и подергивались, теряя остатки жизни. Были также какие-то существа,
напоминавшие москитов, только у них можно было заметить настоящие глаза, и
они, казалось, рассматривали меня. Я мог слышать, как налипшие
растения царапают корпус автомобиля, умирая и стараясь за что-нибудь
зацепиться. И все, о чем я мог думать, было: "Где же, черт возьми, она
ехала? И как ухитрилась попасть сюда за три четверти часа?" Затем я увидел
еще кое-что . Это было какое-то животное, почти расплющенное на решетке
радиатора, как раз под самой эмблемой фирмы "Мерседес" -- типа звезды,
вставленной в круг. Вообще-то большинство животных погибает под колесами
автомобилей, потому что они прижимаются к земле, надеясь, что беда
пронесется над ними. Но сплошь и рядом некоторые из них вдруг прыгают не в
сторону, а прямо на чертову машину, и это безумие может привести к гибели не
только животного, но и водителя с пассажирами -- мне случалось слышать о
таких происшествиях. Это создание, видимо, сделало то же самое. И оно
выглядело так, что вполне смогло бы перепрыгнуть танк "Шерман". Оно
смотрелось словно произошедшее от спаривания вальдшнепа и ласки. Но на то,
что осталось не расплющенным, лучше было бы не смотреть. Оно резало глаза,
Дэйв. И даже хуже, оно ранило твое сознание. Его шкура была покрыта
кровью, а на концах лап свисали когти, торчавшие из подушечек, наподобие
кошачьих, только куда длиннее. Оно имело огромные желтые глаза, только они
уже окостенели. Когда я был ребенком, у меня была фарфоровая игрушка --
скульптура каркающего ворона,-- которая напоминала это существо. И зубы.
Длинные, тонкие игольчатые зубы, выглядевшие почти как штопальные иглы,
вытащенные из его рта. Некоторые из них торчали прямо в стальной решетке
радиатора. Вот почему и вся эта тварь оставалась висеть на передке машины,
она сама себя подвесила за счет острых и цепких зубов. Я рассмотрел
ее и был абсолютно уверен, что голова ее полна яда, как у гадюки, и прыгнула
она на машину, как только заметила ее, для того, чтобы попытаться прикончить
эту добычу. И я знал, что отдирать эту тварь от машины мне не следует,
потому что у меня были царапины на руках -- порезы от сена,-- и можно было
быть почти уверенным, что я погибну столь же просто, как если бы на меня
свалился здоровый камень, от всего нескольких капель яда, который бы
просочился в порезы.
-- Я подошел к дверце водителя и открыл ее. Сработал сигнал внутреннего
освещения, и я смог глянуть на счетчик пройденного расстояния, который она
всегда ставила на ноль перед началом любой поездки... и то, что я увидел,
было тридцать одна и шесть десятых мили.
-- Я смотрел на счетчик довольно долго, а затем подошел к черному входу
в дом. Она сдвинула экран и разбила стекло в двери для того, чтобы
дотянуться снаружи до задвижки и открыть дверь. Там была прикреплена
записка. В ней было написано: "Дорогой Хомер, я добралась сюда чуть раньше,
чем сама предполагала. Нашла еще более короткий путь -- и не стала
колебаться! Вы еще не прибыли сюда, и я решила залезть в свой дом, как
опытный взломщик. Уорт приедет послезавтра. Вы не сможете закрепить экран и
вставить новое стекло в дверь до этого? Надеюсь, что сможете. Подобные вещи
всегда очень огорчают его. Если я не выйду поздороваться, знайте, что я уже
сплю. Поездка оказалась очень утомительной, но я почти не потеряла на нее
времени! Офелия."
"Утомительна!" -- Я еще раз глянул на эту тварь, висящую на
решетке радиатора, и подумал : "Да, сэр, она должна была быть чертовски
утомительной. Клянусь Богом, да".
Он снова замолчал и щелкнул пальцами.
-- Я видел ее только еще один раз. Примерно через неделю. Уорт был в
Касл Роке, но он купался в озере, плавая взад и вперед, взад и вперед,
словно он охранял лес или непрерывно подписывал бумаги. Вообще-то больше
походило на подписывание бумаг, я так думаю.
