- Ладно, чего там. Вы правы. Я бы не отказался от такого сына. Когда
моя жена рожала Катрину, пришлось делать кесарево. Ей больше нельзя
иметь детей, врач сказал, что это убьет ее. Тогда ей перевязали трубы, а
я сделал вазектомию. Для страховки.
Джонни подошел к окну и долго стоял со стаканчиком в руке, вглядыва-
ясь в темноту. Кроме снега, смотреть было не на что, но он не мог обер-
нуться, иначе Баннерман сломался бы окончательно. Не нужно быть экстра-
сенсом, чтобы почувствовать это.
- Отец Фрэнка работал на железнодорожной ветке Бостон - Мэн. Погиб,
когда мальчику было лет пять. Пьяный полез сцеплять вагоны, и его буфе-
рами... в лепешку. Фрэнк остался единственным мужчиной в доме. Роско ут-
верждает, что у него в школе была девочка, но миссис Додд быстро это де-
ло поломала.
НИЧЕГО УДИВИТЕЛЬНОГО, подумал Джонни. ЖЕНЩИНА, КОТОРАЯ МОГЛА... ПРИ-
ЩЕПКОЙ... СОБСТВЕННОГО СЫНА... ТАКАЯ НИ ПЕРЕД ЧЕМ НЕ ОСТАНОВИТСЯ. ТОЖЕ
ХОРОШАЯ ПСИХОПАТКА.
В шестнадцать лет он пришел ко мне и спросил, не возьмут ли его поли-
цейским на полставки. Сказал, что с детства ни о чем другом не мечтает.
Мне он сразу понравился. Я оставил его при себе и платил из своего кар-
мана. Платил, сами понимаете, сколько мог, но он не жаловался. Готов был
вкалывать задаром. За месяц до окончания школы подал рапорт с просьбой
перевести его на полную ставку, однако в тот момент у нас не было вакан-
сий. Тогда он устроился где-то на временную работу, а по вечерам ездил
на лекции для полицейских в Горемский университет. Похоже, что Додд и
тут пыталась все поломать - не хотела оставаться дома одна, но на этот
раз Фрэнк уперся... не без моей поддержки. Мы взяли его к себе в июле
семьдесят первого года, и с тех пор он у нас... Вот вы мне говорите та-
кое, а я как вспомню, что Катрина была там вчера утром, что она прошла в
двух шагах от того человека... для меня это все равно что кровосмешение.
Фрэнк бывал у нас в доме, ел с нами за одним столом, раза два мы остав-
ляли на него маленькую Кэти... а вы говорите...
Джонни повернулся. Баннерман снял очки и вытирал глаза.
- Если вам и вправду дано все это видеть, мне жаль вас. Бог создал
вас уродцем вроде коровы с двумя головами - показывали такую на ярмарке.
Простите. Зря я вас так.
- В Библии сказано, что бог равно любит все свои создания, - отозвал-
ся Джонни. Голос у него слегка дрожал.
- Ну-ну, - кивнул Баннерман, потирая переносицу. - Оригинально же он
решил продемонстрировать это, вы не находите?
Спустя минут двадцать зазвонил телефон, и Баннерман быстро снял
трубку. Сказал два-три слова. Потом долго слушал. И старел у Джонни на
глазах. Положив трубку, он молча смотрел на Джонни.
- Двенадцатого ноября семьдесят второго года, - выдавил он наконец. -
Студентка. Ее нашли в поле у шоссе. Анна Саймонс. Изнасилована и удуше-
на. Двадцать три года. Группа спермы не установлена. И все же, Джонни,
это еще ничего не доказывает.
- Не думаю, что вам действительно нужны дополнительные доказательст-
ва, - сказал Джонни. - Поставьте его перед фактами, и он во всем созна-
ется.
- А если нет?
Джонни припомнил свое видение у скамейки. Оно налетело на него с бе-
шеной скоростью, словно смертоносный бумеранг. Ощущение рвущейся ткани.
И сладкая, ноющая боль, воскресившая в памяти боль от прищепки. Боль,
которая искупала все.
- Заставите его спустить штаны, - сказал Джонни.
Репортеры еще толпились в вестибюле. Едва ли они ожидали развязки или
по крайней мере неожиданного поворота в деле. Просто дороги из-за снега
стали непроезжими.
- Вы уверены, что приняли наилучшее решение? - Ветер отшвыривал слова
Джонни куда-то в сторону. Разболелись ноги.
- Нет, - ответил Баннерман просто. - Но думаю, что вам надо быть при
этом. Думаю, Джонни, будет лучше, если он посмотрит вам в глаза. Пошли,
Додды живут всего в двух кварталах отсюда.
