детей Шенка. Мой отец, родившийся в 1925 году, был самым
младшим. Я был самым младшим ребенком моего отца, (я
родился в 1955 году), так что дядя Отто всегда казался мне
очень старым.
Подобно многим трудолюбивым немцам, мой дедушка и моя
бабушка приехали в Америку с кое-какими сбережениями. Мой
дедушка поселился в Дерри, так как там была развита лесная
промышленность, в которой он кое-что понимал. Он преуспел,
и его дети появились на свет далеко не нищими.
Мой дедушка умер в 1925 году. Все наследство досталось
дяде Отто, которому тогда было двадцать лет. Он переехал в
Касл Рок и начал спекулировать недвижимостью. Занимаясь
лесом и землей, он через несколько лет сколотил себе
приличный капитал. Он купил себе большой дом на Касл Хилл,
завел слуг и наслаждался своим положением молодого,
сравнительно красивого ("сравнительно" добавлено из-за того,
что он носил очки) и чрезвычайно привлекательного для женщин
холостяка. Никто не называл его странным. Это произошло
позднее.
Он получил травму во время катастрофы, когда ему было
двадцать девять лет. Не такую уж и тяжелую, но травма есть
травма. Он прожил в своем большом доме на Касл Хилл до 1933
года, затем продал его, так как на рынок были выброшены
огромные лесные угодья по смехотворно низкой цене, и ему
безумно хотелось их купить. Земли эти принадлежали компании
"Нью Ингленд Пейпер".
"Нью Ингленд Пейпер" существует и сегодня, и если вы
пожелаете приобрести ее акции, то я одобрю ваш выбор. Но в
1933 году компания распродавала огромные куски земли по
демпинговым ценам в отчаянном усилии удержаться на плаву.
Сколько земли купил мой дядя? Подлинный документ был
утерян, а мнения рознятся. Но все сходятся на том, что у
него было больше четырех тысяч акров. Большинство угодьев
было расположено в Касл Роке, но некоторые простирались и до
Уотерфорда и до Харлоу. Когда разразился кризис, "Нью
Ингленд Пейпер" предлагала землю по цене два доллара
пятьдесят центов за акр при условии, что покупатель купит
сразу все.
Цена всей земли составляла примерно десять тысяч
долларов. Дядя Отто не мог внести всю сумму один, поэтому
он нашел себе партнера, янки по имени Джордж МакКатчен.
Вам, должно быть, известны имена Шенка и МакКатчена, если вы
живете в Новой Англии. Компанию давным-давно уже купили
другие владельцы, но остались еще скобяные лавки "Шенк и
МакКатчен" в сорока городах Новой Англии и лесные склады
"Шенк и МакКатчен" от Сентрал Фолз до Дерри.
МакКатчен был дородным мужчиной с большой черной бородой.
Как и мой дядя Отто, он носил очки. Как и дядя Отто, он
получил в наследство кое-какой капитал. Капитал, должно
быть, был не таким уж и маленьким, так как вместе с дядей
Отто они купили землю без всяких проблем. Оба они в душе
были пиратами и неплохо ладили друг с другом. Их
партнерство продолжалось двадцать два года, как раз до того
года, когда я родился, и дела их всегда шли превосходно.
Но все началось с покупки этих четырех тысяч акров. Они
обследовали их на грузовике МакКатчена, разъезжая по лесным
дорогам и просекам, большую часть времени ползя на первой
передаче, трясясь по колеям и расплескивая лужи. МакКатчен
и дядя Отто управляли грузовиком по очереди, два молодых
человека, которые вынырнули крупными землевладельцами из
темных глубин Великой Депрессии.
Не знаю, откуда у МакКатчена взялся этот грузовик. Это
был "Крессуэлл", если это имеет хоть какое-нибудь значение.
Таких моделей уже не выпускают. У него была огромная
кабина, выкрашенная в ярко-красный цвет, широкие подножки и
электрический стартер. Если стартер отказывал, грузовик
можно было завести ручкой, но в случае неосторожности ручка
могла дернуться и сломать вам плечо. Длина кузова с прямыми
бортами составляла двадцать футов, но лучше всего я помню
нос грузовика. Он был такого же кроваво-красного цвета.
Чтобы добраться до мотора, надо было поднять две стальные
крышки, одну слева, другую справа. Радиатор был расположен
на уровне груди взрослого мужчины. Это была отвратительная,
чудовищная машина.