"Миссис,-- сказал я,-- это не мое дело, конечно, но вам не следует
больше раскатывать в одиночку. Той ночью, когда вы разбили стекло в двери,
чтобы войти в дом, я увидел нечто, прицепившееся к решетке радиатора спереди
вашей машины..."
"А! Этот лесной цыпленок! Я позаботилась о нем",-- ответила она.
"Боже! -- воскликнул я.-- Надеюсь, вы как-нибудь побереглись!"
"Я надела садовые перчатки Уорта,--- сказала она.-- Но ведь это не что
иное, Хомер, как подпрыгнувшая вверх лесная птица с небольшим запасом яда в
клюве".
"Но, миссис,-- возразил я,-- где же водятся такие птички? И если на
ваших срезанных маршрутах попадаются такие невинные птички, что же будет,
если вам повстречается медведь?"
-- Она глянула на меня -- и я увидел в ней другую женщину -- ту самую
Диану. "Если что-нибудь и меняется вдоль тех дорог,-- сказала Фелия,-- то
ведь и я, наверное, тоже меняюсь там. Взгляните на это".
-- Ее волосы были собраны в пучок на затылке и заколоты шпилькой. Она
ее вытащила и распустила волосы. Ими можно было только любоваться,-- они
создавали ощущение какого-то мощного потока, вдруг вылившегося с головы
Фелии. Она сказала: "Они начали было седеть, Хомер. Вы видите теперь эту
седину?" И она повернулась к солнцу, чтобы оно получше осветило ее голову.
"Нет, мэм",-- сказал я.
-- Она посмотрела на меня, ее глаза заискрились, и она сказала: "Ваша
жена -- хорошая женщина, Хомер Бакленд, но она увидела меня в магазине и на
почте, и мы перебросились всего парой словечек, а я уже заметила, что она
смотрит на мои волосы с тем выражением удовлетворения, которое понимают
только женщины. Я знаю, что она скажет своим друзьям и подругам... что
Офелия Тодд начала красить свои волосы. Но я этого не делала и не делаю. Я
просто потеряла свой прежний маршрут, ища кратчайшего пути не один и не два
раза... потеряла свой маршрут... и потеряла седину". И она рассмеялась уже
даже не как студентка колледжа, а как старшеклассница. Я восхищался ею и
наслаждался ее красотой, но я также видел и следы другой красоты на ее
лице... и я снова испугался. Испугался за нее и испугался ее.
"Миссис,-- сказал я,-- вы можете потерять не только седую прядь в ваших
волосах"
"Нет,-- ответила она,-- я же говорила, что там я совсем другая... Я
просто целиком делаюсь там другой. Когда я еду по дороге в своей
спортивной машине, я уже не Офелия Тодд, которая никогда не сможет выносить
до срока ребенка или та женщина, которая попыталась заняться поэзией -- да
неудачно, или та женщина, что вечно сидит и делает записи на всех этих
комитетских собраниях, или еще что-то или кто-то. Когда я на дороге за
рулем, я нахожусь внутри своего сердца и чувствую себя подобно..."
"Диане",-- подсказал я.
-- Она посмотрела на меня с веселым и чуть удивленным видом, а затем
рассмеялась. "О, да, подобно какой-нибудь богине,-- согласилась Фелия.--
Она, наверное, лучше всего сюда подойдет, потому что я -- ночной человек, я
люблю просиживать ночи напролет, пока не прочитаю свою книгу, или пока на
телевидении не прозвучит национальный гимн, а также потому, что я очень
бледная, как луна,-- Уорт вечно говорит, что мне нужен тоник или анализы
крови, или еще что-то вроде всей этой чепухи. Но в своем сердце каждая
женщина мечтает походить на богиню, я так думаю -- не случайно же мужчины
слышат постоянное эхо этих дум и пытаются возвести женщин на пьедесталы
(женщину, которая обмочит себе ногу, если не присядет на корточки! это
забавно, если как следует все это обдумать),-- но то, что чувствует мужчина,
вовсе не то, чего желает женщина. Женщина хочет быть свободной -- это все.
