умерла, и никто теперь не знал, что средство, которым она
лечила изжогу, содержало производное белладонны, известное в
странах Европы как славная рука.
И внезапно в ночной тишине прачечной раздался
пронзительный писк - летучая мышь камнем упала в дырку в
изоляции машины, сложив крылья на слепых глазах. И тогда
послышался звук, напоминающий хихиканье. Неожиданно давилка
заработала со страшным скрежетом; ленты уходили в темноту,
детали сталкивались и расходились, тяжелые цилиндры набирали
обороты.
Все было готово.
* * *
Когда Хантон заехал на стоянку у прачечной, было за
полночь, и над цепью облаков светилась луна. Он выключил
фары и посмотрел на сидевшего сзади Джексона.
Когда он заглушил мотор, стал слышен ровный свист -
стук-гуд.
- Это давилка, - прошептал он.
- Да. Сама работает. Среди ночи.
Они посидели молча, чувствуя, как их ноги сковывает
страх. Потом Хантон сказал:
- Ну что, надо идти.
Они вышли и направились к зданию, в котором все громче
гудела давилка. Когда Хантон вставлял ключ в замок
служебного входа, он подумал, что машина напоминает живое
существо - в гудении будто слышались тяжелые вздохи и
бормочущий ехидный шепот.
- Вот когда я рад, что со мной полиция, - сказал Джексон.
Он перекладывал из руки в руку коричневую сумку. В ней были
банка со святой водой, завернутая в вощеную бумагу, и том
Библии.
Они поднялись в рабочее помещение, и Хантон повернул
выключатель у входа. Флуоресцентные лампы зажили своей
холодной жизнью. В тот же миг давилка замолчала.
Облако пара поднялось над цилиндрами. Она поджидала их в
пугающем безмолвии.
- Боже, какая мерзость, - прошептал Джексон.
- Пошли, - сказал Хантон, - не том мы совсем раскиснем.
Они подошли ближе. Планка безопасности была опущена к
лентам, ведущим внутрь.
Хантон положил на нее руку.
- Пора, Марк. Давай банку и говори, что делать.
- Но...
- Не спорь.
Джексон дал ему сумку, которую Хантон поставил на панель
управления. Он достал Библию и вручил ее Джексону.
- Я начну читать, - сказал Джексон, - Когда дам знак,
брызни пальцами святой воды на машину и произнеси: "Во имя
Отца, и Сына, и Святого Духа, изыди, нечистый!" Понял?
- Да.
- Когда я дам знак второй раз, полей водой и еще раз
скажи молитву.
- А как мы узнаем, если подействует?
- Увидишь. Эта тварь выбивает все окна в здании, которое
покидает. Если не сработает в первый раз, будем повторять
еще.
- Что-то мне страшно, - сказал Хантон.
- Это естественно. Мне тоже.
- Если мы ошиблись насчет славной руки...
- Мы не могли ошибиться, - сказал Джексон, - Начнем.
Он начал читать. Голос его эхом отдавался в пустоте
прачечной.
"Не молись идолам, и не твори себе богов. Я есть твой
Господь и Бог..." - слова, как камни, падали в темноту
машины, откуда внезапно пахнуло зябким, могильным холодом.
Давилка стояла спокойно и молчаливо в синеватом свете, и
Хантону казалось, что она издевается.
- "И земля изблюет тебя из недр своих, как изблевала
племена, бывшие до тебя", - читал Джексон, лицо его
напряглось, и он подал знак.
Хантон брызнул святой водой на ленты. Раздался внезапный
жуткий скрежет терзаемого металла. Дымок пошел от брезента
там, где на него попали капли. Давилка вдруг снова
заработала.
- Действует! - прокричал Джексон сквозь нарастающий гул,
- Зацепило!
Он начал читать снова, повышая голос из-за шума машины.
Когда он снова дал знак, Хантон вылил воду. Тут его охватил
внезапный, пробирающий до костей, ужас, ощущение, что он зря
сделал это, что машина сильнее и просто играет с ними.
Голос Джексона становился все громче, достигнув предела.
В арке между моторами запрыгали голубые искры, воздух
заполнил запах озона, похожий на запах теплой крови.
