бегает купаться - рожать на свет насекомых типа того, что цапнуло Стэна
Шепарда? Рука его свисала по ту сторону дверцы, он ехал и счастливо молол
языком, как вдруг какая-то тварь со всего маху впилась ему в руку и
засадила свое длинное жало - да так, что тот взвыл. Она прилетела из
этого американского денечка. Стэн дернулся, шлепнул себя по руке и извлек
жало, а через несколько минут рука начала распухать и болеть.
Мы с Дином не могли определить, что это такое. Нужно было лишь
подождать и посмотреть, не спадет ли опухоль. Вот они мы какие - едем к
неизведанным южным землям, и трех миль не отъехали от родимого городка,
старого бедного городка детства, как странное. Лихорадочное, экзотическое
насекомое откуда ни возьмись возникает из какой-то тайной порчи и вселяет
страх в наши сердца.
- Что это такое?
- Я никогда не слыхал, чтобы здесь водились жуки, которые оставляют
такую опухоль.
- Вот черт! - Поездка от этого стала казаться зловещей и обреченной.
Мы ехали дальше. Стэну становилось все хуже. Остановимся у первой же
больницы и вколем ему пенициллин. Проехали Кастл-Рок, уже в темноте
подъехали к Колорадо-Спрингс.
Огромная тень пика Пайк высилась справа от нас. Мы быстро катились по
шоссе в Пуэбло.
- Я стопарил по этой дороге тысячи раз, - рассказывал Дин. - Как-то
ночью прятался вот за этой самой проволочной изгородью, когда меня ни с
того ни с сего по шугани прибило.
Мы все решили рассказывать истории своей жизни, но по очереди, и Стэну
выпало первым.
- Ехать нам далеко, - сделал такое вступление Дин, - поэтому ты
должен очень сильно постараться и вспомнить как можно больше деталей - но
и тогда всего не расскажешь. Легче, легче, - предостерег он Стэна, - ты
при этом сам должен расслабиться. - Стэн пустился в свой рассказ, пока мы
летели сквозь темень. Он начал с житья во Франции, но чтобы преодолеть
громоздившиеся одно на другое пояснения, вынужден был вернуться и начать с
отрочества в Денвере. Они с Дином стали припоминать те разы, когда видели
друг друга рассекающими на великах по городу.
- А вот еще раз ты забыл, я знаю, - гараж "Арапахо". Помнишь? Я кинул
в тебя мяч с отскока на углу, а ты кулаком его отбил, и он укатился в
канализацию. В первом классе. Теперь вспомнил? - Стэн нервничал, его
лихорадило. Он хотел рассказать Дину все. Дин теперь был арбитром,
стариком, судьей, слушателем, он одобрял, он кивал:
- Да, да, продолжай. - Мы проехали Вальзенберг; потом неожиданно -
Тринидад, где в каком-то месте далеко от дороги, перед костром, возможно,
с кучкой других антропологов сидел Чад Кинг и, как в старину, тоже
рассказывал историю своей жизни, и даже присниться ему не могло, что мы
проезжаем по шоссе именно в это мгновенье, направляясь в Мексику и
рассказывая собственные истории. О печальная Американская Ночь! Затем мы
оказались в Нью-Мексико, миновали округлые скалы Ратона и остановились у
закусочной, голодные как волки, наелись гамбургеров и еще завернули с
собой в салфетку, чтобы съесть потом у границы внизу.
- Перед нами сейчас лежит весь Техас по вертикали, Сал, - сказал Дин.
- Раньше мы делали его по горизонтали - расстояние такое же. Мы будем в
Техасе через несколько минут и выедем из него лишь завтра в это же самое
время, а останавливаться не будем вообще. Только подумай.
Мы поехали дальше. По другую сторону гигантской равнины ночи залег
первый техасский городок - Далхарт, который я уже проезжал в 47-м. Он
лежал, поблескивая на темном полу земли в пятидесяти милях от нас. Земля в
лунном свете была сплошными зарослями мескитов и пустошами. На горизонте
стояла луна. Она набухала, она становилась огромной и ржавой, она таяла и
катилась, пока не вмешалась утренняя звезда, и роса не начала залетать нам
в окна, - а мы все мчались. После Далхарта - пустого крохотного городка
- мы погнали в Амарилло и въехали туда утром, оплетенные
травами-попрошайками, бурными на ветру, которые всего лишь пару лет назад
волновались вокруг бизоньих палаток. Теперь же повсюду стояли бензоколонки
и новые музыкальные автоматы образца 1950 года с громадными изукрашенными
рылами, щелями под десять центов и жуткими песнями. Всю дорогу от Амарилло
до Чилдресса мы с Дином сюжет за сюжетом вколачивали в Стэна те книги, что
прочли сами, - тот нас об этом попросил, поскольку очень хотел знать. В
Чилдрессе под горячим солнцем мы повернули прямо на юг по второстепенному
шоссе и пронеслись по бездонным пустошам к Падуне, Гатри и Абилину, Техас.