Стоять, если ей так хочется, или идти... "Ее глаза обратились на дьявольский
"Мерседес", стоявший на подъездной дорожке, и слегка сузились. Затем она
улыбнулась. "Или править за рулем, Хомер. Мужчине этого не понять. Он
думает, что богине нужно где-то нежиться, прохлаждаться на склонах Олимпа и
кушать фрукты, но ведь в этом нет ничего от бога или богини. Все, что хочет
женщина -- это то, что хочет и мужчина: женщина хочет управлять".
"Будьте осторожны там, где вы едете, миссис -- это все, что нужно",--
сказал я в ответ, а она снова засмеялась и наградила поцелуем в лоб.
-- Она ответила: "Я буду осторожна, Хомер", но это ровным счетом ничего
не значило, и я это сразу понял, потому что сказано это было именно тем
тоном, каким отвечает муж своей жене в ответ на ее частые предупреждения об
одной и той же опасности, когда он давно уже наперед знает, что на самом
деле он не будет... не сможет.
-- Я вернулся к своему грузовичку и напоследок еще раз посмотрел на
нее, а через неделю Уорт сообщил об ее исчезновении. И ее, и этого
дьявольского автомобиля. Тодд прождал семь лет и только затем официально
объявил о ее смерти, а потом еще подождал год на всякий случай -- он не
такой уж простак -- и только затем женился на этой второй миссис Тодд, той,
что только что прокатила , мимо нас. И я не жду, что ты поверишь хотя бы
слову из всего, что я тебе сейчас здесь наплел.
На небе одно из этих толстобрюхих облаков достаточно
сдвинулось, чтобы открыть нам уже появившуюся луну --
полукружье, белое, как молоко. И что-то дрогнуло в моем сердце при этом
зрелище -- наполовину от чувства какого-то страха, наполовину от чувства
любви.
-- Я как раз верю,-- ответил я,-- каждому твоему слову. И даже если это
и не правда, Хомер, это должно было бы быть ею.
Он порывисто обнял меня за шею, что делают все мужчины в тех случаях,
когда они стесняются прибегать, к поцелуям, словно женщины, затем рассмеялся
и встал.
-- Даже если бы это и не должно было бы быть правдой, это все же
чистая правда,-- сказал Хомер. Он достал часы из кармана и глянул на них.--
Я пойду вниз по дороге проверять, как там у дома Скотта. Ты не хочешь
прогуляться?
-- Лучше я посижу здесь немного,-- ответил я,-- и подумаю на досуге.
Он подошел к лесенке, затем обернулся ко мне, чуть улыбаясь.
-- Думаю, что она была права,-- заметил он.-- Она была совсем
другой на этих дорогах, которые не уставала находить... не было ничего, что
могло бы остановить ее. Тебя или меня, возможно, остановило бы, но не ее. И
я думаю, она по-прежнему юная.
Затем он забрался в свой грузовик и уехал к дому Скоттов.
Это было два года назад, и Хомер уже давно уехал в Вермонт как я уже
говорил, по-моему. Однажды вечером перед отъездом он навестил меня. Его
волосы были аккуратно причесаны, он был выбрит, и от него несло каким-то
невообразимо приятным запахом лосьона. Лицо было чисто и ясно, глаза --
очень живые. Он сейчас выглядел никак не старше шестидесяти, хотя ему уже
перевалило за семьдесят, и я был рад ему, хотя в душе чуточку завидовал и
даже злился на него за этот его цветущий вид. Старым рыбакам особенно
досаждает артрит, но даже он, казалось, отступил в этот вечер от Хомера,
словно вытащив из его рук свои рыболовные крючки и оставив их только для
меня.
-- Я уезжаю,-- сказал он.
-- Да?
-- Да.
-- Хорошо, ты хочешь, чтобы я пересылал тебе твою почту?
-- Не хочу ничего об этом даже знать,-- ответил он.-- Все мои счета
оплачены. Я хочу совершенно чистым уехать отсюда и порвать все связи.
-- Ну, дай мне хотя бы твой адрес. Я буду иногда тебе позванивать,
старина.-- Я уже ощутил какое-то чувство одиночества, наваливающееся на
меня, словно надеваемый плащ... и, взглянув на него еще разок, я понял, что
дела обстоят не совсем так, как мне сперва показалось.
-- У меня еще нет ни телефона, ни адреса,-- сказал Хомер.
-- Хорошо,-- ответил я.-- Но это -- Вермонт, Хомер?