Главный мотор дымился, давилка работала с ненормальной,
бешеной скоростью; палец, прижатый к одной из лент, мог
затянуть все тело в машину и за несколько секунд превратить
его в кровавую кашу. Бетон у основания трясся и гудел.
Главный механизм озарился пурпурным светом, наполнив
воздух дыханием грозы; давилка работала быстрее и быстрее;
ленты, цилиндры и передачи двигались с такой скоростью, что
казалось, они плавятся, перемещаются, преобразуются во
что-то иное и невероятное.
Хантон, который стоял, как зачарованный, внезапно
отшатнулся.
- Беги! - крикнул он сквозь невыносимый грохот.
- Мы уже почти одолели его! - прокричал в ответ Джексон,
- Почему...
Тут раздался ужасный треск, и в бетонном полу между ними
разверзлась трещина. Из нее вылетали куски старого цемента.
Джексон взглянул на давилку и закричал. Она пыталась
вырваться из каменного пола, словно динозавр, завязший в
болоте. И это уже не был гладильный автомат. Машина
преобразилась. Пятисотвольтный кабель рухнул на цилиндры
сверху, разбрасывая голубые искры. На миг два огненных шара
уставились на них, как блестящие глаза, полные неутолимого,
животного голода.
Еще одна трещина появилась на полу. Давилка тянулась к
ним, пытаясь освободиться из бетонного плена. Казалось, она
со злобой на них смотрела; планка безопасности слетела, и
Хантон увидел раскрытую, алчную пасть, из которой валил пар.
Они повернулись, чтобы бежать, и новая трещина
разверзлась прямо у их ног. Позади раздался страшный треск,
когда она вырвалась из бетона. Хантон бежал впереди и не
видел, как Джексон споткнулся и растянулся на полу.
Когда Хантон оглянулся, громадная уродливая тень
поднялась вверх, заслонив свет.
Она нависла над Джексоном, который лежал на спине,
скованный страхом - как жертва на алтаре. Хантон успел
заметить над собой что-то темное и громадное, со светящимися
глазами размером с футбольные мячи и жадно разинутым ртом, в
котором полоскался брезентовый язык.
Он бежал; вопли умирающего Джексона преследовали его.
Когда Роджер Мартин встал с постели, чтобы открыть дверь,
он проснулся только наполовину; но вид ввалившегося в дом
Хантона резко вернул его к реальности.
Глаза Хантона были безумно выпучены, и его руки тряслись,
когда он цеплялся за пижаму Мартина. На щеке у него было
царапина, лицо в грязных цементных потеках.
Волосы его были совершенно седыми.
- Помогите... Ради Бога, помогите! Марк погиб...
Джексон... погиб.
- Погодите, - сказал Мартин, - пойдем в комнату. Хантон
побрел за ним, издавая горлом какой-то скулящий звук.
Мартин налил ему солидную дозу виски, и Хантон, схватив
стакан обеими руками, осушил его в один присест. Стакан
упал на пол, и руки, как магнитом, снова притянулись к
лацканам Мартина.
- Давилка убила Марка Джексона. Она... она... О Боже,
она же вырвалась! Если она придет сюда, нам конец! Мы не
сможем... не... - он начал рыдать, глухо, с завыванием,
страшно.
Мартин попытался налить ему еще виски, но Хантон
оттолкнул стакан.
- Надо сжечь ее, - с трудом проговорил он, - Сжечь, пока
она не вырвалась. О, если она вырвется! Если... - глаза
его внезапно закатились, блеснув белками, и он свалился на
ковер в глубоком обмороке.
Миссис Мартин стояла в дверях, придерживая халат у горла.
- Кто это, Роджер? Он, что, не в себе? Мне кажется...
- Я не думаю, что он не в себе.
Ее поразило выражение страха на лице мужа.
- Господи, только бы они приехали поскорее!
Он шагнул к телефону, набрал номер, прислушался. И
услышал странный нарастающий шум к востоку от дома, там,
откуда пришел Хантон. Низкое, тяжелое гудение, все громче и
громче. Окно комнаты открылось, и Мартин почуял в воздухе
странный запах. Озон... или кровь...
Он еще держал в руке бесполезную трубку, когда на улицу
ступило что-то раскаленное, дышащее паром, гудя и скрежеща.
Громче и громче. Запах крови заполнил комнату.
Его рука выронила трубку.
Было уже поздно.