Они шагнули в снежный буран - две тени в капюшонах. Под курткой у
Баннермана был пистолет. Наручники он пристегнул к ремню. Они и квартала
не прошли по глубокому снегу, а Джонни уже начал сильно прихрамывать,
хотя и не сказал ни слова.
Но Баннерман заметил. Они остановились в дверях касл-рокского транса-
гентства.
- Что с вами, дружище?
- Ничего, - сказал Джонни. Ну вот, теперь и голова заболела.
- Что значит "ничего"? Глядя на вас, можно подумать, что у вас слома-
ны обе ноги.
- Когда я вышел из комы, врачам пришлось их прооперировать. Атрофиро-
вались мышцы. Начали таять, как выразился доктор Браун. И суставы стали
ни к черту. Все, что можно, заменили синтетикой...
- Это как тому типу, которого отремонтировали за шесть миллионов?
Джонни подумал об аккуратной стопке больничных счетов в верхнем ящике
бюро у них дома.
- Что-то в этом роде. Когда я долго на ногах, они у меня деревенеют.
Вот и все.
- Хотите, вернемся?
- ЕЩЕ БЫ НЕ ХОТЕТЬ, - ВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ И НАЧИСТО ЗАБЫТЬ ОБ ЭТОМ КОШМА-
РЕ. И ЗАЧЕМ ПРИЕХАЛ? РАСХЛЕБЫВАЕШЬ ЗА НЕГО ВСЕ ЭТО, И ТЕБЯ ЖЕ НАЗЫВАЮТ
КОРОВОЙ С ДВУМЯ ГОЛОВАМИ.
- Нет, мне уже лучше, - сказал Джонни.
Они вышли из дверей, ветер подхватил их и попытался метнуть по
желобу пустынной улицы. Они с трудом продвигались, в лицо им светили
облепленные снегом фонари, гнувшиеся под напором ветра. Они свернули в
боковую улочку и миновали пять домов; перед аккуратной двухэтажной
коробкой Баннерман остановился. Подобно соседним, она была наглухо
закрыта и погружена в темноту.
- Вот этот дом, - сказал Баннерман каким-то бесцветным голосом. Они
перебрались через наметенные перед крыльцом сугробы и поднялись по сту-
пенькам.
Пока Баннерман барабанил в дверь, Джонни, превозмогая боль, пересту-
пал с ноги на ногу и думал о том, что эта ночь никогда не кончится. Она
будет тянуться и тянуться и наметет сугробы, которые, рухнув, погребут
всех под собой. Минут через пять дверь отворилась.
Генриетта Додд оказалась женщиной необъятных размеров - настоящая го-
ра плоти. Джонни впервые видел человека столь отталкивающей и болезнен-
ной внешности. Желтовато-серая кожа. Ящероподобные ручки в сыпи, похожей
на экзему. Узкие щелочки глаз, поблескивавших из-под набрякших век. Та-
кой взгляд, с горечью подумал Джонни, бывал у матери, когда она погружа-
лась в свой религиозный транс.
- Что вам нужно среди ночи, Джордж Баннерман? - подозрительно спроси-
ла миссис Додд дребезжащим голосом, похожим на жужжание пчелы или мухи в
бутылке, - такой голос бывает у толстух.
- Мне надо поговорить с Фрэнком, Генриетта.
- Утром поговорите, - сказала Генриетта Додд и хотела закрыть дверь у
них перед носом.
Баннерман придержал дверь рукой.
- Извините, Генриетта. Дело срочное.
- Будить его? Вот еще! - взвизгнула она, стоя в дверях. - Он спит как
убитый! Иногда у меня среди ночи разыгрывается тахикардия, я звоню, зво-
ню в колокольчик, и что же, думаете, он приходит? Как бы не так, спит, и
хоть бы хны. Ничего, когда-нибудь он проснется и найдет в постели мой
труп. Вот умру от сердечного приступа - кто тогда подаст ему это чертово
яйцо в мешочек! А все потому, что вы совсем его загоняли.
Она улыбнулась довольно гаденькой улыбочкой - так улыбаются, поверяя
под большим секретом грязную историю, - вот, мол, полюбуйтесь.
- Каждую ночь дежурство, гоняется на машине за всякой пьянью, а у
них, может, пистолет под сиденьем. Мотается по забегаловкам да притонам,
где всякий сброд, а вам начхать. Знаю я, что там творится, шлюха за
кружку пива в два счета может наградить моего невинного мальчика ка-
кой-нибудь дурной болезнью.
Ее дребезжащий голос отзывался в висках у Джонни пульсирующй болью.
Хоть бы она уже замолчала! Умом Джонни понимал: это галлюцинация, ре-
зультат усталости и напряжения, но ему все больше казалось, что перед
ним стоит его мать, вот-вот она переведет взгляд с Баннермана на него и
начнет свою волынку о редкостном даре, которым господь наградил Джонни.