Грузовик МакКатчена сломался и был отремонтирован. Затем
сломался еще раз, и его вновь починили. Когда "Крессуэлл"
отказал окончательно, это был настоящий спектакль.
Однажды в 1953 году МакКатчен и дядя Отто ехали по шоссе
Блэк Хенри и, по собственному признанию дяди Отто, были
"пьяны, как свиньи". Дядя Отто врубил первую передачу,
чтобы взобраться на Троицин Холм. Само по себе это действие
было правильным, но в том состоянии, в котором он был, дядя
Отто и не подумал врубить другую передачу, когда они начали
спускаться с другой стороны холма. Старый и изношенный
двигатель "Крессуэлла" перегрелся. Ни МакКатчен ни дядя
Отто не заметили, как стрелка термометра зашла за красную
отметку. В самом конце спуска раздался взрыв, сорвавший
крылья грузовика, превратившиеся в крылья красного дракона.
Колпачок радиатора взлетел в небо, как ракета. Все потонуло
в клубах пара. Забило фонтаном масло, заливая ветровое
стекло. Дядя Отто выжал до отказа тормозную педаль, но у
"Крессуэлла" в последний год подтекала тормозная жидкость, и
педаль провалилась безо всякого результата. Он не видел,
куда едет, и съехал с дороги в канаву, а потом выехал на
поле. Если бы "Крессуэлл" заглох, то все было бы еще
ничего, но мотор продолжал работать. Сначала выйдет один
поршень, потом два других, словно шутихи в день
независимости. Один из них, рассказывал дядя Отто, просадил
дверь с его стороны и распахнул ее настежь. В
образовавшуюся дыру можно было просунуть кулак. Они
остановились на краю поля. Им бы открылся замечательный вид
на Белые горы, если бы ветровое стекло не было забрызгано
маслом.
Это было концом путешествий для "Крессуэлла" МакКатчена,
он уже никогда не сдвинулся с этого поля. Никаких протестов
со стороны хозяина поля не последовало, оно, разумеется,
принадлежало им самим. Совершенно протрезвев от пережитого,
парочка выбралась из грузовика, чтобы оценить понесенный
ущерб. Ни один из них не был механиком, но это и не
требовалось для того, чтобы понять, что рана оказалась
смертельной. Дядя Отто был потрясен - во всяком случае, так
он сказал моему отцу - и предложил заплатить за грузовик.
Джордж МакКатчен попросил его перестать нести чушь.
МакКатчен пришел в какой-то экстаз. Он посмотрел на поле,
на горы вдали и решил, что это место как раз подходит для
того, чтобы построить уединенное жилище. Именно это он и
сообщил дяде Отто тоном, который обычно приберегают для
момента религиозного обращения. Они вместе вернулись на
дорогу и доехали до Касл Рока на грузовике пекарни Кашмена,
который как раз проезжал мимо. МакКатчен сказал как-то
моему отцу, что во всем происшедшем он усматривает перст
Божий. Ведь он искал подходящее место, а оно все это время
поджидало его на поле, мимо которого они проезжали
три-четыре раза в неделю, не удосуживаясь бросить на него
взгляд. Рука Бога, - уточнил он, не зная о том, что умрет
на этом самом поле через два года, придавленный носом своего
собственного самосвала, самосвала, который после его смерти
перешел в собственность дяди Отто.
МакКатчен нанял Билли Додда, чтобы он прицепил
"Крессуэлл" к своей машине и развернул его носом к дороге.
По его словам, для того чтобы он мог смотреть на него всякий
раз, проезжая мимо, и думать о том, что когда Билли Додд
вторично прицепит грузовик и оттащит его уже навсегда, будет
самое время копать ему могилу. Он был в чем-то
сентиментальным, но он был не из таких, кто из-за своей
сентиментальности был готов потерять хотя бы доллар. Когда
через год появился человек по имени Беккер и предложил
купить колеса "Крессуэлла", с шинами и со всем остальным,
так как они подходили по размеру к его машине, МакКатчен
содрал с него двадцать долларов как нечего делать. Обратите
внимание на то, что к тому времени его состояние перевалило
за миллион долларов. Он также велел Бейкеру поставить
грузовик на вкопанные в землю бревна. Он сказал, что ему не
хотелось бы проезжать мимо и видеть, как его грузовик все
глубже и глубже погружается в землю, словно какой-нибудь
бесхозный хлам. Бейкер сделал это. Через год "Крессуэлл"
сполз с бревен и придавил МакКатчена до смерти. Старики с
удовольствием рассказывали эту историю, неизменно выражая в
конце надежду, что МакКатчен хорошо повеселился на те
двадцать долларов, которые он получил за колеса.