АДОВА КОШКА
Стивен КИНГ
ONLINE БИБЛИОТЕКА http://www.bestlibrary.org.ru
Хэлстону показалось, что сидящий в кресле на колесиках старик
выглядит больным, чем-то сильно напуган и вообще готов умереть. Подобное
ему приходилось наблюдать и ранее. Среди профессионалов Хэлстон был
известен как одиночка, независимый боевик, умеющий сосуществовать с
обычными бандюгами. За время своей "деятельности" на этом поприще он
ликвидировал восемнадцать мужчин и шесть женщин, так что знал, как
выглядит смерть. Дом - по сути большой особняк - был холодным и хранил
покой. Тишину нарушало разве что глуховатое потрескивание огня в камине
да доносившееся снаружи подвывание ноябрьского ветра.
- Я хочу, чтобы вы нанесли свой удар. - Голос старика чем-то
напоминал хруст сминаемой старой бумаги. - Насколько я понимаю, именно
этим вы занимаетесь.
- С кем вы разговаривали? - поинтересовался Хэлстон. Ему было
тридцать два года, он имел самую заурядную внешность. Однако его
движения отличались легкой, смертельной грацией, словно это была акула в
образе человека.
- Я говорил с человеком по имени Сол Лоджиа. Он сказал, что вы знаете
его.
Хэлстон кивнул. Раз Сол порекомендовал его этому человеку, значит,
все в порядке. Если же в комнате вмонтированы "жучки", то все, что
скажет старик Дроган, грозит ему серьезными неприятностями. - Кому я
должен нанести удар? Дроган нажал на какую-то кнопку на подлокотнике
своего кресла, и оно поехало вперед, издавая при этом шум, напоминающий
жужжание мухи, попавшей в бутылку. Приблизившись, Дроган обдал его
мерзким запахом старости, мочи и страха. Хэлстон почувствовал
отвращение, но виду не подал, и лицо его продолжало оставаться
по-прежнему спокойным.
- Ваша жертва находится как раз у вас за спиной, - мягко произнес
Дроган.
Хэлстон отреагировал мгновенно. Зная, что от скорости реакции
зависела порой его жизнь, не только мозг, но и все тело постоянно
находилось словно начеку. Он соскочил с дивана, припал на одно колено,
повернулся, одновременно просовывая руку внутрь своего сшитого по
специальному заказу спортивного плаща, где в кобуре под мышкой висел
опять же специальный револьвер 45-го калибра. Секундой позже оружие
оказалось у него в руке, он целил в... Кошку.
Какое-то мгновение Хэлстон и кошка неотрывно смотрели друг на друга.
И это было неожиданно странно для Хэлстона, который не отличался большим
воображением и не был суеверен. В ту же самую секунду, когда он бросился
на колено и поднял револьвер, ему показалось, что он знает эту кошку,
хотя, будь это действительно так, он наверняка запомнил бы существо со
столь характерной внешностью.
Ее морда была словно разрезана надвое: половина черная, половина
белая. Разделительной линия, прямая, как струна, шла от макушки ее
плоского черепа, спускалась к носу и оттуда переходила на рот. В сумраке
этой изысканно обставленной гостиной ее глаза казались громадными, а
черные зрачки, преломлявшие свет от камина, сами походили на тлеющие
ненавистью угольки.
Эта мысль, тяжелая и странная, подобно эху, вернулась к Хэлстону: мы
знаем друг друга - ты и я. Потом это прошло. Он убрал револьвер и встал.
- За это мне следовало бы вас убить, - сказал он Дрогану. - Я не
люблю шуток.
- А я и не шучу, - ответил тот. - Садитесь. Вот, загляните сюда. - Он
извлек из-под прикрывшего его колени пледа толстый бумажный пакет и
протянул его Хэлстону.
Хэлстон послушно сел. Кошка, примостившаяся было на спинке дивана,
мягко юркнула к нему на колени. Несколько секунд она смотрела на
Хэлстона своими огромными темными глазами со странными окруженными
двойным золотисто-зеленым ободком зрачками, потом свернулась клубочком и
замурлыкала.
Хэлстон вопросительно посмотрел на Дрогана.
- Она ведет себя очень дружелюбно, - сказал старик. - Поначалу.
Вообще же эта кошка уже убила в моем доме троих. Остался один лишь я. Я
