летящий вместе со своей машиной в пропасть.
Во сне ему было девять, а его брату Уэйну двенадцать.
Они шли по Брод-стрит в Стратфорде, Коннектикут, держа путь
в городскую библиотеку. Джим на два дня просрочил книжки и
должен был выудить из копилки четыре цента, чтобы уплатить
штраф. Время было летнее, каникулярное. Пахло срезанной
травой. Из распахнутого окна доносилась трансляция
бейсбольного матча: "Янки" выигрывали у "Ред сокс" 6:0 в
последней игре одной восьмой финала, Тед Уильямс, бэтсмен,
приготовился к удару... А здесь надвигались сумерки, и тень
от здания Барретс Компани медленно тянулась к
противоположному тротуару.
За рынком пролегала железнодорожная колея, под ней
тоннель. У выхода из тоннеля, на пятачке возле
бездействующей бензоколонки, околачивалась местная шпана -
парни в кожаных куртках и простроченных джинсах. Джим
многое бы отдал, чтобы не встречаться с ними, не слышать
оскорбительных насмешек, не спасаться бегством, как уже
случилось однажды. Но Уэйн не соглашался идти кружным
путем, чтобы не показать себя трусом.
Во сне тоннель угрожающе надвигался, и девятилетнему
Джиму казалось, будто в горле у него начинает бить крыльями
испуганный черный дрозд. Все вдруг стало таким отчетливым:
мигающая неоновая реклама на здании Барретс Компани, налет
ржавчины на траве, шлак вперемешку с битым стеклом на
железнодорожном полотне, лопнувший велосипедный обод в
кювете.
Он готов был в сотый раз отговаривать Уэйна. Да, шпаны
сейчас не видно, но она наверняка прячется под лестницей.
Эх, да что там! Говори не говори, брата не переубедишь, это
рождало чувство собственной беспомощности.
Вот они уже под насыпью, от стены тоннеля отлепляются две
или три тени, и долговязый белобрысый тип с короткой
стрижкой и сломанным носом швыряет Уэйна на выпачканный
сажей шлакоблок со словами:
- Гони монету.
- Пусти, - говорит брат.
Джим хочет убежать, но толстяк с зализанными черными
волосами подталкивает его к брату. Левый глаз у толстяка
дергается.
- Ну что, шкет, - обращается он к Джиму, - сколько там у
тебя в кармане?
- Ч-четыре цента.
- Врешь, щенок.
Уэйн пробует высвободиться, и на помощь белобрысому
приходит парень с шевелюрой какого-то дикого оранжевого
цвета. А в это время тип с дергающимся веком ни с того ни с
сего дает Джиму в зубы. Джим чувствует внезапную тяжесть в
мочевом пузыре, и в следующую секунду передок его джинсов
начинает быстро темнеть.
- Гляди, Винни, обмочился!
Уэйн отчаянно изворачивается, и ему почти удается
вырваться из клещей, тогда еще один тип в черных дерюжных
брюках и белой футболке пригвождает его к прежнему месту. У
типа на подбородке родинка, похожая на спелую землянику.
Тут горловина путепровода начинает содрогаться.
Металлическим поручням передается мощная вибрация.
Приближается состав.
Кто-то выбивает книжки из рук Джима, а меченый, с красной
родинкой, отшвыривает их носком ботинка в кювет. Неожиданно
Уэйн бьет дерганого ногой в пах, и тот взвывает от боли.
- Винни, сейчас этот слиняет!
Дерганый что-то орет благим матом про свои разбитые
погремушки, но его вопли уже тонут в нарастающем грохоте
поезда. Когда состав проносится над их головами, кажется,
что в мире нет других звуков.
Отблески света на стальных лезвиях. Финка у белобрысого,
финка у меченого. Уэйн кричит, и хотя слов не разобрать,
все понятно по губам:
- Беги, Джимми, беги!
Джим резко падает на колени, и державшие его руки
остаются ни с чем, а он уже проскакивает между чьих-то ног,
как лягушонок. Чья-то пятерня успевает скользнуть по его
спине. Он бежит обратно, бежит мучительно медленно, как это
бывает во сне. Но вот он оборачивается и видит...
Джим проснулся, вовремя подавив крик ужаса. Рядом
безмятежно спала Салли.
Он хорошо помнил, что он увидел, обернувшись: белобрысый
ударил его брата ножом под сердце, меченый - в пах.
Джим лежал в темноте, учащенно дыша и моля Бога, чтобы
тот даровал ему сон без этих страшных призраков его детства.
