где перед ним, стоящим на коленях, разворачивалась жестокая
драма с неотвратимым финалом.
От открыл глаза, снял пластинку, поколебавшись, снова
поставил. Нашел в книге главу "Как вызвать злых духов?"
Читал, шевеля губами, прерываясь лишь затем, чтобы достать
из кармана и выложить на стол различные предметы.
Старая с заломами кодаковская фотография, запечатлевшая
их с братом на лужайке перед многоквартирным домом на
Брод-стрит, где они тогда жили. Оба стрижены под ежик, оба
смущенно улыбаются в фотообъектив... Баночка с кровью. Ему
пришлось изловить бродячую кошку и перерезать ей горло
перочинным ножом... А вот и нож... И наконец впитавшая пот
полоска материи, споротая с бейсбольной кепки участника
розыгрыша Детской Лиги. Кепка его брата Уэйна. Джим
сохранял ее в тайной надежде, что Салли родит ему сына и тот
однажды наденет кепочку своего дяди.
Он подошел к окну. На стоянке для машин ни души.
Он начал сдвигать парты к стене, освобождая посреди
комнаты пространство в виде круга. Затем вытащил из ящика
своего стола мелок и с помощью измерительной линейки
начертил на полу пентаграмму по образцу той, что была
приведена в книге.
Он перевел дыхание, выключил свет, сложил все предметы в
одну руку и начал творить молитву:
- Князь тьмы, услышь мою грешную душу. Я тот, кто
обещает жертву. Я прошу твоей черной награды за свою
жертву. Я тот, чья левая рука жаждет мести. Вот кровь как
залог будущей жертвы.
Он отвинтил крышку с баночки из-под арахисового масла и
плеснул кровью в середину пентаграммы.
В погруженном в темноту классе что-то произошло. Это
трудно было объяснить, но воздух сделался каким-то спертым.
Стало труднее дышать, в горле и в животе словно застряли
обломки железа. Глубокое безмолвие наливалось чем-то
незримым.
Он действовал так, как предписывал старинный ритуал.
Возникло ощущение, как на гигантской электростанции, куда
он водил своих учеников, - будто воздух наэлектризован и
вибрирует. Вдруг голос, неожиданно низкий и неприятный,
обратился к нему:
- Что ты просишь?
Он и сам не знал, действительно ли он услышал этот голос
или ему показалось, что слышит. Он коротко ответил.
- Невелика награда, - был ему ответ. - Твоя жертва?
Джим произнес два слова.
- Оба, - прошептал голос. - Правый и левый. Согласен?
- Да.
- Тогда отдай мне мое.
Он открыл складной нож, положил на стол правую пятерню и
четырьмя короткими ударами отхватил себе указательный палец.
Классный журнал залила кровь. Боли не было. Он переложил
нож в другую руку. С левым пальцем пришлось повозиться,
наконец оба обрубка полетели в сторону пентаграммы.
Полыхнул огонь - такую вспышку давал магний у фотографов
начала века. "И никакого дыма, - отметил он про себя. -
Никакого запаха серы".
- Что ты с собой принес?
- Фотокарточку. Полоску материи, пропитанную потом.
- Пот это хорошо, - в голосе прозвучала алчность, от
которой у Джима пробежали мурашки по коже. - Давай их сюда.
Джим швырнул туда же оба предмета. Новая вспышка.
- Это то, что нужно, - сказал голос.
- Если они придут, - уточнил Джим.
Отклика не последовало. Голос безмолвствовал... если он
вообще не пригрезился. Джим склонился над пентаграммой.
Фотокарточка почернела и обуглилась. Полоска материи
исчезла.
С улицы донесся нарастающий рев. Рокерский мотоцикл с
глушителем свернул на Дэвис-стрит и стал быстро
приближаться. Джим вслушивался: проедет мимо или
затормозит?
Затормозил.
На лестнице послышались гулкие шаги.
Визгливый смех Роберта Лоусона, чье-то шиканье и снова
визгливый смех. Шаги приближались, теряя свою гулкость, и
вот с треском распахнулась стеклянная дверь на второй этаж.
- Йо-хо-хо, Норми! - закричал фальцетом Дэвид Гарсиа.
- Норми, ты тут? - театральным шепотом спросил Лоусон и
снова взвизгнул. - Пупсик, ку-ку!
