Но он должен был быть моим сыном. Я знал это... и,
возможно, он тоже об этом знал. А потом еще Белинда, жена
Роджера. Белинда, которая носила солнцезащитные очки даже в
пасмурные дни. Очень большие очки, потому что кровоподтеки
под глазами также были большими. Иногда он смотрел на нее и
думал о ней так же, как и о Джоне: Она должна была быть
моей.
И это было мучительной мыслью, потому что оба они
познакомились с ней в средней школе и оба ухаживали за ней.
Ричард даже первым начала ухаживать за ней. За девочкой, из
которой потом выросла мать Джона. Потом в игру вошел
Роджер. Роджер, который был старше и сильнее. Роджер,
который всегда получал то, что хотел. Роджер, который не
останавливался ни перед чем, когда вы стояли у него на пути.
Я испугался. Я испугался и уступил ее. Неужели все было
так просто? Господи Боже мой, наверное, это так. Мне
хотелось бы, чтобы все было иначе, но, возможно, лучше
честно признаться самому себе в своей трусости. И в своем
позоре.
И если это действительно так - если Лина и Сет должны
были достаться его беспутному брату, а Белинда и Джон должны
были принадлежать ему, то что это теперь доказывает? И что
вообще должен делать мыслящий человек в такой абсурдно
симметричной ситуации? Смеяться? Плакать? Пустить пулю в
лоб?
Не удивлюсь, если эта штука будет работать. Нисколько не
удивлюсь.
"ПРИВЕСТИ В ИСПОЛНЕНИЕ".
Он быстро пробежался по клавиатуре. Потом он взглянул на
экран и увидел на нем зеленые буквы:
МОЙ БРАТ БЫЛ БЕСПУТНЫМ ПЬЯНИЦЕЙ.
Буквы плыли в черноте, и Ричард неожиданно подумал об
одной своей детской игрушке. Она называлась Волшебным
Шаром. Вы задавали ей вопрос, на который можно было
ответить да или нет, а потом заглядывали внутрь и
прочитывали бессодержательный, но в чем-то загадочный ответ.
Нечто вроде "ПОЧТИ НАВЕРНЯКА" или "Я БЫ НЕ СТАЛ НА ЭТО
РАССЧИТЫВАТЬ" или "ПОПРОБУЙ СПРОСИТЬ ЕЩЕ РАЗ".
Роджер завидовал этой игрушке и в конце концов, упросив
Ричарда дать ему поиграть Волшебным Шаром, со всей силы
швырнул его об асфальт. Шар разбился. Роджер захохотал.
Прислушиваясь к гулу собранного Джоном компьютера, Ричард
вспомнил, как он опустился на дорожку, плача, все еще не в
силах поверить в случившееся.
"Плакса-вакса-гуталин! На носу горячий блин! Посмотрите
на плаксу", - дразнил его Роджер. "Не плачь, Риччи. Это
была дерьмовая игрушка. Посмотри, там внутри не было
ничего, кроме глупых надписей и воды".
"Я ПОЖАЛУЮСЬ!" - закричал Ричард изо всех сил. Голова
его горела. В уголках глаз скопились слезы ярости. "Я
ПОЖАЛУЮСЬ НА ТЕБЯ, РОДЖЕР! Я ПОЖАЛУЮСЬ МАТЕРИ!"
"Пожалуйся, и я сломаю тебе руку", - сказал Роджер, и по
его ледяной усмешке Ричард понял, что он не шутит. Он
ничего не сказал.
МОЙ БРАТ БЫЛ БЕСПУТНЫМ ПЬЯНИЦЕЙ.
Ну что ж, из чего бы он не был собран, монитор его
работал. Еще предстояло убедиться в том, будет ли он
хранить текст в памяти, но так или иначе созданный Джоном
гибрид клавиатуры фирмы "Уанг" и монитора IBM был вполне
жизнеспособен. По чистому совпадению он вызывал довольно
скверные воспоминания, но Джон тут был не причем.
Он оглядел свой кабинет, и взгляд его случайно задержался
на одной фотографии, которая ему не очень-то нравилась. Это
был сделанный в фотостудии портрет Лины, который она
подарила ему на Рождество два года назад. Я хочу, чтобы ты
повесил его у себя в кабинете, - сказала она, и он,
разумеется, так и поступил. Он предположил, что для нее это
было своего рода слежкой за ним, даже когда ее самой не было
рядом. Не забывай обо мне, Ричард. Я здесь. Может быть, я
и поставила не на ту лошадь, но я по-прежнему здесь. Не
забывай об этом.
