алкаш продолжает что-то делать. Алкаш в отключке ведет
себя, словно неугомонный бес. Что-то вроде зловредного
форнита. Он может позвонить своей бывшей жене и оскорбить
ее по телефону, а может, выехав на противоположную полосу
шоссе, врезаться в машину, полную детей. Может бросить
работу, украсть что-нибудь в магазине или отдать кому-нибудь
свое обручальное кольцо. Одним словом, неугомонный бес.
Я, однако, как потом выяснилось, придя домой, написал
письмо. Только не Регу, а себе. И судя по этому письму,
написал его как бы не я.
- А кто? - спросила жена писателя.
- Беллис.
- Кто такой Беллис?
- Его форнит, - произнес писатель в оцепенении. Тусклый
взгляд его, казалось, сосредоточился на чем-то очень
далеком.
- Да. Именно, - сказал редактор немного удивленно, потом
снова прочел им по памяти то письмо. - "Привет от Беллиса.
Твои проблемы вызывают у меня искреннее сочувствие, мой
друг, но я хотел бы сразу заметить, что ты не единственный,
кому трудно. Мне тоже досталась не самая легкая работа. Я
могу посылать пишущую машинку форнусом до конца твоих дней,
но нажимать на клавиши придется тебе. Именно для этого Бог
создал людей. Так что я сочувствую, но не более того.
Понимаю твое беспокойство по поводу Рега Торпа. Однако
гораздо больше меня волнует положение моего брата Ракне.
Торп беспокоится о том, что с ним станет, если Ракне его
покинет, но лишь потому, что он эгоистичен. С писателями
всегда такая беда - они все эгоистичны. Его совсем не
волнует что будет с Ракне, если ТОРП покинет его. Или
станет el bonzo seco.
Это никогда, видимо, не трогало его чувствительную душу.
Но, к счастью, все наши тягостные проблемы имеют одно и то
же промежуточное решение, поэтому я напрягаю свои крошечные
руки и тело, чтобы предложить, его тебе, мой пьяный друг.
Ты можешь пожелать узнать окончательное решение, но, уверяю
тебя, его нет. Все раны смертельны. Принимай то, что есть.
Веревка иногда бывает слабо натянута, но у нее всегда есть
конец. Так что благодари судьбу за лишние секунды и не
трать время, проклиная последний рывок. Благодарное сердце
знает, что в конце концов всем нам висеть.
Ты должен заплатить ему за рассказ сам. Но не своим
чеком. Торп, может быть, и страдает серьезным и опасным
расстройством ума, но это ни в коем случае не означает
глуппость". - Редактор произнес это слово по буквам
"Г-л-у-п-п-о-с-т- ь", потом продолжил. - "Если ты пошлешь
ему чек от своего имени, он раскусит тебя в пять секунд.
Сними со своего счета восемьсот долларов с мелочью, и пусть
твой банк откроет для тебя новый счет на имя "Арвин
Паблишинг Инкорпорейтед". Дай им понять, что тебе нужны
чеки, выглядящие серьезно, по-деловому. Никаких там
картинок с пейзажами и прочей ерундой. Выбери друга,
которому ты доверяешь, и оформи его сотрассантом (3). Когда
все будет готово, выпиши чек на восемьсот долларов, и пусть
этот друг его тоже подпишет. Потом отправь чек Регу Торпу.
На какое-то время это его выручит".
Все Дальше стояла подпись "Беллис". Но не от руки, а на
машинке.
Писатель присвистнул.
- Первое, что я заметил проснувшись, была машинка.
Выглядела она так, словно кто-то старался сделать из нее
пишущую машинку, принадлежавшую привидению. Днем раньше у
меня стоял черный конторский "Ундервуд". Когда же я
проснулся - с головой размерами с Северную Дакоту - машинка
приобрела странный грязно-серый оттенок. Последние
несколько предложений в письме выглядели сжато и бледно.
Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что моему старому
доброму "Ундервуду", по всей видимости, пришел конец. Я
попробовал порошок на вкус и двинулся на кухню. На столе
стоял вскрытый пакет сахарной пудры с воткнутой в него
ложкой. А по дороге от кухни до закутка, где я в те дни
работал, сахарная пудра была рассыпана буквально везде.