Винни отмалчивался, но на стене холла отчетливо
вырисовывались три тени. Винни, самый высокий, держал в
руке вытянутый предмет. После легкого щелчка предмет еще
больше вытянулся.
Они остановились в дверном проеме. Каждый был вооружен
ножом.
- Вот мы и пришли, дядя, - тихо сказал Винни. - Вот мы и
пришли по твою душу.
Джим запустил пластинку.
- А! - Гарсиа подскочил от неожиданности. - Что такое?
Товарный поезд, казалось, вот-вот ворвется в класс.
Стены сотрясались от грохота. Казалось, звуки вырываются не
из динамиков, а из холла.
- Что-то мне это не нравится, - сказал Лоусон.
- Поздно, - сказал Винни и, шагнув вперед, помахал перед
собой. - Гони монету, отец.
...уйдем...
Гарсиа попятился:
- За каким чертом...
Но Винни был настроен решительно, и если глаза его что-то
выражали, то только мстительную радость. Он сделал знак
своим дружкам рассредоточиться.
- Ну что, шкет, сколько у тебя там в кармане? - вдруг
спросил Гарсиа.
- Четыре цента, - ответил Джим. Это была правда - он
извлек их из копилки, стоявшей дома в спальне.
Монетки были отчеканены не позднее пятьдесят шестого
года.
- Врешь, щенок.
...не трогайте его...
Лоусон глянул через плечо, и глаза у него округлились:
стены комнаты расползались, как туман. Товарняк
оглушительно взвыл. Уличный фонарь на стоянке машин зажегся
красным светом, таким же ярким, как мигающая реклама на
здании Барретс Компани.
Из пентаграммы выступила фигурка... мальчик лет
двенадцати, стриженный под ежик.
Гарсиа рванулся вперед и заехал Джиму в зубы. В лицо
тому шибануло чесноком и итальянскими макаронами. Удара
Джим не почувствовал, все воспринималось им как в
замедленной съемке.
Внезапная тяжесть в области паха заставила его опустить
взгляд: по штанам расползалось темное пятно.
- Гляди, Винни, обмочился! - крикнул Лоусон. Тон был
верный, но лицо выражало ужас - лицо ожившей марионетки,
вдруг осознавшей, что ее по-прежнему дергают за ниточки.
- Не трогайте его, - сказал "Уэйн", но голос был не Уэйна
- этот холодный алчный голос уже ранее доносился из
пентаграммы. - Беги, Джимми! Беги, беги, беги!
Он упал на колени, и чья-то пятерня успела скользнуть по
его спине в поисках добычи.
Он поднял глаза и увидел искаженную ненавистью физиономию
Винни, который всаживает нож под сердце своей жертве... и в
тот же миг чернеет, обугливается, превращается в чудовищную
пародию на самого себя.
Через мгновение от него не осталось и следа.
Гарсиа и Лоусон тоже нанесли по удару - и тоже в корчах,
почернев, бесследно исчезли.
Он лежал на полу, задыхаясь. Громыхание товарняка
сходило на нет.
На него сверху вниз смотрел старший брат.
- Уэйн? - выдохнул Джим почти беззвучно.
Черты "брата" растекались, таяли. Глаза желтели.
Злобная ухмылка искривила рот.
- Я еще вернусь, Джим, - словно холодом обдал голос.
Видение исчезло.
Джим медленно поднялся, изуродованной рукой выключил
проигрыватель. Потрогал распухшую губу - она кровоточила.
Он выключил свет и убедился, что комната пуста. Он выглянул
из окна: на автостоянке тоже было пусто, если не считать
металлической накладки, на блестящей поверхности которой
отраженная луна точно передразнивала настоящую. Пахло
затхлостью и сыростью - как в склепе. Он стер пентаграмму и
принялся расставлять по местам парты. Адски ныли пальцы...
бывшие пальцы. Надо будет обратиться к врачу. Он прикрыл
за собой дверь и начал спускаться по лестнице, прижимая к
груди израненные руки. На середине лестницы что-то - то ли
тень, то ли шестое чувство - заставило его резко обернуться.
Некто неразличимый отпрянул в темноту.
Вспомнилось предостережение в книге "Вызывающий демонов"
о подстерегающей опасности. Да, при известной удаче можно
вызвать демонов. Можно заставить их выполнить какое-то
поручение. Если повезет, можно даже благополучно от них
избавиться.
Но иногда они возвращаются.
Джим спускался по лестнице и задавал себе один вопрос:
что если этот кошмар повторится?