Студийный портрет, выдержанный в неестественной цветовой
гамме, смотрелся довольно чужеродно среди милых его сердцу
репродукций Уистлера, Хомера, Н.С.Уайета. Глаза Лины были
полуприкрыты, а ее пухлые губы, формой напоминающие лук
купидона, были искривлены так, что их выражение довольно
трудно было назвать улыбкой. Все еще здесь, Ричард, -
сказала она ему. И не забывай об этом.
Он набрал на клавиатуре:
ФОТОГРАФИЯ МОЕЙ ЖЕНЫ ВИСИТ НА ЗАПАДНОЙ СТЕНЕ КАБИНЕТА.
Он посмотрел на эти слова, и они понравились ему не
больше, чем сама фотография. Он нажал клавишу "СТЕРЕТЬ".
Слова исчезли. На экране не осталось ничего, кроме ровно
пульсирующего курсора.
Он взглянул на стену и увидел, что фотография его жены
также исчезла.
Он сидел на одном месте в течение очень долгого времени -
по крайней мере, так ему показалось и смотрел на то место,
где раньше висела фотография его жены. Из шокового
состояния его вывел только запах, доносящийся из компьютера.
Запах, который он помнил так же хорошо, как и тот день,
когда разбился его Волшебный Шар. Пахли испарения,
исходившие от железнодорожного трансформатора. Запах
появлялся, когда трансформатор начинал перегреваться. Тогда
его надо было выключить и дать ему остыть. Так он и
сделает.
Через одну минуту.
Он поднялся и подошел к стене на ватных ногах. Он ощупал
рукой стену. Фотография висела здесь. Да, прямо здесь. Но
ее больше не было, не было даже крючка, на котором она
висела. Не было дырки, которую он просверлил в стене, чтобы
приделать крючок. Все исчезло.
В глазах у него помутилось, и он поплелся обратно, вяло
подумав, что сейчас потеряет сознание. Он вцепился в спинку
стула и стоял так до тех пор, пока мир снова не приобрел
достаточно ясные очертания.
Он перевел взгляд с пустого пространства на стене, где
когда-то висела фотография Лины, на компьютер, собранный его
погибшим племянником.
Вас это удивляет? - услышал он у себя в голове голос
Нордоффа. Вас это удивляет? Вас удивляет, что какой-то
ребенок в пятидесятых годах открыл частицы, движущиеся во
времени в обратном направлении? Вас удивляет, что ваш
гениальный племянник соорудил эту штуку из неисправных
блоков от разных компьютеров, проводов и деталей от
электрических игрушек? Вас это настолько удивляет, что вы
чувствуете, как сходите сума?
Запах от трансформатора стал гуще и сильнее. Он заметил
струйки дыма, выходящие из вентиляционных щелей в корпусе
монитора. Гул также усилился. Пора было выключить
компьютер - каким бы гениальным Джон не был, он не мог
успеть отладить этот безумный механизм.
Но знал ли он, что он будет работать таким образом?
Ощущая себя порождением своей собственной фантазии,
Ричард вновь сел напротив экрана и набрал на клавиатуре
следующий текст:
ФОТОГРАФИЯ МОЕЙ ЖЕНЫ ВИСИТ НА СТЕНЕ.
Он перечитал его, перевел глаза на клавиатуру и нажал
клавишу "ПРИВЕСТИ В ИСПОЛНЕНИЕ".
Он посмотрел на стену.
Фотография Лины висела на том же самом месте, где всегда.
"Боже", - прошептал он. "Боже мой".
Он провел рукой по лицу, посмотрел на экран (там снова
ничего не было, кроме мигающего курсора) и напечатал:
НА ПОЛУ У МЕНЯ В КАБИНЕТЕ НИЧЕГО НЕТ.
Потом он нажал на клавишу вставки и добавил:
КРОМЕ МАЛЕНЬКОГО МАТЕРЧАТОГО МЕШОЧКА С ДЮЖИНОЙ
ДВАДЦАТИДОЛЛАРОВЫХ ЗОЛОТЫХ МОНЕТ.
Он нажал "ПРИВЕСТИ В ИСПОЛНЕНИЕ".
Он посмотрел вниз и увидел на полу небольшой белый
мешочек с затянутой горловиной.
"Боже мой", - услышал он свой голос словно со стороны.
"Боже мой. Господи Боже мой".
Он продолжал бы заклинать Господа еще в течение очень
долгого времени, но компьютер внезапно стал издавать
короткие гудки. В верхней части экрана замигало слово
"ПЕРЕГРУЗКА".
Ричард выдернул шнур из сети и бросился из кабинета,
словно все черти ада следовали за ним.
Но перед тем как оставить кабинет, он подобрал маленький
мешочек и положил его себе в карман.