- Ты кормил своего форнита, - сказал писатель. - Беллис
оказался сладкоежкой. По крайней мере ты так думал.
- Да. Но даже с такого жуткого похмелья я знал
совершенно точно, кто этот форнит. Он начал загибать
пальцы.
- Во-первых, Беллис - это девичья фамилия моей матери.
Во-вторых, фраза el bonzo seco. Этой фразой мы с братом в
детстве обозначали психов. В-третьих - и это самое главное,
- написание слова "глупость". Это как раз одно из тех слов,
в которых я обычно делаю опечатки. Я как-то работал с одним
в высшей степени грамотным человеком, который писал
"рефрижератор" через "д" - "рефриджератор" - независимо от
того, сколько раз корректор это слово исправлял. Был еще
один доктор наук из Принстона, который неизменно писал
"женьщина" вместо "женщина".
Жена писателя неожиданно рассмеялась: - Я тоже так пишу.
- Я, собственно, хотел сказать, что опечатки или описки
человека - это нечто вроде его письменных отпечатков пальцев
Можете спросить любого корректора, который занимался
произведениями одного и того же писателя несколько раз.
Короче, мы с Беллисом были одним лицом. Однако совет он
мне дал чертовски хороший. Я решил, что он просто
великолепен. Потом я так и поступил. Но тут есть кое-что
еще подсознание, конечно, оставляет свои следы, но в нем
живет и совершенно незнакомый человек. Очень странный тип,
который знает чертовски много. Я, например, никогда в
жизни, как мне казалось, до этого не встречал выражения
"сотрассант", однако оно присутствовало в письме, казалось
уместным, и позже я узнал, что банки таким термином
пользуются.
За трехнедельный период я написал Регу Торпу и его жене
по паре писем. Помню, как писал ей, но не ему. Как и
письмо от Беллиса, я написал их в периоды "отключки". Но,
даже впадая в полную невменяемость, я сохранял свои рабочие
навыки, так же как и привычные опечатки. Я ни разу не забыл
сделать второй экземпляр под копирку и, очухавшись утром,
всегда находил копию где-нибудь рядом с машинной. Потом
читал все написанное, словно письмо от другого человека. Не
то чтобы они выглядели письмами сумасшедшего. Нет. То,
которое я закончил постскриптумом насчет смесителя, было
гораздо хуже. Эти казались... почти здравыми.
В этот короткий период я получал ответные письма,
удивительно светлые. Хотя этот солнечный свет казался мне
каким-то странным, финальным. Словно... Впрочем, не
обращайте внимания. Когда у меня оформится то, что я хотел
сказать, я скажу. После.
Рег каждый вечер играл в карты со студентами, жившими по
соседству, и к тому времени, когда начали опадать листья,
они считали его чуть ли не богом, спустившимся с небес.
Если они не играли в карты или во фризби, они разговаривали
о литературе, и Рег ненавязчиво помогал им осваивать этот
мир. Он взял щенка в местном отделении общества защиты
животных и прогуливался с ним каждое утро и каждый вечер,
встречаясь с другими соседями. Люди, решившие было, что
Торпы - очень странная семья, начали менять свое мнение о
них. Когда Джейн предложила нанять прислугу, поскольку
справляться с домашним хозяйством без электричества ей
оказалось не под силу, Рег сразу же согласился. Его
беззаботное отношение к этой идее крайне удивило Джейн.
Дело было не в деньгах после "Персонажей преступного мира"
денег им хватало Дело, по мнению Джейн, было в них. Они,
как заявлял ранее Рег, скрывались везде, а что может быть
лучше для их агента, чем приходящая прислуга, женщина,
которая может ходить по всему дому, заглядывать под кровати,
в шкафы и, возможно, даже в ящики письменного стола, если
они не заперты или не заколочены накрепко.
Однако он дал ей добро, сказав, что чувствует себя
бессовестным эгоистом, потому что не додумался до этого сам
раньше, хотя он - Джейн специально об этом упомянула -
выполнял почти всю тяжелую домашнюю работу вроде стирки и
тому подобного. Рег поставил только одно условие чтобы эта
женщина не смела заходить в его кабинет.