- Миссис Додд... Генриетта... - только и успел сказать Баннерман при-
мирительным тоном, но тут она действительно перевела взгляд на Джонни и
уставилась на него своими остренькими и в то же время глуповатыми поро-
сячьими глазками.
- А это кто такой?
- Помощник по особым делам, - не моргнув глазом, ответил Баннерман. -
Генриетта, я должен разбудить Фрэнка. Всю ответственность беру на себя.
- Ах, о т в е т с т в е н н о с т ь! - прогудела она с каким-то
жутковатым сарказмом, и лишь теперь до Джонни дошло, что она боится. От
нее исходили удушливые волны страха - вот отчего у него так заболели
виски! Неужели Баннерман не чувствует? - О т в е е т - с т в е н -
н о с т ь! Ах ты, боже мой, какие мы в а - а а - ж н ы е! Так вот,
Джордж Баннерман, я не позволю будить моего мальчика среди ночи. Так
что вы и ваш помощник по особым делам можете убираться к своим
занюханным бумажонкам!
Она опять попыталась закрыть дверь, но на этот раз Баннерман силой
распахнул ее.
- Отойдите, Генриетта, я не шучу. - Чувствовалось, что он уже на пре-
деле и с трудом сдерживает гнев.
- Вы не имеет права! - завопила она. - У нас не полицейское государс-
тво! Вас вышвырнут со службы! Предъявите ордер!
- Тише, ордер тут ни при чем, просто я должен поговорить с Фрэнком, -
сказал Баннерман и, отстранив ее, прошел в дом.
Джонни как в тумане шагнул следом. Миссис Додд попыталась
перехватить его. Он придержал ее за руку - и в тот же миг страшная боль
пронзила мозг, заглушив тупую ломоту в висках. И ОНА ПОЧУВСТВОВАЛА...
Они смотрели друг на друга лишь мгновение, но казалось, ему не будет
конца: немыслимое, абсолютное всепонимание. Они словно срослись в это
мгновение. Потом миссис Додд отшатнулась, хватаясь за исполинскую
грудь.
- Сердце... сердце... - Миссис Додд судорожно порылась в кармане ха-
лата и достала лекарство. Лицо у нее приобрело оттенок сырого теста. Она
открыла трубочку, вытряхнула горошинку на ладонь, просыпав остальные на
пол и сунула ее под язык. Джонни смотрел на старуху с немым ужасом. Го-
лова была сейчас как пузырь, который вот-вот лопнет от распирающей его
горячей крови.
- В ы з н а л и? - прошептал он.
Ее мясистый, обвисший рот беззвучно открывался и закрывался, откры-
вался и закрывался, точно у выброшенной на берег рыбы.
- Все это время з н а л и?
- Дьявол! - завизжала она. - Чудовище... дьявол... ох, сердце... ох,
я умираю... умираю... врача... ДЖОРДЖ БАННЕРМАН, ТОЛЬКО ПОСМЕЙТЕ ПОД-
НЯТЬСЯ НАВЕРХ РАЗБУДИТЬ МОЕГО МАЛЬЧИКА!
Джонни отпустил ее руку и, машинально вытирая ладонь о пальто, как
будто выпачкал ее, стал неуверенно взбираться по лестнице вслед за Бан-
нерманом. Снаружи ветер всхлипывал под карнизами, как заблудившийся ре-
бенок. Дойдя до середины лестницы, Джонни обернулся. Генриетта Додд си-
дела на плетеном стуле - осевшая гора мяса - и, придерживая руками ог-
ромную грудь, хватала ртом воздух. Голова у Дочини по-прежнему раздува-
лась, и он подумал, как во сне: КОНЧИТСЯ ТЕМ, ЧТО ОНА ПРОСТО-НАПРОСТО
ЛОПНЕТ. И СЛАВА БОГУ.
Старый, потертый коврик на полу в узеньком коридоре. Обои в разводах.
Баннерман колотил в запертую дверь. Здесь наверху было холоднее по мень-
шей мере градусов на десять.
- Фрэнк! Это я, Джордж Баннерман! Фрэнк, проснись!
Никакого ответа. Баннерман повернул ручку и толкнул дверь плечом.
Пальцы соскользнули на рукоять пистолета, но Баннерман не вынул его,
хотя это могло стоить шерифу жизни - впрочем, комната Фрэнка Додда
оказалась пустой.
Они стояли на пороге, осматриваясь. Это была детская. Обои - тоже в
разводах - с танцующими клоунами и деревянными лошадками. Сидевшая на
детском стульчике тряпичная кукла таращила на них блестящие пустые гла-
за. В одном углу - ящик с игрушками. В другом - узкая деревянная кро-
вать. Перекинутый через спинку кровати ремень с кобурой выглядел здесь