Он позвонил Нордоффу вечером, когда холодный ноябрьский
ветер играл на расстроенной волынке стоящих за окнами
деревьев. Группа, в которой играл Сет, внизу приканчивала
мелодию Боба Сегера. Лина ушла в клуб поиграть в бинго.
"Эта штука работает?" - спросил Нордофф.
"Работает отлично", - сказал Ричард. Он сунул руку в
карман и извлек монету. Она была тяжелой, тяжелее, чем часы
фирмы "Ролекс". Суровый профиль орла был оттиснут на одной
из сторон. Рядом были выбиты цифры: 1871. "Она делает
такие вещи, в которые вы никогда не поверите".
"Почему же не поверю", - сказал Нордофф спокойно. Он был
очень талантливым мальчиком и очень вас любил, мистер
Хэгстром. Но будьте осторожны. Мальчик есть мальчик,
талантлив он или нет, да и любовь может быть использована в
дурных целях. Вы понимаете, о чем я?"
Ричард не понимал ничего. Он ощущал жар и лихорадку. В
сегодняшней газете была указана цена золота - 514 долларов
за унцию. Каждая монета весила в среднем четыре с половиной
унции. В сумме это составляло двадцать семь тысяч семьсот
пятьдесят шесть долларов. И это составляло лишь примерно
четверть той суммы, которую он сможет выручить за эти
монеты, если продаст их как монеты.
"Мистер Нордофф, вы можете приехать ко мне? Прямо
сейчас? Этим вечером?"
"Нет", - ответил Нордофф. "Не думаю, что мне этого
хочется, мистер Хэгстром. Мне кажется, это должно остаться
между вами и Джоном".
"Но..."
"Только помните, что я сказал. Ради Бога, будьте
осторожны". Раздался небольшой щелчок - это Нордофф повесил
трубку.
Через полчаса он вновь сидел у себя в кабинете и смотрел
на компьютер. Он прикоснулся к кнопке ВКЛ, но не спешил
нажать ее. Когда Нордофф сказал это во второй раз, до
Ричарда дошло. Ради Бога, будьте осторожны. Да. Он должен
быть осторожным. С машиной, которая может сделать такое...
Как она это делает?
Он не мог это себе представить... но именно поэтому ему
легче было примириться с этим. Он был преподавателем
английского и отчасти писателем, и всю свою жизнь он не
понимал, как работают вещи: проигрыватели, двигатели
внутреннего сгорания, телефоны, телевизоры, устройство для
спуска воды в его туалете. Его жизнь была историей
понимания того, что надо делать, а не как это происходит.
Случай с компьютером ничуть не выбивался из этого ряда.
Разве что степенью непонимания.
Он включил компьютер. Как и в первый раз, на экране
появились слова: "С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, ДЯДЯ РИЧАРД! ДЖОН". Он
нажал "ПРИВЕСТИ В ИСПОЛНЕНИЕ", и послание от его племянника
исчезло.
Эта штука долго не проработает, - подумал он неожиданно.
Он подумал, что Джон, должно быть, еще работал над ней,
когда произошла катастрофа. Он был уверен, что у него еще
есть время: в конце концов, день рождения дяди Ричарда был
только через три недели...
Но время Джона вышло, и этот удивительный компьютер,
обладающий способностью создавать новые вещи и уничтожать
старые, вонял как перегревшийся трансформатор от игрушечной
железной дороги и начинал дымить через несколько минут
работы. Джон мог еще усовершенствовать его. Он был...
Уверен, что у него еще есть время?
Но ведь это неправда. Ведь это ужасная неправда. Ричард
понял это. Спокойное, внимательное лицо Джона, его
отрешенные глаза за толстыми стеклами очков... в них не
было уверенности, никакой надежды на то, что времени еще
предостаточно. Какое там слово пришло ему в голову сегодня?
Обреченный? Это слово подходило Джону. Чувство
обреченности было таким ощутимым, что иногда Ричарду
хотелось обнять Джона, сказать ему, чтобы он немного
взбодрился, что встречаются еще счастливые концовки и
положительные герои не всегда умирают молодыми.
Потом он подумал о Роджере, швыряющем изо всей силы
Волшебный Шар на дорожку. Он вновь услышал хруст и увидел
волшебную жидкость, вытекающую из шара - обычную воду,
разумеется. И этот образ смешался с видением убогого
автофургона Роджера с надписью "ОПТОВЫЕ ПОСТАВКИ ХЭГСТРОМА",
который падает с края пыльного, крошащегося утеса и
расплющивает нос о землю со звуком столь же незначительным,
как и сам Роджер. Он увидел - хотя и не хотел этого - лицо
жены брата, превращающееся в месиво кровавого мяса и костей.
Он увидел Джона, сгорающего в остове фургона. Джон кричал,