Лучше всего - с точки зрения Джейн - и наиболее
обнадеживающе было то, что Рег вернулся к работе, на этот
раз над новым романом Она прочла первые три главы и решила,
что они просто великолепны. Все это, сказала она, началось,
когда я взял "Балладу о гибкой пуле" для "Логанса": до того
момента он практически ничего не писал. Джейн меня
буквально благословляла.
Джейн договорилась с темнокожей среднего возраста
женщиной насчет работы по дому, потом решилась на
более-менее откровенный разговор о странностях своего мужа
Женщина, которую звали Гертруда Рулин, рассмеялась и
сказала, что ей приходилось работать у людей и гораздо более
странного поведения. Первую неделю, после того как Рулин
приступила к своим обязанностям, Джейн провела примерно так
же, как и первый визит к живущим по соседству молодым людям
- в ожидании какого- нибудь дикого взрыва. Но Рег очаровал
прислугу с такой же легкостью, с какой расположил к себе
соседей-студентов разговаривал с ней о ее работе для церкви,
о муже и о младшем сыне Джимми, по сравнению с которым, по
словам Гертруды, Грозный Деннис (4) выглядел просто
паинькой. Всего у нее было одиннадцать детей, но между
Джимми и предыдущим ребенком прошло девять лет. Справлялась
она с ним с трудом.
Рег, казалось, поправлялся. По крайней мере, если
смотреть на вещи его глазами. Но на самом деле он оставался
таким же сумасшедшим, как и всегда. И я, конечно, тоже.
Безумие можно сравнивать с гибкой пулей, и любой специалист
по баллистике скажет вам, что двух одинаковых пуль не
бывает. В одном из писем ко мне Рег рассказал немного о
новом романе, потом сразу перешел к форнитам. К форнитам
вообще и к Ракне в частности. Рассуждал о том,
действительно ли они хотят захватить их и подвергнуть
исследованиям. Письмо заканчивалось словами- "С тех пор как
мы начали переписываться, мое отношение к жизни заметно
улучшилось. Возрос и мой интерес к ней. Я очень это ценю,
Генри. Очень признателен тебе. Рег". А ниже постскриптум
с неназойливым вопросом: определили ли мы уже
художника-иллюстратора для работы над его рассказом? Вопрос
вызвал у меня очередной приступ вины и острую необходимость
оказаться рядом с домашним баром...
Рег помешался на форнитах, я - на электричестве.
В моем ответном письме форниты упоминались только мельком
к тому времени я действительно подыгрывал Регу, по крайней
мере в этом вопросе Эльф с девичьей фамилией моей матери и
мои собственные опечатки волновали меня мало.
Но с течением времени я все больше и больше начинал
интересоваться электричеством, микроволнами, радиочастотами,
воздействием радиоволн, излучаемых бытовыми
электроприборами, микродозами радиационного излучения и бог
знает чем еще. Я пошел в библиотеку и набрал книг на эти
темы. Еще несколько книг купил. Обнаружил там массу
пугающей информации. Конечно, именно эту информации я и
искал.
Я распорядился, чтобы у меня сняли телефон и отключили
электричество.
Когда я получил письмо от Джейн Торп, где он писала про
новое "открытие" Рега- фольгу, одна часть моего разума
восприняла сообщение как еще один признак безумия Рега, и
эта часть знала, что я должен отнестись к новому факту так,
словно я целиком понимал правоту Джейн. Другая же часть - к
тому времени гораздо большая - подумала "Замечательная
идея!" И на следующий день я закрыл в своей квартире розетки
фольгой. Это я-то, который как вы помните, в принципе
помогал Регу Тропу. В некотором смысле это даже забавно.
В ту ночь я решил уехать из Манхэттена. Я мог поехать в
старый семейный дом в Адирондаксе, и эта мысль показалась
мне удачной. Единственное, что удерживало меня в городе, -
это рассказ Рега Торпа. Если "Баллада о гибкой пуле"
служила Регу своего рода спасательным кругом в водах
безумия, то тем же самым она стала и для меня, я хотел
поместить его в хороший журнал. Сделав это, я мог бы
уехать.
Таково было состояние бесславной переписки Уилисона и
Торпа к тому моменту, когда все действительно пошло вразнос.
Мы с ним сильно напоминали двух умирающих наркоманов,
обсуждающих сравнительные достоинства героина и
транквилизаторов. У Рега завелись форниты в пишущей