Я вырос в Касл Роке. Когда я родился, мой отец работал
на Шенка и МакКатчена уже почти десять лет, и грузовик,
перешедший к дяде Отто вместе со всем другим имуществом
МакКатчена, был вехой в моей жизни. Моя мама покупала
продукты в магазине Уоррена в Бриджтоне. Туда надо было
добираться по шоссе Блек Хенри. Каждый раз, когда мы
отправлялись, я смотрел на грузовик, возвышавшийся в поле на
фоне Белых гор. Он уже не был подперт бревнами - дядя Отто
сказал, что одного несчастного случая достаточно - но сама
мысль о связанном с ним происшествии уже внушала мальчику в
коротких штанишках непреодолимый ужас.
Он стоял там летом на склоне, окруженном с трех сторон
дубами и вязами, стоявшими на границе поля, словно
факельщики. Он стоял там зимой, окруженный сугробами,
доходившими иногда до его выпуклых фар, так что грузовик
делался похожим на мастодонта, увязающего в зыбучих песках.
Весной, когда поле превращалось в настоящее болото из
мартовской грязи, и было непонятно, как он не утонет в нем.
Если бы не подпирающий его хребет солидного валуна, так бы
оно, наверное, и случилось. Времена года менялись, года
шли, а он оставался на месте.
Мне даже раз пришлось побывать внутри. Однажды отец
остановился на обочине (мы направлялись на Фрайбургскую
ярмарку), взял меня за руку и повел в поле. Мне кажется,
это было в I960 или в 1961 году. Я смертельно боялся
грузовика. Я слышал истории о том, как он скатился с бревен
и раздавил дядиного компаньона. Я слышал все эти россказни
в парикмахерской, спрятавшись за журналом "Лайф", который я
не в силах был читать, и слушая, как мужчины говорили о том,
как его раздавило и о своих надеждах, что старина Джорджи
хорошо повеселился на двадцать долларов, вырученных от
продажи колес. Один из них - по-моему, это был Билли Додд,
отец чокнутого Фрэнка - сказал, что МакКатчен выглядел как
"тыква, лопнувшая под тракторным колесом". Это видение
преследовало меня месяцами... но моему отцу это, конечно,
было невдомек.
Отец подумал, что мне понравится забраться в кабину
старого грузовика. Он заметил, как я смотрю на него каждый
раз, когда мы проезжаем мимо, и, как мне кажется, принял мой
ужас за восхищение.
Я помню сумрачный запах ветра, немного горький, немного
резкий. Я помню серебристый отлив сухой травы. Я помню
шорох наших шагов, но лучше всего я помню нависающий надо
мной самосвал, вырастающий все больше и больше, оскал его
радиатора, кроваво-красный цвет краски, затуманенный взор
ветрового стекла. Я помню, как меня захлестнула волна
страха, еще более сумрачная и холодная, чем осенний ветер,
когда отец взял меня подмышки и посадил меня в кабину:
"Поезжай на ней в Портленд, Квентин, ну же, заводи!" Я
помню, как ветер омывал мое лицо, пока отец поднимал меня
вверх, и как затем его чистый запах сменился запахами масла
потрескавшейся кожи, мышиного помета и... я готов
поручиться... крови. Я помню, как я пытался удержать
слезы, пока отец стоял и улыбался мне, уверенный в том, что
доставляет мне волнующее переживание. И так оно и было на
самом деле, но не так, как он себе это представлял. Я понял
с абсолютной ясностью, что сейчас он отойдет или по крайней
мере отвернется, и тогда грузовик сожрет меня,
просто-напросто сожрет меня живьем. А потом выплюнет меня
пережеванным, изломанным и... и словно бы лопнувшим. Как
тыква под тракторным колесом.
Я начал плакать, и мой отец, лучший из всех, спустил меня
вниз, успокоил меня и отнес назад к машине.
Он нес меня на руках, и через его плечо я мог смотреть на
удаляющийся грузовик, гигантский радиатор которого зловеще