Дину теперь надо быле поспать, и мы со Стэном сели вперед и повели машину.
Наш шарабан чадил, подскакивал и изо всех сил пробивался вперед. Огромные
тучи ветра с песком обдували нас из мерцавших пространств. Стэн катил себе
дальше с историями про Монте-Карло, Кань-сюр-Мер и голубые местечки под
Ментоной, где темнолицые люди бродят меж белых стен.
Техас неоспорим: мы, медленно дымя, вкатились в Абилин и все проснулись
посмотреть на него.
- Представь, что живешь вот в этом городишке в тыщах миль от больших
городов.
Хуп, хуп, вон там у рельсов - старый городок Абилин, куда свозили
коров, где отстреливались от сыщиков и лакали сивуху. Эй, берегись! -
завопил Дин из окна, скривив рот, как У.К.Филдс. Ему было плевать и на
Техас, и на любое другое место. Краснолицые техасцы были на него не в
обиде - они спешили себе дальше по пылавшим тротуарам. Мы остановились
поесть на шоссе к югу от города. Вечер, казалось, маячил за миллион миль
от нас, когда мы тронулись в сторону Коулмена и Брэди - к сердцу Техаса:
только глухомань низких кустарников вокруг, да изредка домик у ручейка,
страдающего от жажды, да пятидесятимильный объезд по грунтовой дороге, да
бесконечная жара.
- Старая добрая Мексика еще далеко-о, - сонно протянул Дин с заднего
сиденья, - поэтому давайте, парни, гоните, и к утру будем целоваться с
сеньоритами, потому что этот "фордик" может гонять, ежели знать, как с ним
разговаривать и как его подстегивать - только задок вот-вот отвалится, но
вы не волнуйтесь, пока мы дотуда не доедем. - И он уснул.
Я сел за руль и доехал до Фредериксберга, и здесь опять пересек свой
старый маршрут - в этом же месте мы с Мэрилу держались за руки снежным
утром в 1949-м, а где Мэрилу теперь?
- Дуй! - закричал Дин во сне; наверное, ему снился джаз во Фриско или
грядущее мексиканское мамбо. Стэн все говорил и говорил: Дин завел его
предыдущей ночью, и теперь он вообще не собирался затыкаться. К этому
времени он уже перебрался в Англию и повествовал о своих приключениях на
английском автостопе из Лондона в Ливерпуль - длинноволосый, в рваных
штанах, и странные британские шоферы грузовиков подбрасывали его в хмарях
европейской пустоты. У нас у всех от постоянных мистралей старого Техаса
покраснели глаза. В каждом животе было по камню, и мы знали, что медленно,
но верно приближаемся, куда нужно. Машина, содрогаясь от напряжения, еле
выжимала сорок. От Фредериксберга начался спуск по широченным западным
высокогорьям. О ветровое стекло забились бабочки.
- Опускаемся в пекло, мальчики, к пустынным крысам и текиле. Я так
далеко на юге Техаса впервые, - прибавил Дин с восхищением. - Вот же
черт! вот куда, оказывается, мой старик сбегает каждую зиму, хитрющий
бичара.
Мы неожиданно очутились в совершенно тропической жаре у подножия холма
с пятимильным подъемом, а впереди виднелись огоньки Сан-Антонио. Было
такое ошущение, что все это действительно когда-то было мексиканской
территорией. Дома по обочинам - другие, бензоколонки - побитее, меньше
фонарей. Дин с восторгом схватился за руль, чтобы ввезти нас в
Сан-Антонио. Мн въехали в город и сразу попали в южный ералаш из
рахитичных мексиканских хибар без погребов, с креслами-качалками на
крылечках. Мы остановилиеь на безумной заправке поменять масло. Повсюду
стояли мексиканцы - под жарким светом ламп над головой, которые были
просто черны от летних насекомых долины; они совали руки в ящики с
прохладительными напитками, вытаскивали оттуда бутылки с пивом, а деньги
швыряли служителю. Вокруг околачивались целые семейства и ничего больше не
делали. Нас со всех сторон окружали халупы, поникшие деревья и запах дикой
корицы в воздухе.