Стивен Кинг
Давилка
Перевод В. Эрлихмана
Инспектор Хантон появился в прачечной, когда машина
скорой помощи только что уехала - медленно, с потушенными
фарами, без сирены. Зловеще. Внутри контора была заполнена
сбившимися в кучу молчащими людьми; некоторые плакали. В
самой прачечной было пусто; громадные моечные автоматы в
дальнем углу еще работали. Все это насторожило Хантона.
Толпа должна быть на месте происшествия, а не в конторе.
Всегда так было - для людей естественно любопытство к чужому
несчастью. А это явно было несчастье. Хантон чувствовал
спазм в желудке, который всегда появлялся у него при
несчастных случаях. Даже четырнадцатилетнее отскребывание
человеческих внутренностей от мостовых и тротуаров у
подножия высотных домов не помогло справиться с этими
толчками, будто в животе у него ворочался какой-то злобный
зверек.
Человек в белой рубашке увидел Хантона и нехотя
приблизился. Он напоминал бизона вросшей в плечи головой и
налившимися кровью сосудами на лице, то ли от повышенного
давления, то ли от излишне частого общения с бутылкой.
Человек пытался что-то сказать, но после пары неудачных
попыток Хантон прервал его:
- Вы владелец? Мистер Гартли?
- H-нет...нет... Я Станнер, мастер. Господи, такое...
Хантон достал блокнот:
- Пожалуйста, мистер Станнер, опишите подробно, что у вас
произошло.
Станнер побледнел еще больше; прыщи у него на носу
темнели, как родимые пятна.
- Я обязательно должен это сделать?
- Боюсь, что да. Мне сказали, вызов очень серьезный.
- Серьезный. - Станнер, казалось, борется с удушьем, его
адамово яблоко прыгало вверх вниз, будто обезьяна на ветке.
- Миссис Фроули... умерла. Боже, как бы я хотел, чтобы
здесь был Билл Гартли.
- Так что же случилось?
- Вам лучше пойти посмотреть, - сказал Станнер.
Он отвел Хантона за ряд отжимных прессов, через
гладильную секцию и остановился у одной из машин. Там
он махнул рукой.
- Дальше идите сами, инспектор. Я не могу на это
смотреть... не могу. Простите меня.
Хантон зашел за машину, чувствуя легкое презрение. Они
работают в паршивых условиях, прогоняют пар через кое-как
сваренные трубы, пользуются смертельно опасными химикатами и
вот - кто-то пострадал. Или даже умер. И теперь они не
могут смотреть. Тоже мне...
Тут он увидел это.
Машина еще работала. Никто ее так и не выключил. Потом
он изучил ее слишком хорошо: скоростной гладильный автомат
Хадли-Уотсона, модель 6. Длинное и неуклюжее имя. Те, кто
работал здесь среди пара и воды, называли ее короче и более
удачно - "давилка".
Хантон долго смотрел на нее, и наконец с ним впервые за
четырнадцать лет службы случилось следующее: он отвернулся,
поднес руку ко рту и его вырвало.
- Тебе нельзя много есть, - сказал Джексон.
Женщины зашли внутрь, ели и болтали, пока Джон Хантон и
Марк Джексон сидели на лавочке возле кафе-автомата. Хантон
на такое заявление только усмехнулся: он в этот момент
как-то не думал о еде.
- Сегодня еще один случай, - сказал он, - очень скверный.
- Дорожное происшествие?
- Нет. Травма на производстве.
- Нарушили технику безопасности?
Хантон ответил не сразу. Лицо его невольно скривилось.
Он взял банку пива из стоящей между ними сумки, откупорил и
отхлебнул разом половину.
- Я уверен, что ваши умники в колледже ничего не знают об
автоматических прачечных.
Джексон фыркнул.
- Кое-что знаем. Я сам как-то летом работал на такой.
- Тогда ты знаешь то, что называется скоростной
гладильной машиной?
Джексон кивнул.
- Конечно. Туда суют все, что надо разгладить. Такая
большая, длинная.
- Вот-вот, - сказал Хантон. - В нее попала женщина по
имени Адель Фроули. В прачечной.
Джексон выглядел озадаченным.
- Но... этого не может быть, Джонни. Там же есть планка
безопасности. Если сунуть туда хотя бы руку, планка
поднимется и отключит машину. Во всяком случае, у нас было
так.
Хантон кивнул.