Ждать ему пришлось долго.
Городские власти объединили школьные каникулы с
рождественскими, и в результате школа отдыхала почти месяц.
Джим и Салли провели это время у ее сестры в Вермонте, где
они вволю покатались с гор на лыжах. Они были счастливы.
На морозном чистом воздухе все педагогические проблемы не
стоили выеденного яйца. Джим приехал к началу занятий с
зимним загаром, а главное, спокойным и полностью владеющим
собой.
Симмонс нагнал его в коридоре и протянул папку.
- На седьмом потоке у вас новенький. Роберт Лоусон.
Переведен из другой школы.
- Да вы что, Сим, у меня и без того двадцать семь
гавриков! Куда больше!
- А их у вас столько же и останется. Во время
рождественских каникул Билла Стирнса сбила насмерть машина.
Совершивший наезд скрылся.
- Билли?
Он увидел его так ясно, словно перед глазами была
фотография выпускников. Уильямс Стирнс, один из немногих
хороших учеников в этом классе. Сам не вызывался, но
отвечал толково и с юмором. И вот он погиб. В пятнадцать
лет. Вдруг повеяло собственной смертью - как сквознячком
протянуло.
- Господи, какой ужас! Как все произошло?
- Полиция этим занимается. Он обменял в центральном
магазине рождественский подарок. А когда ступил на проезжую
часть Рампарт-стрит, его сбил старенький "форд-седан".
Номерного знака никто не запомнил, но на дверце была надпись
"Змеиный глаз". Почерк подростка.
- Господи! - снова вырвалось у Джима.
- Звонок, - сказал Симмонс и заспешил прочь. У
фонтанчика с питьевой водой он разогнал стайку ребят.
Джим отправился на занятие, чувствуя себя совершенно
опустошенным.
Дождавшись свободного урока, он открыл папку с личным
делом Роберта Лоусона. Первая страница, зеленая, с печатью
Милфорд Хай Скул, о которой Джим никогда раньше не слышал.
Вторая - оценка общего развития. Интеллект - 78 баллов,
немного. Соображает неважно. Трудовые навыки - тоже не
блестяще. Вдобавок тест Барнета-Хадсона выявил
антисоциальные тенденции. "Идеально вписывается в мой
класс", - с горечью подумал Джим.
Дисциплинарная страница угрожающе заполнена. Что он
только не вытворял, этот Лоусон!
Джим перевернул еще одну страницу, увидел фото и не
поверил своим глазам. Внутри все похолодело. Роберт Лоусон
с вызовом глядел с фотографии, словно позировал он не в
актовом зале, а в полицейском участке. На подбородке у
Лоусона была родинка, напоминающая спелую землянику.
Каких только резонов не приводил Джим перед седьмым
уроком. И что парней с такими родинками пруд пруди. И что
головорезу, пырнувшему ножом его брата, сейчас должно быть
никак не меньше тридцати двух. Но когда он поднимался в
класс, интуиция подсказывала другое. "То же самое и с тобой
было накануне нервного срыва", - напоминал он себе, чувствуя
во рту металлический привкус страха.
Перед кабинетом щ 33, как всегда, околачивалась небольшая
группка; кто-то, завидев учителя, вошел в класс, остальные с
ухмылочками зашушукались. Рядом с Чипом Освеем стоял
новенький в грубых "тракторах", последнем вопле моды.
- Иди в класс, Чип.
- Это что, приказ? - улыбнулся рыжий детина, глядя
куда-то мимо.
- Приказ.
- Вы, кажется, вывели мне неуд, или я ошибаюсь?
- Ты не ошибаешься.
- Ну ладно... - остальное прозвучало неразборчиво.
Джим повернулся к Лоусону:
- Тебя, вероятно, следует ознакомить с нашими правилами.
- Валяйте, мистер Норман. - Правая бровь у парня была
рассечена, и этот шрам Джим уже видел однажды. Определенно
видел. Абсурд, бред... и тем не менее. Шестнадцать лет
назад этот парень зарезал его брата.
Словно откуда-то издалека услышал он собственный голос,
объясняющий школьные правила. Роберт Лоусон засунул большие
пальцы рук за солдатский ремень и слушал его с улыбкой, то и
дело кивая, как старому знакомому.
- Джим?
- Мм?
- У тебя неприятности?
- Нет.
- Что-нибудь с учениками в классе "Литература и жизнь?"
Без ответа.
- Джим?