Со своими мальчиками подходили неистовые мексиканские
девчонки-подростки.
- Ху-у! - вопил Дин. - Си! Маньяна! - Со всех сторон летела музыка,
всевозможная музыка. Стэн и я выпили несколько бутылок пива и заторчали.
Мы уже почти что выбрались из Америки, но все же вполне определенно пока
оставались в ней, да еще и в самой сердцевине ее безумия. Мимо неслись
четкие машины.
Сан-Антонио, ах-хаа! - А теперь, люди, слушайте меня: мы с таким же
успехом можем пару часов повалять дурака в Сан-Антоне, поэтому пошли
найдем Стэну поликлинику, а мы с тобой, Сал, порассекаем тут и поврубаемея
в улицы - посмотри только вон на те дома через дорогу, там можно
заглянуть прямо в гостиную, а всякие дочурки разлатались там с
журнальчиками типа "Настоящей Любви", уиии! Давай, пошли!
Сначала мы бесцельно покатались по городу и поспрашивали народ, где тут
ближайшая поликлиника. Та располагалась поблизости от центра, где всё
больше лоснилось и выглядело по-американски: несколько полунебоскребов,
много неона и типовых забегаловок, - но машины все же ломились вдоль по
улицам из тьмы, окружавшей город, как будто не существовало никаких правил
уличного движения. Мы поставили машину в проезде к поликлинике, и я пошел
со Стэном к доктору, а Дин остался в кабине переодеваться. В вестибюле
было полно бедных мексиканок, некоторые беременные, некоторые больные,
некоторые привели маленьких больных детишек. Это было грустно. Я подумал о
несчастной Терри: что же она делает сейчас? Стэну пришлось ожидать целый
час, пока дежурный врач не дошел до него и не осмотрел его распухшую руку.
Его инфекция как-то называлась, но ни один из нас не смог выговорить
названия. Ему вкололи пенициллин.
Тем временем мы с Дином отправились врубаться в улицы мексиканокого
Сан-Антонио.
Там было ароматно и мягко - мягчайший воздух, которым я когда-либо
дышал, - и темно, и таинственно, и беспокойно. В гудящей темноте
возникали фигуры девушек в белых платках. Дин, онемев, крался по улицам.
- О, здесь слишком чудесно, чтобы что-то делатъ! - шептал он. -
Давай проползем чуть дальше и все увидим. Смотри! смотри! Чокнутая
бильярдная хибара!
- Мы вошли. За тремя столами дюжина парней расписывала пульку - все
мексиканцы. Мы купили кока-колы, напихали никелей в музыкальный автомат и
стали слушать Винонию Блюз Харриса, Лайонела Хэмптона и Лаки Миллиндера и
угорать. Дин тем временем предупредил, чтобы я наблюдал повнимательней: -
Врубись - вот, сейчас, краем глаза, пока мы слушаем, как Винония лабает
про пудинг своей бэби, пока нюхаем вот этот мягчайший, как ты говоришь,
воздух: врубись в пацана, в этого калеку, который мечет пульку за первым
столом, он - козел отпущения всей здешней компании, всю жизнь им был. А
остальные парни безжалостны, но они его любят.
Увечный пацан был каким-то плохо сформировавшимся карликом с огромным
прекрасным лицом, слишком большим для него, на котором влажно поблескивали
громадные карие глазищи.
- Разве ты не видишь. Сал, это здешний мексиканский Том Снарк - та же
самая история по всему свету. Видишь, они лупят его по заднице кием?
Ха-ха-ха! - слышишь, как они смеются? Видишь, он хочет выиграть эту игру,
он поставил четыре монеты. Следи! следи же! - Мы наблюдали, как
ангельский молодой карлик нацелился сорвать банк. Промазал. Парни
взревели. - Эх, чувак! - сказал Дин.
- А теперь смотри. - Они взяли мальчишку за шиворот и стали шутя
терзать его.
Тот визжал. Потом выбежал наружу, в ночь, но кинул назад смущенный
ласковый взгляд. - Ах, чувак, как бы мне хотелось поближе узнать этого
забойного кошака, о чем он думает, какие у него девчонки... ох, чувак, я
просто улетаю по этому воздуху! - Мы немного пошлялись и облазили
несколько темных, таинственных кварталов. Бесчисленные домики прятались в
