 70 лет тому назад..."
"Да", - говорит директор и по его лицу в первый раз мелькает еле заметная тень
гордости. - "Социальное законодательство Германии считается одним из передовых в
мире... Я хочу сказать в Западной Европе", - быстро поправляется он, вспомнив
что перед ним стоят советские офицеры.
Инженер-полковник смотрит на капитана II. Тот, в свою очередь обменивается
взглядом со мной. Я уже привык к этому немому разговору. Так реагируют советские
люди на вещи, которые заставляют их думать о многом, но которые нельзя
дискутировать.
Воспользовавшись тем, что с нами нет контрольных офицеров, стационированных на
"Телефункене", я спрашиваю директора о причинах резкого понижения выпуска
радиоламп за последний месяц. Контролируя заводы, всегда рекомендуется
выслушивать обе стороны независимо друг от друга.
"Основной причиной является нехватка вольфрамовой и молибденовой проволоки", -
отвечает директор.
"Да, но ведь недавно Вашему заводу был выделен контингент, достаточный для
обеспечения плана на шесть месяцев", - говорю я. - "Разве Вы не получили эту
проволоку из Берлина?"
"Разве Вам, герр майор, не известно..." - бормочет в смущении директор. - "Разве
герр Новиков не докладывал Вам..?"
"Нет. А в чем дело?"
Директор мнется некоторое время, потом говорит: "Мы испытывали такую острую
нужду в проволоке, что не дожидаясь прибытия контингента по железной дороге,
отправили специальный грузовик в Берлин".
"Ну и что?" - спрашиваю я.
"На обратном пути машина была остановлена и ограблена..."
"А проволока?"
"Герр майор, наши люди не могли ничего сделать..."
"А где проволока?"
"Когда наш грузовик подъезжал ночью к Лейпцигу, ему преградил дорогу другой
грузовик, поставленный поперек полотна. Вооруженные автоматами люди высадили
шофера и экспедитора на дорогу, а автомашину угнали с собой. Проволока..."
"Кто были бандиты?" - спрашиваю я.
"Эти люди были в советской форме", - после некоторого колебания отвечал
директор.
Когда мы, распрощавшись с директором, садимся в автомашину, капитан II говорит:
"Кому мог понадобиться грузовик с проволокой? Может быть это диверсия, чтобы
сорвать репарации".
"Мы к таким диверсиям уже привыкли", - говорю я. - "Скоро этот грузовик найдут
где-нибудь в лесу. С проволокой, но без резины и без аккумулятора. На это,
наверное, надеется и Новиков. Потому он пока и молчит".
"Кто-же тут такими вещами занимается?" - спрашивает капитан II.
"А вот поживете подольше - увидите", - говорю я, избегая прямого ответа.
После "Телефункена" мы выехали на завод прецизионных станков и часов фирмы
"Тиль", находящийся в маленькой деревушке, которую мы с трудом отыскали по
карте. В этой-же деревушке было еще несколько довольно крупных промышленных
предприятий, выпускавших электроарматуру. Деревушка тянулась по дну узкой
долины, зажатой между поросшими лесом горами. По склонам гор карабкались
аккуратные тюрингские домики, выкрашенные яркими красками. Трудно было
предположить, что живописная деревушка является рабочим поселком и здесь
размещены несколько крупных заводов.
"Больше смахивает на санатории чем, на рабочий поселок", - заметил капитан II
то-ли с завистью, то-ли с сожалением. - "Тут рабочие живут, как на курорте".
После нашего визита к контрольным офицерам СВА, расквартировавшимся в вилле
владельца одного из заводов, инженер-полковник усмехнулся: "Виктор Степанович,
как Вы думаете - чего эти ребята больше всего боятся?"
"Чтобы их отсюда не перевели куда-нибудь", - ответил капитан II не задумываясь.
Слово "куда-нибудь" было понятно нам всем и без точного обозначения.
Люди Запада никогда не догадаются, что больше всего удивляет советского
человека, в частности инженера, при первом столкновении с заводами Германии.
Люди Запада наверное предполагают, что советские инженеры стоят разинув рот,
пораженные грандиозными заводами, многочисленными машинами и прочими
достижениями техники. Нет, это время ушло в область прошлого. Если говорить о
размерах промышленных предприятий и их техническом оснащении, то удивляться
придется людям Запада, если они столкнутся с советскими заводами.
Новым для нас на Западе сегодня является не Техника и Машина, а положение
Человека в комплексе общества и государства. Нам приходится убеждаться, что люди
Запада, люди в системе свободной эволюции социальных отношений, пользуются
гораздо большими правами и свободами, что они имеют гораздо больше от жизни, чем
советские люди соответствующего социального уровня.
Покончив с заводом "Тиль", вечером этого дня мы выезжаем к следующему пункту
нашей поездки. Вблизи Иены у нашей автомашины садится аккумулятор и начинает
шалить зажигание. Чтобы не разряжать аккумулятор окончательно, мы выключаем фары
и медленно едем в темноте. С одной стороны узкой дороги поднимается вверх
поросшая деревьями круча, с другой стороны обрывается черная бездна.
Капитан II ворчит, обвиняя шофера-матроса в небрежности. Тот молчит, вцепившись
руками в руль и прижавшись лицом к ветровому стеклу.
В самом диком месте, среди темноты и ущелий, наш автомобиль окончательно
отказывается двигаться дальше. Пока шофер при свете карманного фонаря копается в
моторе, мы выходим из машины чтобы размять ноги.
Неожиданно из темноты вырываются два ослепительных огненных глаза. Чуть не
наскочив на нас, встречная автомашина резко тормозит и останавливается. Из
темноты звучит голос по-русски.
"Товарищи офицеры, вы здесь стрельбы не слыхали?"
"Нет", - отвечает кто-то из нас. - "А в чем дело?"
"Да здесь наши люди поехали на охоту и одного из своих подстрелили. С нами врач
едет. Вот теперь дорогу не найдем".
"Ну, кажется попали мы в подходящее место", - бормочет капитан II, когда
призрачный автомобиль снова исчезает в темноте.
Мимо нас по дороге шагает темная фигура, ведя в руке велосипед. "Что это здесь
за место?" - спрашиваю я.
"Это замки Гёте", - отвечает немец. - "Вот как-раз над Вашей головой".
"А есть здесь где-нибудь жилье поблизости?"
"Да. Вот сейчас будет мост, а за мостом деревня", - отвечает голос из темноты.
"Ничего не могу поделать, товарищ полковник", - докладывает в это время матрос.
- "Нужно в мастерскую".
"Что-же нам теперь делать? В машине ночевать придется?" - досадуют мои спутники.
"Зачем?" - говорю я. - "Тут рядом деревня. Там и переночуем".
"Что Вы, Григорий Петрович!" - в ужасе восклицают моряки. - Ведь там-же нет ни
комендатуры, ни гостиницы для военнослужащих".
"Вот это самое и хорошо", - говорю я.
"Нет, нет. Оставьте такие шутки", - возражают мои спутники. - "Нам еще жить не
надоело".
"А в чем дело?" - удивляюсь я.
"Да разве Вы забыли, где мы находимся? Ведь тут-же что ни день, то убийства.
Ведь сами только что слыхали, что рядом кого-то подстрелили".