- Нет.
- Может, ляжешь сегодня пораньше?
Если бы он мог уснуть!
Его опять мучили ночные кошмары. Когда этот тип с
красной родинкой пырнул брата, он успел крикнуть Джиму
вдогонку: "Следующий ты, малыш. Готовь пузишко".
Джим очнулся от собственного крика.
Он разбирал в классе "Повелителя мух" Голдинга и говорил
о символике романа, когда Лоусон поднял руку.
- Да, Роберт? - голос Джима ничего не выражал.
- Что это вы меня так разглядываете?
Джим оторопело захлопал ресницами. В горле мгновенно
пересохло.
- Может, я позеленел? Или у меня ширинка расстегнута?
Класс нервно захихикал.
- Я вас не разглядывал, мистер Лоусон, - возразил Джим
все тем же ровным тоном. - Кстати, раз уж вы подали голос,
скажите-ка нам, из-за чего поспорили Ральф с Джеком...
- Нет, разглядывали!
- Хотите, чтобы я отпустил вас к директору?
Лоусон на секунду задумался:
- Не-а.
- В таком случае расскажите нам, из-за чего...
- Да не читал я. Дурацкая книга.
Джим выдавил из себя улыбку:
- Вот как? Имейте в виду, вы судите книгу, а книга судит
вас. Тогда, может быть, кто-то другой нам ответит, почему
мнения мальчиков о звере сильно разошлись?
Кэти Славин робко подняла руку. Лоусон смерил ее
презрительным взглядом и бросил пару слов Чипу Освею.
Что-то вроде "ничего титьки?" Чип согласно кивнул.
- Мы тебя слушаем, Кэти.
- Наверно, потому, что Джек собирался устроить охоту на
зверя?
- Молодец. - Он повернулся спиной к классу и начал
писать на доске мелом. Мимо уха просвистел грейпфрут.
Джим резко обернулся. Некоторое тихо прыснули, лица же
Освея и Лоусона выражали абсолютную невинность. Он поднял с
пола увесистый плод.
- Затолкать бы это в глотку кое-кому, - слова относились
к галерке.
Кэти Славин охнула.
Он швырнул грейпфрут в мусорную корзину и снова заскрипел
мелом.
За чашкой кофе он развернул утреннюю газету, и сразу в
глаза бросился заголовок в середине страницы. "О, Боже!" -
его возглас прервал непринужденное щебетание жены.
Казалось, в живот впились изнутри десятки заноз. Он прочел
вслух заголовок:
- "Девушка разбивается насмерть".
А затем и сам текст:
- Вчера вечером Кэтрин Славин, семнадцатилетняя школьница
из Хэролд Дэвис Хай Скул, выпала или была выброшена из окна
многоквартирного дома, где она жила с матерью. По словам
последней, ее дочь поднялась на крышу с кормом для голубей,
которых она там держала. Анонимная женщина сообщила
полиции, что трое каких-то парней пробежали по крыше без
четверти семь, почти сразу после того, как тело девушки
(продолжение на странице 3)...
- Джим, она случайно не из твоего класса?
Он не ответил жене, так как на время лишился дара речи.
Две недели спустя, после звонка на обед, его нагнал в
холле Симмонс с папкой в руке, и у Джима упало сердце.
- Еще один новичок, - сказал он обреченно, опережая
сообщение Симмонса. - Класс "Литература и жизнь".
У Сима брови поползли вверх:
- Как вы догадались?
Джим пожал плечами и протянул руку за личным делом.
- Мне надо бежать, - сказал Симмонс. - Летучка по оценке
учебной программы. Джим, у вас такой видок, словно вы
побывали под колесами машины. Вы как, в порядке?
Словно побывал под колесами машины, вот-вот. Как Билли
Стирнс.
- В порядке.
- Так держать, - Симмонс похлопал его по спине и побежал
дальше. А Джим открыл папку, заранее весь сжимаясь, как
человек, ожидающий удара.
Однако лицо на фотографии ни о чем ему не говорило. Мог
видеть его, мог и не видеть. Дэвид Гарсиа был массивного
телосложения, темноволосый, с негроидными губами и
полусонным выражением глаз. Он был тоже из Милфорд Хай Скул
и еще два года провел в исправительной школе Грэнвилль. Сел
за угон машины.
Джим закрыл папку. Пальцы у него слегка дрожали.
- Салли?
Она оторвала взгляд от гладильной доски. Джим уставился
на экран телевизора невидящими глазами - транслировался
